из шведского стана, охотный полковник Игнат Кгалаган, и принес
от Мазепы повторение прежнего предложения. Тогда уже Головкин
написал Мазепе, что государь изъявляет полное согласие на его
предложение с тем, чтоб он постарался <добыть главнейшую особу>, или, по крайней мере, других знатных особ.
Апостол был обдарен очень щедро. Ему, через гетманский
универсал, не только возвратили все прежние маетности, но придали
еще новые, во внимание к ущербу, понесенному от
неприятельского вторжения. И Апостол, и его товарищи, возвратившиеся из
шведского стана, подписались на <выборе> гетмана Скоропадского
зауряд с участвовавшими при избрании.
В какой степени давалась вера не только предложению Мазепы, но даже искренности самых тех лиц, которые словесно передавали
это предложение, - мы не знаем, но политика царя, сообразно
тогдашним нравам, не пренебрегала никакими случайностями, когда
они являлись и могли отнять у неприятеля надежду на дальнейший
успех. Предположение о примирении с Мазепою не состоялось.
Понятно, что со стороны Мазепы оно никак не могло быть искренним: оно делалось человеком, способным всех и каждого обманывать и
обращаться на всякую сторону, когда того требовать будут
обстоятельства. Затевая сношения с царем и показывая готовность предать
своего нового союзника, Мазепа, однако, не знал, как посмотрят
русские на его предложение, и продолжал действовать в пользу
Карла, так точно, как он прежде работал и действовал в пользу
Петра, когда исподтишка вел во вред Петру сношения с Карлом.
Еще не получая никакого известия от миргородского полковника, 5
декабря Мазепа отправил роменского жителя Феська Хлюса с
письмом к Станиславу Лещинскому, в котором вторично убеждал его
поспешить с войском для взаимного действия оружием против
<Москвы>, которая своими грамотами возбуждает простой народ в
Украине. Но посланец Мазепы был задержан в Лисянке и
препровожден в Киев; там у него вынули собственноручное письмо Мазепы с
его печатью и отправили к Петру, а Петр приказал передать его
Скоропадскому, для того чтоб обнародовать в переводе, в обличение
22 Заказ 785 673
лживости Мазепы, который уверял соотечественников, будто
отступил от царя затем; чтобы малороссийский край был независим и
не находился ни под царскою, ни под польскою властью, на самом
же деле в своем письме обличает себя, именуя себя подданным Ле-
щинского, а Украину называет его наследием и тем показывает, что
у него было намерение предать малороссийский народ под польское
иго. Кроме того, был схвачен в селе Корейце, близ Глухова, посланный Мазепою козак Грицько Пархоменко. Он показал, что послан
Мазепою с письмами к черниговскому архиепископу и к князю
Четвертинскому и отдал им эти письма. Когда его подвергли пытке, то он сознался, что ходил волновать народ, а писем никаких с ним
не было, только Мазепа приказал ему разглашать о таких письмах, чтобы лиц, не сочувствующих его замыслам, привести в подозрение
и немилость у государя. И это событие, вместе с известием о
перехваченном письме Мазепы к Станиславу, царь огласил в своем
манифесте, чтобы внушить в народе омерзение к злобе и коварству
бывшего гетмана.
Станислав Лещинский, конечно, не получил письма Мазепы, доставшегося Петру, но верил ему и заохочивал своих поляков, указывая на пример Мазепы, как на доблестный подвиг, достойный подражания.
Итак, затевая устроить путь к примирению с царем, Мазепа сам
себе испортил этот путь. Само собою разумеется, царь, получивши
в руки доказательство, что Мазепа не оставляет своей измены, не
хотел более вести с ним сношения. Но и шведы после побега
миргородского полковника стали не доверять малороссиянам: так
показывали лица, одно за другим появлявшиеся в русском стане и
бывшие перед тем в Ромне. За Апостолом хотел было уйти лубенский
полковник Зеленский, но шведы проведали о его замысле и
поставили во дворе его караул в 50 человек: одни стояли у ворот, другие
в сенях, а третьи в доме. В такой тесноте держали Зеленского, пока
прибыла в Ромен его жена, и только тогда ему стало льготнее.
