остановиться несколько подробнее.
Богатых людей и крупных торговцев было в социалистическом движении немало. Сен-Симон составил себе состояние на военных поставках, Фурье был торговцем, Р. Оуэн был владельцем фабрики, Фр. Энгельс был также владельцем фабрики и крупным капиталистом, без его денег Карлу Марксу пришлось бы очень плохо. В германской партии самым известным примером является 77. Зингер, который был владельцем фабрики и очень богатым человеком».
Чтобы избавиться от позорного пятна «нажившегося на войне», Гельфанд попытался в написанном в апреле 1918 г. в Стокгольме объемистом оправдательном сочинении под программным названием «В борьбе за правду» (Im Kampf um die Wahrheit) морально обосновать свои многообразные операции задним числом: «Чтобы не бросаться необоснованными словами, я хотел бы привести в качестве примера созданную мной в Копенгагене «Фрахтовую и транспортную компанию» (Fracht- und Transportgesellschaft), на которую ссылались газеты. Компания сумела справиться с задачей поддержания регулярных перевозок угля во время войны. Тот, кто сколько-нибудь знаком с фрахтовым делом, согласится, что это было чрезвычайно сложно. И, кроме того, наша компания добилась небывалого снижения тарифа морских перевозок. […]
Я мог бы назвать целый ряд предприятий, где я в той или иной форме использовал новые идеи. Но все это не имеет большого значения. Я далек оттого, чтобы желать оправдывать капиталистическую прибыль личными качествами. Я, однако, не понимаю, почему мне не следовало притянуть на свою сторону часть прибавочной стоимости, накопленной классом капиталистов».
Добытчик и посредник в доставке денег для революции хочет также заставить поверить критиков в небылицу, что столичное богатство, накопленное в военное время, служит социальным целям:
«Мое богатство, размеры которого, кстати, были чрезвычайно преувеличены сплетнями и пересудами, никоим образом не тяготит меня. Оно лишь дало мне возможность расширить мою социальную деятельность».
Это — гротескная ложь. Трудно представить, что разыгрывается в Берлине всего через три месяца после опубликования гельфандовского «правдивого» сочинения. Гельфанд встречается на экономических переговорах с товарищами из посольства Советской России в Берлине, которые теперь, после Октябрьской революции, выступают в качестве первых официальных представителей ленинской советской власти в еще существующем германском кайзеровском Рейхе. Петрограду срочно нужен уголь, последствия войны ужасны. Тут сразу же вступает в дело торговец-революционер и предлагает поставить 100 000 тонн угля. Правда, Гельфанд требует от своих петроградских товарищей пять процентов куража. При значительном объеме энергетического сырья в этом случае на его личный счет поступила бы заметная сумма. Петроградские товарищи не понимают революционера Гельфанда. Куда девалась его революционная этика? Но торговец Гельфанд не позволяет с собой торговаться, он не уступает. Очевидно, на деньгах его многолетняя революционная дружба заканчивается.
Товарищи из Петрограда не позволяют Гельфанду шантажировать себя, поэтому он безжалостно оставляет ни с чем своих соратников по борьбе. — Прошло ровно три месяца с тех пор, как он так горько жаловался, сколько бумаги было исписано, сколько чернил и желчи разбрызгано, сколько грязи собрано, чтобы его очернить.
Его деловые бумаги, насколько они сохранились, и его взгляды, насколько они были провозглашены им самим, очерняют его в достаточной степени, и он уже, кажется, этого даже не замечает. Или он полностью вычеркнул из памяти, или действительно забыл, сколь сильное чувство страха охватило его осенью 1915 г., когда до него дошла информация, что определенные генеральные штабисты в германских военных кругах хотят совершить «короткую расправу» в России и направить острие наступления кайзеровских армий Восточного фронта непосредственно на Петроград, чтобы, недолго думая, оккупировать российскую столицу. Тем самым его тайное революционное предприятие и финансирование в мгновение ока оказалось бы излишним, и тогда он не мог бы больше ссылаться и на кайзеровскую программу революционизации.
Если царская столица однажды «падет», будет побеждена и подвергнется военной оккупации, то вся система распадется изнутри и в то же время неудержимо раскрошится на периферии. Сепаратистские силы на периферийных территориях сами почувствуют себя в силах провозгласить и реализовать свою национальную независимость от ядра России. Тем самым столь важная сейчас для германского Генерального штаба, Министерства иностранных дел и руководства Рейха центральная фигура военного заговорщика Гельфанда стала бы бесполезной и потому излишней.
Гельфанд сразу же осознает опасное для себя положение и ищет выхода, чтобы спасти свою значимость и незаменимость. 7 сентября 1915 г. он срочно встречается с германским посланником фон Брокдорф-Ранцау на копенгагенской Амалиенгаде, 3. Со всей положенной и отрепетированной Гельфандом дипломатической сдержанностью он представляет кайзеровскому посланнику своего рода доклад о военно-политическом положении со своей точки зрения. Гельфанд наглядно объясняет, что военная оккупация Петрограда остановила бы уже начинающуюся революцию и настроения столичного населения начали бы развиваться заново в том смысле, как устроиться при все-таки враждебной оккупационной власти. Никто не может сказать с уверенностью, в какую сторону это бы завело. Кроме того, Гельфанд отмечает, что было бы умнее в стратегическом отношении обратить военное преимущество перед царскими вооруженными силами, если таковое вообще имеется, к югу России и продвинуться к «зернохранилищу» — Украине, к богатой железом и углем территории Донецкого бассейна. Тем более, что для этих огромных территорий в меморандуме германской индустрии и банков 1914 г. уже очень точно сформулированы детальные «цели войны».
Из имеющихся актов неясно, насколько «аварийный тормоз» Гельфанда, его стремление не подвергнуть угрозе «свою» революцию в Петрограде принимается во внимание влиятельными инстанциями с однозначными ссылками на рекомендации со стороны Гельфанда. Однако акты копенгагенской миссии подтверждают, что Брокдорф-Ранцау немедленно сообщает по телеграфу в Берлин, в Министерство иностранных дел, о беседе с Гельфандом.
В следующую четверть года Гельфанд очень внимательно следит за всей информацией, которая могла бы свидетельствовать о подготовке наступления германской армии в направлении Петрограда. В последующие три месяца он воздерживается от поиска контактов с германским посланником и вновь появляется у Брокдорф-Ранцау лишь 21 ноября. Теперь он ссылается и на новейшую информаций, полученную от своего доверенного лица, недавно вернувшегося из Петрограда. Революционное настроение, сообщает тот, становится в царской армии, даже в офицерском корпусе, все более ощутимым, и к тому же в Петрограде и Москве в предстоящую зиму можно ожидать голода. И эту новость Брокдорф-Ранцау подолгу службы сообщает Министерству иностранных дел.
Германская кайзеровская армия не захватывает Петроград, и Гельфанд может продолжать деятельно работать над своей программой революционизации.
МЕЛКИЕ ДЕНЬГИ И ПИСТОЛЕТЫ
Коллега по службе графа Брокдорфа, его шведский сосед, императорский посланник в Стокгольме барон Люциус фон Штедтен вынужден в это же время заниматься аналогичными дипломатическими проблемами. Конечно, у фон Штедтена есть преимущество: ему не приходится терпеть постоянных денежных домогательств торгового революционера или, точнее говоря, революционного торговца Гельфанда, но и на рабочем