– А ты помогаешь отцу в работе с газетой?
– Да так, от случая к случаю,— ответила девушка.— Но я еще преподаю живопись в местной школе, собираю здешнюю музыку, даю уроки игры на фортепьяно и гитаре, а с помощью Ганнибала получила еще одну — нерегулярную, но неплохо оплачиваемую — работу: перевожу мудреные ученые бумаги. Я свободно говорю на шести языках, так что с этим проблем нет.
– Как хорошо, что ты используешь свои таланты,— восхитился Питер.
– А все мой папочка, он меня здорово подгонял! Он говорит: на свете столько бездарей, что, если Бог даровал тебе хоть малую толику таланта — исключая, конечно, криминальный,— ты обязана его использовать. А если Бог наделил тебя множеством, используй все! Ведь одаренный человек, зарывающий талант в землю, подобен зрячему, который живет в стране слепых и ходит с закрытыми глазами. Я тебя познакомлю с одной леди, которая не только блестяще использует все дарованные ей Богом таланты, но и открывает в себе все новые и новые.
– Кто такая?
– Ее преподобие Джудит Длиннаяшаль, глава здешней Церкви Второго пришествия. Совет этой Церкви размещается в Плаукипси, штат Вирджиния. Как только не обзывает ее этот безбожник Ганнибал! И Длинныйчулок, и Длинныйбюстгальтер!.. А однажды знаешь как он выразил ся? Вместо «ваше преподобие Длиннаяшаль» сказал «Ваше Неправдоподобие Длиннаяштанина»! Но ей хоть бы хны! Она обожает его словесные выкрутасы! А мы все зовем ее просто — Джу.
Они свернули с дороги к аккуратненькому садику, скрывавшему небольшое бунгало. Рядом с домом стояла крохотная церковка, стены которой были доведены только до половины, так что паства, усевшись для молитвы, могла видеть, что происходит снаружи. Садик находился на краю крутой насыпи, с которой открывался восхитительный вид на зеленые поля и плантации дерева амела, тянувшиеся до самого моря — гладкого, будто облитого эмалью. Вдали виднелась огромная, белая, неустанно колышущаяся полоса пены — там, где волны разбивались о риф; за этой живой полосой лежали уже глубокие воды — их синева доходила почти до черноты. Садик украшали цветочные клумбы и роскошные ползучие растения — иные из них осмелели настолько, что забрались на крышу дома, не говоря уже о стенах церкви. Над одной из клумб склонилась, словно колодезный журавль, длиннющая будто оглобля женщина в бесформенном платье из пурпурного сатина. Она была так увлечена цветами, что забыла обо всем на свете.
– С добрым утром, Джу,— окликнула Одри, нажав на тормоз.
Высокая угловатая фигура обернулась. На ней красовалась гигантская соломенная шляпа, удерживаемая на голове с помощью длинных завязок и огромного количества старомодных булавок, так что казалось, будто они пришпилены непосредственно к черепу ее преподобия Джудит Длиннаяшаль, чтобы шляпа не сваливалась. За ленту этой громадной шляпы было заткнуто неимоверное количество сложенных листков бумаги, также пришпиленных булавками. Сей причудливый головной убор скрывал вытянутое, как у жирафы, но серьезное и задумчивое лицо. Солнце испекло его, как бисквитное печенье, а кожу покрывала такая изящная и частая сетка морщин, будто женщина, пробираясь сквозь чащу леса, не заметила паутины некоего экзотического паука и попала в нее лицом. Это диковинное кружево обрамляло большие, умные, искрометные глаза, могучий орлиный нос и широкий подвижный рот.
– Привет! — крикнула Джу.— Черт возьми, я как раз думала о тебе, а ты и легка на помине. А это что за красавчик с тобой рядом? Не стесняйся, расскажи Джу все без утайки. Ты же знаешь, я не терплю, когда от меня что-то скрывают, равно как не обучена искусбтву хранить тайны. Именно поэтому я не могу быть католичкой, хотя на то есть и другие причины. Не то чтобы я имела зуб на этих бедных католиков,— вовсе нет! Их вера вполне достойна уважения, и все-таки кое-что в ней мне не по сердцу. По-моему, нельзя обременять священника множеством чужих тайн, как это у них принято. Я имею в виду — очень тягостно быть в курсе всех чужих сплетен, знать все про чужое грязное белье и не иметь возможности ни с кем поделиться! Ей-богу, это бесчеловечно и к тому же вредит пищеварению. Как вы относитесь к религии, которая вредит пищеварению? То-то же! Вот я и выбрала хоть и не вселенскую, но своеобразную конфессию и несу свою веру другим.
С этими словами она кинулась вперед, обняла Одри и заключила руку Питера в свои смуглые мозолистые ладони, а затем, не дав гостям сказать ни слова, повела к бунгало. Питера разобрало любопытство: ему очень хотелось послушать, что же она вещает на своих проповедях.
– Леона-ардо-да-винчи! — крикнула она садовнику-зенкалийцу, подстригавшему лужайку,— подрежь-ка лучше этот куст, у меня сегодня хороший гость и все должно быть в ажуре!
Она шагнула на веранду, обернулась и приветственно раскинула длиннющие руки.
– Заходите, заходите! — сказала она.— Передохните с дороги! Сейчас вам подадут напитки. Бет-хо-вен! А, Бетховен! Где тебя черти носят? Ау-у, Бетхо-о-о-вен!
Она бросилась на кухню и через несколько минут вернулась с торжествующим видом в сопровождении низенького и необыкновенно толстого зенкалийца, почти не видимого за огромным подносом, уставленным напитками.
– Попробуйте пунш с ромом,— сказала Джу, взяв под нос из рук толстячка Бетховена.— Лучше пунша с ромом ничего на свете нет.
Она налила всем по стакану, уселась и наклонилась к Питеру.
– Ну, представьтесь,— начала она.— Вы здесь, как видно, новичок?
– Его зовут Питер Флокс,— сказала Одри.— Я повезла его на экскурсию по острову, и здесь наша первая остановка.
– Хотите ли вы сказать,— спросила Джу,— что поторопились привезти его ко мне, пока его не успели испортить Англиканская церковь и католицизм? Знаю, Одри, это твоя привычка! А что, ко мне часто заходят желающие прямо с улицы, по дороге домой, и я обращаю их в свою веру прямо за стаканчиком пунша!
– Ну, обращайте! Я готов на все! — с улыбкой сказал Питер.
– Что ж, попробуем,— сказала Джу, хлопнув очередной стакан.— Сын мой, я готова осушить ваши слезы, но для начала осушим еще по стакану. Кстати, как тебе нравятся зенкалийцы? Ты приехал как раз вовремя, увидишь последних.
– Последних из зенкалийцев? — изумился Питер.— Что вы имеете в виду?
Джу подняла длинный костистый средний палец.
– Остров обречен,— сказала она загробным голосом,— и я не вижу путей его спасения.
– Вы имеете в виду постройку аэродрома? — спросил Питер, который уже успел привыкнуть к тому, что это чуть ли не единственная тема разговора на Зенкали.
– Именно так,— сказала Джу, утвердительно кивая головой.— Если эта идея пройдет, мы погибли.