— Марина, — покосившись на Софью Владимировну, всё ещё наушничавшую у дверей, Воробьёв взял жену за руку и отвёл в сторону, за угол, где их не могли видеть. — Марина, послушай меня… Авдеева хорошо заплатила за этот спектакль, и…
— Господи, опять деньги! Да на что ещё ты готов ради денег, Викентий?!
— Хорошо, хорошо, деньги вовсе не главное! — Поняв, что такие аргументы на жену не подействуют, Викентий Иннокентьевич решил избрать другую тактику: — Марина, я думал исключительно о Сашеньке и больше ни о чём! Авдеев позвал её замуж, а она отказала. Отказала, понимаешь? Этот спектакль направлен только лишь на то, чтобы поменять её мнение, чтобы заставить её быть снисходительнее к нему… Глядишь, и одумается!
— Господи, какая низость! — Воскликнула Марина Викторовна, взявшись за виски.
— Ты думаешь, ей будет плохо замужем за графом? — Полюбопытствовал Викентий Инокентьевич насмешливо. — Да он, быть может, единственный шанс для неё выбиться в люди!
Вот-вот. Всё они именно так и думали. Марина, взвесив «за» и «против» устало посмотрела на мужа и с сожалением покачала головой. Он был ей отвратителен с его мелочностью и жадностью до денег, Софья Авдеева, обвиняющая Сашу в жестокости, а сама с улыбкой подслушивающая у дверей была отвратительна ей ещё больше. Но ничто не могло сравниться с отвращением к самому Авдееву, решившему завоевать девушку таким подлым, бесчестным способом. И рассуждать на эту тему Марина Викторовна могла бы долго. И аргументы бы нашла, чтобы убедить супруга, что Авдеев, хоть и граф, но ничтожество последнее, и «нашей Сашеньке» в мужья явно не самый лучший кандидат… Может, и переубедила бы она Викентия, кто знает? Но она не стала. Не стала, потому что ещё помнила про Владимрцева, которого срочно нужно было спасать. Устало вздохнув, она неловко погладила мужа по плечу, с подобием на ласку, и сказала тихо:
— Поезжай в город, Викентий. Я позабочусь обо всём.
Не нужен он ей был этой ночью в больнице, не нужен! Воробьёв подвоха не заметил, любящий до безумия жену он был тронут этим редким проявлением нежности, и, улучив момент, поцеловал её в щёку и прошептал:
— Спасибо тебе, родная! Я знал, что ты меня поддержишь!
«Да никогда в жизни!», подумала Марина, кисло улыбаясь в ответ. А сама взглянула на маленькие наручные часы с кожаным ремешком, коротко, бегло. Совсем мало времени у них оставалось, нужно ещё успеть подготовить операционную…
— Поезжай, Викентий, — повторила она тихо, — поезжай и ни о чём не беспокойся.
* * *
Это был самый неподходящий момент, какой только можно было выбрать. И Саша без малейшего стеснения сказала об этом Воробьёвой, глядя на свои дрожащие руки. Утро, когда от неё добровольно отказался Мишель, затем, в качестве полуденной закуски — новость о том, что её мать и Алексей Волконский — любовники, и, на десерт, под вечер — неудавшееся самоубийство Авдеева! Неудивительно, что бедная Саша никак не желала успокаиваться, но Воробьёва к её замечанием была глуха.
— Если не сегодня, то уже никогда, — сказала она. — Завтра утром Викентий вернётся. Завтра вечером, вероятно, будет настаивать на выписке Владимирцева, потому что прибыл очередной воинский эшелон, и у нас не хватает палат, а Владимир Петрович уже вполне себе здоров. Саша, я прошу тебя, соберись. Если дело в Авдееве, то не волнуйся за него, ничего с твоим графом не случится, выберется, не умрёт. — Тут она презрительно искривила губы, и добавила: — И не таких вытаскивали.
— Дело не только в нём, — сглотнув, призналась Саша. Тогда госпожа Воробьёва, та самая бессердечная госпожа Воробьёва, непробиваемая госпожа Воробьёва подошла к ней вплотную и по-матерински взяла её руки в свои.
— Если ты волнуешься на счёт того, как пройдёт операция, то, девочка моя, прошу тебя, будь храброй! Я тебя понимаю, — Марина доверительно понизала голос, — я сама волнуюсь не меньше, но пытаюсь этого не показывать. Он не должен чувствовать наш страх, понимаешь? Он должен быть уверенным в нас. Если не мы, Саша, то кто ещё его вытащит? Мы ведь его последняя надежда теперь!
— А если он умрёт? — Облизнув пересохшие губы, спросила Саша, глядя на Марину Воробьёву сверху вниз.
— Когда умрёт — тогда и будем переживать. — Обрубила Воробьёва, а затем невесело улыбнулась. — Ты сделай так, чтобы не умер! Не только его будущее на кону, но и наше с тобой. Понимаешь, случаются в жизни такие моменты, когда приходится рисковать. Всем, что есть рисковать ради чего-то большего. Посмотри на Владимирцева и скажи — стоит он того, чтобы ради него рискнуть?
— Безусловно! — не раздумывая, ответила Саша.
— Вот и я так думаю, — кивнула Марина, покровительственно улыбнувшись ей. — Девочка моя, соберись. Если не мы — то никто, помни об этом.
— Хорошо, — прошептала она дрожащими губами, — я запомню. Спасибо вам за ваши советы, Марина Викторовна. Они… они очень жизненные.
Воробьёва в третий раз улыбнулась, но выглядела она так, словно собиралась скорее уж расплакаться. Но железная Марина никогда не плакала, это факт.
— Тогда за дело, девочка моя! Сходи за ним. Привези его в операционную, я пока подготовлю стол и инструменты. И постарайся развлечь его чем-нибудь, расскажи ему что-то хорошее, больше улыбайся. Я в этом не сильна, поэтому посылаю тебя, ты легко сходишься с людьми. Улыбайся, и ни в коем случае не показывай ему свой страх, не показывай неуверенности! Он не должен чувствовать себя идущим на смерть, он должен думать, что делает шаг навстречу исцелению. Его настрой — вот что главное! Может так статься, что он главнее, чем наше с тобой мастерство. Если Владимирцев захочет выжить — он выживет, выживет при любых обстоятельствах, даже если я перережу ему сердечную мышцу, — хмыкнула Воробьёва, а Саша невольно поёжилась от её жестокого чёрного юмора. Невольно вспомнились те истории, что она слышала о Марине Викторовне — как та, якобы, убила свою пациентку на операционном столе, хладнокровно и безжалостно. Глядя на неё сейчас, такую строгую, серьёзную и решительную, в шутку говорившую о таких вещах, у Саши почему-то ни малейших сомнений не возникало: о да, эта смогла бы убить! И рука бы не дрогнула. Она и закурила бы ещё, прямо там, над остывающим трупом в операционной, с точно такой же непоколебимостью на лице, как и сейчас.
«Напрасно, наверное, я с нею связалась!», подумала Саша, но отступать было поздно. Марина Викторовна, будто почувствовав сомнения, погладила её по плечу, и сказала:
— Ступай, Саша. Если ты, конечно, ещё не передумала.
О, нет, она не передумала. В одном Марина была совершенно права: если не они, то никто больше Владимирцеву не поможет. Поэтому Саша уверенно направилась к нему в палату, мысленно вознося молитвы Всевышнему. Услышь, господи… наставь, помоги, спаси…!