С Санькой он явно нашел бы общий язык, а из Гринберга компаньон получился никудышный. Пришлось мне алкоголизироваться за двоих: за себя и за любимого мужчину…
— У вас хорошая квартира, — огляделся Гриня. — Квадратов сто двадцать, да?
— А я и не знаю, не считал, — отмахнулся легкомысленный папочка, расстегивая верхнюю пуговицу сорочки. — Вообще, не понимаю, куда нам с Лидочкой столько комнат? Если бы тут внуки бегали… Раньше хоть Юля с нами жила, а теперь приходится одному разбираться с уборкой. Такая канитель: пока паркет натрешь да ковры пропылесосишь, субботы как не бывало. А хочется ведь и книжку почитать, и футбол посмотреть. Вы болельщик, Григорий?
— Нет, я не болельщик, но спортом немного занимаюсь: в большой теннис играю и в тренажерный зал хожу, — интеллигентно улыбнулся Гриня.
— О-о нет, — застонал папа, — для меня тренажеры — это какое — то орудие пытки!.. У нас в фирме многие мужики в спортзал ходят, баскетболом занимаются. А я так предпочитаю литрбол. — Папа наполнил рюмки.
— Каждому свое, — рассудил трезвенник Грин. — Тем не менее я бы посоветовал вам обменять квартиру на меньшую по площади и получить доплату. А что? Хлопоты с уборкой отпадут, а деньги всегда пригодятся.
— Вот еще возиться, — отмахнулся папа и стянул с шеи галстук.
У Грини зазвонил мобильник, и он, извинившись, вышел из гостиной.
— Юля, с какой стати твой друг интересуется нашей квартирой? — насторожилась мама. — Может быть, желает улучшить свои жилищные условия за наш счет?
— Нет, мамочка, как ты могла такое подумать? Гриня — директор агентства недвижимости, у него любая жилплощадь возбуждает профессиональный инстинкт.
— Что — то в твоем Григории напутано, дочка. Какой — то он не такой, — напрямую заявил отец, — не пьет, футболом не увлекается и вообще…
— Наш Александр определенно лучше, — подтвердила мама.
Мои родители во всех ситуациях поддерживают друг друга, и мне в одиночку их не переспорить… Не одобренный ими женатый жених, вернувшись, сообщил, что нам пора ехать, и посоветовал маме подумать насчет обмена, взвесить все за и против.
— Оставьте, меняться мы не будем, — холодно отрезала мама и стала заворачивать плюшки в пергамент, чтобы дать мне их с собой.
Мы с папой выпили на посошок и закусили невероятно вкусным кроликом. По взглядам загрустивших родителей я почувствовала, что им жаль со мной прощаться: между нами осталась некая недоговоренность. Гриня выразительно переминался на пороге гостиной в распахнутой замшевой куртке. Пришлось поторапливаться. Я встала, а он поклонился хозяевам дома:
— Благодарю вас за радушный прием!
— Да, мы тоже благодарим вас за визит, — суховато произнесла мама и поджала губы.
— Ты все же, брат, не думай о футболе свысока. На матчах такие заварушки случаются, я тебе передать не могу! Сходи как — нибудь на стадион, не пожалеешь, — посоветовал ему папа, пожимая руку на прощание.
Как я понимаю мамочку, как мне жаль ее!.. Полдня стояла у плиты, теперь до позднего вечера будет возиться с грязной посудой, а предложения руки и сердца неудачливой дочери так никто и не сделал… Однако сама я по этому поводу не слишком огорчалась: не все сразу… В голове шумела горилка, намекая, что пора плясать гопак. Все — таки Nemiroff — серьезный напиток. Я достала сигареты. Искоса поглядела на профиль Грина, предвкушая волшебную ночь любви, и стала пускать дым кольцами. Кольца расплывались, прилипая к куполу салона, и образовывали общее сизое облачко. Вдруг из облачка грянул гром, шарахнула молния.
— Сколько можно дымить?! Немедленно выбрось сигарету! — рявкнул Гринберг и резко нажал на тормоз, от чего меня ощутимо качнуло.
Оказывается, «хаммер» успел въехать в мой двор. Опустив стекло, я выполнила пожелание водителя и попросила:
— Не сердись, Гринечка. Больше не буду. — Голос прозвучал жалобно и как — то неуверенно. Зато тон Гринберга был более чем жестким и резким:
— Где флеш — карта?!
Я в самом деле не знаю, что такое флеш — карта, потому что я не специалист в цифровых технологиях. Но я не слабоумная. Мгновенно протрезвев, я отрезала:
— Фиг тебе, а не флеш — карта!.. Проваливай! Видеть и знать тебя больше не желаю!
— О, Малиновская, а как же твоя неземная любовь? — Грин иронично усмехнулся и сам себя осек: — Идиотка! Неужели не врубаешься, с кем ты связалась?! Тебе это надо: так подставляться?.. Я‑то уеду, а ты, рыбка, попалась на крючок. Имей в виду: за домом следят, твой телефон прослушивают. Отдай по — хорошему, или…
— Или что? — решила уточнить я, проваливаясь в тошнотворную пустоту и впадая в браваду от сознания неминуемой гибели. — Пытать станете? Растерзаете?.. Хм, кто бы вас боялся? Отряд пресмыкающихся…
Кое — как, на подламывающихся ногах, я выгреблась из машины и с ненавистью хлопнула дверцей. Правильно говорят, что от любви до ненависти один шаг. Вот я его и сделала…
На площадке в подъезде возле моей двери стояла баба Глаша в накинутом на плечи стареньком пальтеце:
— Ой, наконец — то ты воротилась, Юлечка! Разве же можно дом без присмотра оставлять? Воров — то нонче что на том бродяге клопов!
Я думала, что после фокусов Гринберга меня уже ничем не удивишь. Я ошибалась. Вид собственной двери вогнал меня в столбняк. То, что еще в полдень было хлипким, но все — таки замком, сейчас представляло собой зияющую дыру. С холодеющим сердцем я толкнула дверь, включила свет. В прихожей царил изрядный беспорядок: обувная полка перевернута, головные уборы валяются тут же, под ногами, на сбитом в гармошку коврике. Баба Глаша вошла следом за мной, не переставая охать:
— Ой — ей, как набедокурили! Много чего утащили, а, Юля?
— Нет, вроде все цело, — ответила я, не солгав.
Вещи, конечно, были раскиданы, шкафы раскрыты, но мебель и телевизор стояли на прежних местах. Главное, книги на стеллажах остались нетронутыми. Я точно знала: того, что искали, не нашли, потому что злополучный микродиск находится у Саши, но с хаосом нужно было как — то бороться… Я вызвала по телефону ремонтников из круглосуточной службы «Спас-001» и отключила аппарат: зачем развлекать всех подслушивающих? Правда, в квартире осталась подглядывающая баба Глаша — она присела на краешек дивана, деликатно откинув простыню, и наблюдала за мной с нескрываемым любопытством.
— Чего — то, Юлечка, к тебе вчерась одни мужики ломились, а таперича другие. Повадились…
— Ой, и не говорите, баба Глаша! Замучили меня эти женихи: окружили со всех сторон, караулят, ревнуют до того, что аж двери выламывают, — выдала я отрепетированную в гостях у родителей версию своей повышенной девичьей востребованности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});