— Вы сможете потерпеть до конца рабочего дня?
— Да. — Но слезы не давали ей спокойно говорить.
— Вы уверены? Может быть, мне приехать?
— Нет, мне уже легче. Особенно теперь, когда я знаю, что увижу вас.
— Все будет хорошо, Дженни. Попытайтесь расслабиться. Сможете?
— Могу попробовать.
— И постарайтесь отдохнуть, если сумеете.
А вот на это никакой надежды не было. Дженни знала, что за дневной сон придется расплачиваться — ей предстояло провести всю ночь без сна.
— До завтра, доктор Хэлперн, — торопливо сказала она, — спасибо вам!
В полночь, проведя весь день в четырех стенах, Дженни ощутила что-то вроде приступа клаустрофобии,[5] и ее больше, чем когда-либо, потянуло на берег моря. Даже воспоминание о напавших на нее подонках не могло удержать Дженни. Она подумала о Джеке, но тут же отогнала от себя эту мысль. После привидевшегося во сне она едва ли смогла бы посмотреть ему в глаза.
Дженни вышла из дому и ступила на песок. Холодный ночной ветер раздувал ее одежду, возбуждая и успокаивая одновременно. Вода была ледяная, и студеный бриз подметал пляж. В воздухе стоял запах рыбы и гниющих на берегу водорослей.
Она возвратилась домой после часу ночи, включила стоявший перед диваном телевизор и посмотрела ночное ток-шоу. Затем немного почитала, а пару часов спустя, когда стали показывать старый фильм с участием Джона Уэйна, сладко уснула. Проснулась она от музыкальной заставки утренних новостей и телефонного звонка. Посмотрев на старинные дубовые часы, украшавшие стену кухни, Дженни поняла, что еще немного, и она опоздала бы на работу.
Она отвела со лба растрепавшиеся во время сна волосы подняла трубку и устало выдохнула в микрофон:
— Алло…
— Дженни, это Говард.
— Привет, Говард. — Она не говорила с ним со времени их свидания в пятницу. Глядя на часы, которые неумолимо отсчитывали минуту за минутой, Дженни пробормотала: — Извини, Говард, я ужасно опаздываю. Могу я перезвонить тебе?
— Почему же нет? Конечно.
— Я позвоню тебе с работы.
Она повесила трубку и понеслась вниз по лестнице. Быстро приняв душ, Дженни оделась и заторопилась в библиотеку. Усталость сильно сказывалась на ее работе. Она знала, что после смерти Билла потеряла форму. Приходилось трудиться сверхурочно и даже прихватывать уик-энды, чтобы компенсировать невнимательность, приступы раздражительности и уныния.
Ее начальница Абигэйл Фаулер, или «Аби-краби», как прозвали ее сослуживцы, глаз не спускала с Дженни. После гибели мужа Дженни несколько месяцев отсутствовала, но затем все же решила вернуться к работе. Посещения докторов сказывались на графике ее работы, и миссис Фаулер быстро узнала и о бессоннице Дженни, и о мучивших бедняжку снах.
Однако сочувствия к молодой женщине она отнюдь не испытывала, наоборот, сурово распекала за каждое упущение, причиной которого было переутомление. Дженни знала, что может лишиться места в любой момент, и это заставляло ее нервничать. Она недаром была в университете одной из лучших студенток и в нормальных условиях без труда справлялась бы со своей работой и получала от нее удовольствие. Просто надо было держать себя в руках.
Дженни ушла из библиотеки ровно в пять и поехала прямиком к доктору Хэлперн на улицу де ла Винья. Клиника располагалась в таком же здании испанского стиля, как и большинство домов Санта-Барбары: стены, покрытые белой штукатуркой, и черепичная крыша. Роскошные зеленые растения, которые здесь называли «слоновьими ушами», вздымались над клумбами и свешивались на тротуар, а по бокам тяжелой резной входной двери цвели крошечные красные и белые цимбидиумы.
Дженни вошла в приемную — столики дымчатого стекла, черная кожа, хром… Все это не имело ничего общего с внешним обликом здания. Медсестра, красивая темноволосая девушка лет двадцати шести-двадцати семи, по имени Лесли Мартинес обернулась и улыбнулась ей.
— Сейчас доктор закончит принимать последнего пациента, — сказала Лесли из-за стойки, — и через минуту займется вами.
Дженни утонула в мягком черном кожаном диване. Скорее всего итальянского дизайна. Весь день болела голова, но она пыталась не обращать на это внимания. Дженни досталт из стопки журналов номер «Тайме» и стала старательно листать его.
— Дженни? — В дверях кабинета стояла доктор Хэл-перн. Ее тщательно уложенные короткие светлые волосы были ровно обрезаны чуть ниже ушей, а юбка розового костюма в стиле «шанель» доставала точно до середины колена, как предусматривала последняя мода.
— Хэлло, доктор Хэлперн!
— Хэлло, Дженни. — Доктор провела ее к себе в кабинет, и Дженни, как обычно, уселась на кожаный диван — точь-в-точь такой, как в приемной, только не черный, а кремовый. Светловолосая женщина села в того же цвета кожаное кресло по другую сторону журнального столика. Ее огромный черный лакированный письменный стол находился поодаль.
— Так… С чего начнем? — задумчиво спросила Хэлперн. — Я догадываюсь, что это связано с вашими снами. — Дженни кивнула. — Мы часто говорили об этом. До сих пор вам было трудно их описать.
— Теперь нет, — мрачно ответила Дженни. — Доктор, с тех пор как я была у вас в прошлый раз, многое изменилось. — Она принялась объяснять, что за последние две недели сны стали понемногу меняться, приобретать большую ясность. Рассказала, что теперь в этих ночных кошмарах начали появляться люди и что в конце концов она увидела женщину и даже запомнила черты ее лица.
— Продолжайте, — подбодрила доктор, когда Дженни сделала паузу.
Со всей тщательностью, на какую была способна, она подробно поведала о кровавом языческом ритуале, совершенном полуголыми дикарями.
— Все это очень интересно, — как всегда невозмутимо сказала Хэлперн, но ведь вы хотели рассказать мне о чем-то другом?
— Боюсь, что да. — Дженни сказала доктору Хэлперн, что два последних сна, казалось, никак не были связаны между собой. Вернее, они не были прямым продолжением друг друга. — Скорее всего это были разные части одной истории… и… — Она проглотила комок в горле, пытаясь справиться с волнением.
— И что же? — поторопила доктор. Когда Дженни ничего не ответила, высокая светловолосая женщина откинулась на спинку кресла. — Уверяю вас, Дженни, что бы вы ни сказали, это меня нисколько не будет шокировать.
И все же доктор явно переоценила свои силы. Дженни поняла это, когда по окончании рассказа об исхлестанной ремнем девушке красивое лицо Хэлперн слегка побледнело.
Вынув карандаш из золотистых волос, она нацарапала несколько слов в лежавшем на коленях блокноте.