Генеральный асаул Максимович также находился под стражей за то, что хотел, как говорили, писать письмо к царю. И за другими
старшинами устроен был караул по два человека шведских солдат за
каждым. Более доверия стали оказывать старшинам только тогда, когда их жены приехали к ним, но всетаки и после того шведы
наблюдали над теми и другими и не дозволяли разом выходить из
дома мужьям с женами. У Мазепы стоял всегда неотступно
почетный караул, как будто ради чести, а в сущности, за ним
присматривали. Главную силу Мазепы составляли компанейцы, которых у
полковника Кожуховского было 500, а у полковника Андриаша -
150 человек. Из старшин близки были тогда к Мазепе: Орлик, Чуй-
кевич, Ломиковский и Горленко; прочие держались с ним на
благородной дистанции. Сам Мазепа, воротившись из похода к Гадячу, 674
постоянно болел и лежал в постели, обложившись пластырями.
Недоверие шведов к козацким старшинам прекратилось только тогда, когда окончился срок, положенный царем для амнистии, но и то
несовершенно. Таким образом, если бы царь имел повод
возобновить начавшиеся было переговоры с Мазепою, то уже сам Мазепа
мало имел возможности не только оказать царю обещанную услугу, но даже и вести дальнейшие секретные переговоры с Головкиным.
С половины декабря открылись постоянно и надолго военные
действия между русскими и шведами. В Лебедине, в главной
царской квартире, собирался военный совет и составил план выгнать
шведского короля из Ромна. Для этого прежде положили сделать
нападение на Гадяч - передовой пункт шведов; надеялись
выманить туда короля, рассчитывая, что с своим горячим характером
он не утерпит, чтобы не пойти на выручку своим, а тем временем, как он выйдет из Ромна, отправить туда другой русский отряд и
занять этот город. Уже вблизи от Гадяча и прежде стояло русское
войско. В 12 верстах от Гадяча есть местечко Веприк; в оное
время оно было укрепленным городом. После занятия Гадяча
шведами и мазепинцами вооруженные малороссийские мужики, не
желая повиноваться Мазепе и предпочитая служить царю, просили себе помощи от русских. К ним пришел туда русский
гарнизон из 1500 солдат. По окрестным селам и хуторам
расположился отряд генерала Рена. Этому генералу поручено было взять
Гадяч, занятый неприятелем. Шведы, как только услышали, что
русские собираются напасть на Гадяч, бросились туда из Ромна, и как только подошли к Гадячу, русские, стоявшие под ним, ушли, успевши однако, зажечь предместье, и это не осталось без
большого вреда для шведов: они потеряли возможность иметь там
помещение в домах, а в это время наступали жестокие морозы.
Между тем, пользуясь удалением шведов, русский генерал
Аларт пошел на Ромен. План, составленный заранее в Лебедине, удался; шведского войска в Ромне не было, и ночью на 18 декабря
русские беспрепятственно вошли в Ромен. Мазепа за два часа до
прихода русских убежал из Ромна и едва было не попался в
плен. Роменские жители, говорит современник, обрадовались, но
их радость тотчас же обратилась в печаль: солдаты стали грабить
и бесчинствовать, а их командиры недостаточно укрощали их и
допустили без нужды сжечь местечко и пригородные села.
Впоследствии Петр по поводу этого события посылал туда нарочно
производить следствие и наказать виновных.
Между тем, потерявши Ромен, Карл уже не воротился туда, но решился оставить часть войска в Гадяче, а с другою идти
далее. Едва он дошел до селения Красная Лука1, как настала
1 Ныне село Гадячского уезда при р. Груни в 7 верстах от Гадяча.
22* 675
такая ужасная стужа, что невозможно было следовать далее. Часть
войска воротилась в Гадяч, но там недоставало помещения. Город
был сам по себе невелик, а тут еще русские недавно сожгли
целую треть его, и многие шведы принуждены были проводить
ночи на снегу на открытом воздухе за недостатком хат.
По общему свидетельству современников, в эту зиму по всей
Европе была ужасная стужа. В Швеции снежные сугробы до такой
степени были высоки, что захватили в себя деревья до самых
вершин: все Балтийское море стояло покрытое льдом; в озерах вода