Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

с поклонником Байрона французским поэтом Ламартином. Переходя с легкой грацией от одного поклонника к другому, в сорок семь лет она вышла замуж за богатого и приятного маркиза де Буасси, который (согласно несколько предвзятому английскому мнению) гордо представил ее как "мою жену, бывшую любовницу Байрона". После смерти маркиза она занялась спиритизмом, общалась с духами Байрона и своего покойного мужа и сообщила, что "сейчас они вместе и являются лучшими друзьями".162 Она умерла в 1873 году в возрасте семидесяти двух лет, написав несколько книг, в которых изобразила Байрона как почти безупречного гения и джентльмена. -Клэр Клермон умерла в 1879 году в возрасте восьмидесяти одного года, до конца сохранив мнение о Байроне как о "самом смелом соединении тщеславия, глупости и всех жалких слабостей, которые когда-либо встречались в одном человеческом существе".163

Мэри Шелли, несмотря на некоторую обиду, сохранила более благосклонное отношение к "Альбе" (так его окружение прозвало Байрона); узнав о его смерти, она написала: "Альбе - дорогой, капризный, очаровательный Альбе - покинул этот пустынный мир! Дай Бог, чтобы я умерла молодой!"164 Большую часть оставшихся двадцати семи лет она провела, редактируя работы мужа с любовью и заботой, а также с собственным тихим красноречием.

Ли Хант, осмелившийся похвалить поэзию Шелли, когда почти все критики осуждали ее как капризы незавершенной юности, остался верен своему юношескому радикализму, написал враждебные воспоминания о Байроне и продержался до 1859 года. Томас Джефферсон Хогг, пережив различные увлечения, женился на вдове Уильямса Джейн и прожил с ней последние тридцать пять лет своей жизни. Самым примечательным из этих эпигонов был Эдвард Джон Трелони, который появился в жизни Шелли в Пизе, когда обоим шел тридцатый год. Шелли был близок к концу, Трелони оставалось жить еще пятьдесят девять лет. Но уже сейчас этот "рыцарь-изгнанник, ... смуглый, красивый и усатый" (как описал его Хант), пережил столько приключений, в стольких странах, что его воспоминания никогда не надоедали новым друзьям. Хотя Байрон сделал его хозяином лошади и Боливара, именно Шелли, этого "мягкотелого безбородого мальчика", этот человек действия научился любить больше всего. Увидев Байрона благополучно прибывшим, но обездвиженным в Миссолонги, он отправился искать свою судьбу, рассчитывая умереть за дело Греции. Увидев освобожденную Грецию, он возобновил свои скитания, дожил до 1881 года и был похоронен в могиле, купленной им в 1822 году, рядом с прахом Шелли на английском кладбище в Риме.

ГЛАВА XXIII. Соседи Англии 1789-1815

I. ШОТЛАНДЦЫ

Они находились под властью Великобритании с момента заключения унии 1707 года, пользовались свободой передвижения и торговли внутри острова, но так и не примирились с управлением далекого парламента, в Палате общин которого 1 800 000 жителей Шотландии были представлены сорока пятью делегатами против 513, представлявших 10 164 000 жителей Англии и Уэльса. Пятнадцать шотландских депутатов назначались самовластными и коррумпированными городскими советами, членов которых выбирали 1 220 избирателей во всех районах. Остальные тридцать избирались сельскими графствами на основе избирательного права, ограниченного влиятельными землевладельцами; так, графство Бьюти с 14 000 жителей имело двадцать одного избирателя, а все графства вместе - 2 405.1 Большинство успешных кандидатов были выбраны крупными дворянами из старых и обширных поместий. Феодализм был отменен во всей Шотландии в 1748 году, но бедность осталась, поскольку жадность и неравенство заложены в структуру человека. В целом Шотландия, как и Англия, приняла эту форму представительного правления как лучшее, что можно было установить среди людей, привязанных к традициям и слишком измученных повседневными нуждами, чтобы приобрести знания и опыт, необходимые для разумного голосования по национальным вопросам.

Религия была сильнее государства. Суббота была днем мрачного поклонения и воспоминаний о грехе; священнослужители проповедовали грехопадение Адама, личного дьявола и мстительного Бога, а прихожане были более закаленными в доктринах и нравах, чем их пасторы. Дэвид Динс в романе "Сердце Мидлотиана" уверен, что девушка, которая пойдет на танцы, попадет в ад.2

Тем не менее Шотландия во многом опережала Англию. У нее была национальная система действительно государственных школ: каждый приход был обязан содержать школу, где мальчиков и девочек вместе обучали чтению и арифметике. За это обучение родители платили по два шиллинга в четверть года за ученика; еще за два шиллинга ученик получал возможность изучать латынь. За детей нищих платил приход, а когда приход был слишком обширным, чтобы собрать детей вместе, странствующий школьный учитель поочередно проводил занятия в каждом участке. Учителя строго подчинялись приходскому духовенству, и от них ожидали помощи в передаче ужасающего богословия; ведь старейшины пришли к выводу, что кальвинизм - это экономичный способ установить шерифа в каждой душе. Немалое число неустрашимых духом людей выжило, чтобы породить шотландское Просвещение в поколении, предшествовавшем Французской революции, и продолжить его, несколько усмирив, в эпоху Наполеона.

Шотландия гордилась своими университетами в Сент-Эндрюсе (основан в 1410 году), Глазго (1451), Абердине (1494) и Эдинбурге (1583). Они считали себя во многих отношениях выше Оксфорда и Кембриджа, и некоторые современные ученые признают это утверждение;3 В области медицинского образования Эдинбургский университет был признанным лидером.4 Эдинбургское обозрение", основанное в 1802 году, по общему мнению, было самым ярким периодическим изданием в Великобритании, а смелый либеральный адвокат Томас Эрскин (1750-1823) затмил почти всех других защитников в лондонской адвокатуре. Однако следует признать, что когда дело доходило до подавления свободы мысли - особенно когда это было выгодно революционной Франции, - ни один английский юрист не мог соперничать с шотландцами. В остальном интеллектуальный климат в Эдинбурге и Глазго по-прежнему благоприятствовал свободе, которая защищала Дэвида Юма, Уильяма Робертсона, Джеймса Босуэлла, Роберта Бернса и Адама Смита. Нам рассказывают, что на лекциях Дугалда Стюарта по философии не только студенты, но и вся интеллигенция Эдинбурга делала заметки.

Сегодня Стюарт почти забыт за пределами Шотландии, но одним из самых памятных монументов в Эдинбурге является небольшой классический храм, возведенный в его память. Вслед за Томасом Ридом он подверг скептические выводы Юма и механистическую психологию Дэвида Хартли проверке "здравым смыслом".5 Он отвергал метафизику как тщетную попытку разума постичь природу разума. (Вместо метафизики Стюарт предложил индуктивную психологию, которая практиковала бы терпеливое и точное наблюдение за психическими процессами, не претендуя на объяснение самого разума. Стюарт был остроумным и стильным человеком, который дал острые описания остроумия, причудливых снов и поэтического таланта. (Его страна до сих пор остается источником любовных песен, и некоторые из самых нежных мелодий, согревающих нашу юность, доносятся с берегов и косых берегов Шотландии).

Джеймс Милл, хоть и перегрузил сына образованием, был человеком доброй воли и просторного ума.