удивлялись и мотали головой. Тот же результат был и на вопрос про молодую женщину с подростком. Я смог только выяснить, что «Ливерпуль» был в Адене и успешно отправился в обратный путь до Гонконга. Оставалось только надеяться, что Вирасингхе выполнил свое обещание и доставил Терезу на корабль к его отплытию. А сама журналистка благополучно отправилась из Адена дальше по своему маршруту.
Солнце уже сильно припекало, и я с грустью посмотрел на пыльную дорогу, которая вела в город, спрятавшийся в красноватых песчаных холмах. Идти туда не хотелось. Отрицательные ответы на мои вопросы сильно убавили мой энтузиазм. Выручил меня появившийся Хантингтон.
— Как дела? — спросил он.
— Никто никого не видел, — пожал плечами я.
— Не расстраивайтесь, — попробовал воодушевить меня лейтенант. — Впереди Суэц. Возможно, мы догоним вашу спутницу там.
Я только улыбнулся в ответ.
После этого мы вместе вернулись на «Дефендер», а на утро уже были в море на пути к Суэцу.
Сцена 24
— Ну ка матрос, давай подключайся, — кто-то крепко сзади хлопнул меня по плечу и подтолкнул к группе других матросов.
А ведь ничего не предвещало такой поворот событий. Проснулся рано, оделся в свой матросский костюмчик и вышел на палубу встречать восход. Утренние часы при переходе через Красное море были удивительными своей контрастностью. От воды веяло прохладой и не верилось, что через час, полтора наступит африканская жара. Так я и стоял у фальшборта «Дефендера», наслаждаясь утром, пока меня не хлопнули по спине и не подтолкнули к парочке матросов, возившихся с ведрами и швабрами.
Эти двое выглядели колоритно. Тарапунька и Штепсель или Пат и Паташон. Другими словами, один из них был большим и толстым, а другой — маленьким и худым. Приглядевшись к тому, что был побольше, я понял, что толщина его обманчива. Да, жирок был, но под ним скрывались сильные мышцы. Этот Тарапунька и вручил мне швабру, а потом махнул рукой в сторону носа корабля. Мол, давай, работай.
Не знаю, как поступил бы Деклер, он все же был настоящий аристократ, а я не стал сопротивляться. Мыли мы палубы вдвоем с тем матросом, который был мал и худ, и которого я окрестил Штепселем. Но он занимался в основном ведрами. Грязную воду выливал за борт, потом закидывал привязанное на веревке ведро в море и с кряхтеньем поднимал обратно.
Мыть было особенно нечего. На палубе попадались редкие соляные разводы и все. Конечно, если пройтись по палубе белым платочком, то можно было бы отыскать грязь. Видимо ее мы и устраняли.
Освободил меня от трудовой повинности лейтенант Хантингтон.
— Лорд! — воскликнул он. — Что вы делаете?
— Мою палубу, — ответил я.
— Мистер Гловер, — лейтенант тут же обратился к боцману, стоящему невдалеке. — Мистер Деклер наш гость, а не член экипажа.
— Извините, сэр, — быстро сориентировался боцман. — Меня ввела в заблуждение его одежда.
Тут я стал что-то подозревать. Сложно поверить, чтобы боцман, который знает всех матросов, как свои пять пальцев, мог принять меня за одного из них.
— А так, да, — продолжил Гловер. — Гостей мыть палубу мы не заставляем. Вы свободны, сэр.
Хуже нет, чем лезть с расспросами и возражениями в чужом «монастыре». Говорят — мой, я мою. Сказали не мой, я не мою. Поэтому я молча прислонил швабру к стоящей рядом канатной бухте и улыбнулся на прощание матросам, своим товарищам по мытью палубы. Как назло, моей швабре не понравилась опора в виде скрученных канатов, она соскользнула с нее и бухнулась на палубу. На этот звук я обернулся. Тарапунька поднял мою швабру, сунул ее в ведро и посмотрел на меня зло и с осуждением. Почему? Я не стал гадать. Лейтенант что-то говорил, обращаясь ко мне, и надо было ему отвечать.
Сцена 25
Весь переход через Красное море: от Адена до Суэца — я мучился от безделья. Упражнения на палубе было делать неудобно. Это на «Пасифике» или «Звезде Востока» — я был пассажиром первого класса. Там я заплатил деньги, и там была палуба для таких, как я. Вот и терпели мои рукомашества и дрыгоножества. На крейсере же я чувствовал себя незваным гостем и заявляться на палубу со своими причудами мне не хотелось. Да и не было особо много места. Крейсер — это не пассажирский лайнер. Здесь все подчинено военным задачам. Если и есть где-то свободное пространство, то оно для работы: пробежать матросу, перетащить груз — а не для занятий спортом посторонними лицами.
В каюте тоже физическими упражнениями не позанимаешься. Слишком мала: койка, чтобы поспать, да немного пространства, чтобы можно было одеться. Пробовал снова убить время метанием карт, их мне принес заботливый Вильям, но не пошло. Нет, карты по-прежнему слушались моей руки. Только вот это занятие будило неприятные воспоминания о случившемся в горах. Странно! Казалось, я вышел победителем и должен был от этого получать положительные эмоции, вспоминая случившееся. Так нет! Произошедшее там вызывало какую-то серость, безнадегу и уныние в моей душе. В горах было все просто. На меня нападают, я защищаюсь, как могу. Но сейчас эти воспоминания вновь, как тогда, порождали в моем теле дрожь, словно меня продолжало лихорадить от солнечного удара. Я посчитал это слабостью и запретил думать о содеянном, а карты пришлось отложить.
Была мысль, как отвлечь себя. Можно было бы подойти к боцману и предложить свою помощь в работе на крейсере. Но после того случая с мойкой палубы, Ральф Гловер при встрече со мной был наигранно вежлив. Было очень смешно видеть, как этот бородатый здоровяк чуть ли не расшаркивается перед непонятно кем в матросской одежде. Обратись я к нему с предложением продраить палубу, он сочтет это изысканным английским юмором. Этим дело и закончится.
Но занять себя надо было. Праздная голова рождала удивительных монстров. В один из дней я додумался до того, что капитан «Дефендера» может арестовать меня и отправить обратно на Цейлон под конвоем для расследования. Не спрашивайте, как я такое придумал, как все это капитан сделает и главное зачем? Бессонной ночью такие мысли пришли мне в голову, а потом не уходили еще целый день.
В конце концов помог случай. Меня вновь посетил лейтенант Хантингтон. Он был свободен от вахты и, очевидно, считал себя обязанным скрашивать досуг своего соседа по английским владениям. Лейтенант снова завел разговор про то, как мечтал стать моряком и как ему не хватает на крейсере парусов.
Я слушал его вполуха, и, глядя на него, мысленно дорисовывал ему цветной платок на голове,