Читать интересную книгу Сёгун - Джеймс Клавелл

– Не хотите ли еще, Андзин-сан?

– Спасибо, Фудзико-сан. Да, пожалуйста, рису. И немного рыбы. Хорошо, очень… – Он поискал в памяти японское слово со значением «восхитительно» и произнес его несколько раз, чтобы запомнить: – Да, восхитительно, восхитительно.

Фудзико была обрадована:

– Спасибо. Эта рыба – с севера. На севере вода холоднее, понимаете? Она называется курима-эби.

Блэкторн повторил название и постарался удержать его в памяти. Когда он закончил есть, Фудзико налила чая и вынула из рукава сверток.

– Здесь деньги, Андзин-сан. – Она показала ему золотые монеты. – Пятьдесят кобанов. Это сто пятьдесят коку. Они вам не потребуются? На моряков. Простите, вы меня понимаете?

– Да, спасибо.

– Пожалуйста. Достаточно?

– Да, думаю, что да. Где вы их взяли?

– Главный… у Торанага-сама… – Фудзико пыталась найти способ объяснить проще. – Я пошла к важному человеку у Торанага-сама. Главному. Как Мура, понимаете? Не самураю – просто казначею. Расписалась за вас.

– Ах, понятно. Спасибо. Мои деньги? Мои коку?

– О да.

– Этот дом, еда, слуги… Кто платит?

– О, я плачу. Из ваших… из ваших коку за один год.

– А этого достаточно? Достаточно коку?

– О да. Да, думаю, что хватит, – уверила она.

– А почему беспокойство? Вы выглядите обеспокоенной.

– О, прошу меня простить, Андзин-сан. Я не обеспокоена. Не беспокоюсь…

– Болит? Ожоги?

– Не болит. Смотрите… – Фудзико осторожно поднялась с толстой подушки, которую приказал принести для нее Блэкторн. Она встала на колени прямо на татами, не выказывая никакого неудобства, потом опять опустилась на пятки и устроилась на подушке поудобнее. – Вот, все хорошо.

– Э-э-э, очень хорошо, – порадовался он за нее, – покажите-ка, ну?

Она осторожно встала и подняла подол, обнажив ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было.

– Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда?

– Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Андзин-сан.

Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее…

Она была ничего себе – не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости. «Плохо, – подумал он, – но не так чтобы очень…»

Прежде чем уйти, она встала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб.

– Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Андзин-сан.

– Спасибо, Фудзико-сан. Я посплю позже.

– Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость.

Прикосновение ее руки было горячим и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэкторн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая…

Он принял решение насчет Фудзико по дороге из Ёкосэ в Эдо.

– Это ваш долг, – внушала ему Марико, лежа в его объятиях.

– Я думаю, это было бы неправильно. Вдруг у нее родится ребенок? А я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. – Он помнил, как вздрогнула при этом Марико.

– Ох, Андзин-сан, это так долго.

– Ну, три года. Но ты поедешь со мной. Я возьму тебя с собой.

– Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда?

– Ты права. Но с Фудзико может приключиться столько неприятностей. Я не думаю, что она хотела бы от меня ребенка.

– Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Андзин-сан. Это ваш долг. Она может не доводить дела до беременности, правда? Не забывайте: она ваша наложница. Вы покроете себя позором, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом.

– Почему он это сделал?

– Я не знаю. Не важно. Он приказал. Значит, и для нее, и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она с честью выполняет свой долг. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вы должны выполнить свой?

– Хватит читать наставления. Просто любите меня, и все.

– Как мне любить тебя? Как сегодня учила Кику-сан?

– Как это?

– Вот так…

– Это очень хорошо, даже очень хорошо…

– Ох, я забыла, пожалуйста, зажгите лампу, Андзин-сан. Я хочу кое-что показать вам.

– Потом, сейчас я…

– Ох, пожалуйста, извините меня, это надо сейчас… Я купила для вас… Это книга об искусстве любви. Картинки очень смешные…

– Я не хочу сейчас смотреть книгу!

– Простите меня, Андзин-сан, но, может быть, одна из картинок возбудит вас. Как можно научиться делить изголовье без книги по этому делу?

– Я уже возбужден…

– Но Кику-сан сказала, что нет лучшего способа выбрать позу. Их всего сорок семь. Некоторые кажутся удивительными и очень трудными, но она утверждает, что важно попробовать все… Почему вы смеетесь?

– Вы смеетесь – почему бы мне тоже не посмеяться?

– Но я смеюсь потому, что вы хихикаете и я чувствую, как трясется ваш живот, а вы не даете мне встать. Пожалуйста, позвольте мне встать, Андзин-сан!

– Ах, но вы не сможете так сесть, Марико, моя любимая. Нет такой женщины в мире, которая могла бы так сесть.

– Но, Андзин-сан, пожалуйста, вы должны дать мне встать. Я хочу показать вам.

– Хорошо. Но если это…

– Ох, нет, Андзин-сан, я не хотела… Вы не должны… Вы не можете просто оставить меня… Пожалуйста, пока не надо… Ох, пожалуйста, не оставляй меня… Ох, как я люблю тебя так…

Блэкторну пришло в голову, что Марико во время любви возбуждала его больше, чем Кику, а Фудзико не с кем и сравнивать. А Фелисити?..

«Ах, Фелисити, – подумал он, сосредоточившись на этой своей заботе. – Я, должно быть, сошел с ума, что любил Марико и Кику. И все-таки… Если быть честным, она не может сравниться даже с Фудзико. Та хоть была чистой. Бедная Фелисити… Я никогда не посмею сказать ей этого, но у меня мурашки идут по спине, когда я вспоминаю, как мы совокуплялись, словно пара горностаев, в сене или под грязными одеялами. Теперь я многое знаю лучше. Теперь я могу научить ее. Но захочет ли она учиться? И как мы сможем стать чистыми, оставаться чистыми и жить в чистоте? Мой дом – это грязь на грязи, но там моя жена и мои дети, и я им принадлежу».

– Не думайте о том доме, Андзин-сан, – прошептала Марико сразу же, как только над ним опустились сумерки воспоминаний. – Настоящий дом здесь, другой далеко. Реальность здесь. Вы сойдете с ума, если будете искать ва в таком невозможном положении. Слушайте, если вы хотите мира, то должны научиться пить чай из пустой чашки. – Она показала ему как. – Вы думаете, что в чашке реальность, вы думаете, что там чай – бледно-зеленый напиток богов. Если вы предельно сосредоточитесь… О, учителя дзен могут вам это показать, Андзин-сан. Это так трудно – труднее всего, и так легко. Как бы мне хотелось показать вам… Тогда все в мире давалось бы вам, чего ни попросишь. Даже самые недостижимые дары. Такие, как совершенное спокойствие.

Он пробовал много раз, но никогда не мог вкусить жидкости, которой нет.

– Ничего, Андзин-сан. Потребуется очень много времени, чтобы научиться, но когда-нибудь вы сможете.

– А вы можете?

– Редко. Только в часы печали или одиночества. Но вкус несуществующего чая, кажется, придает смысл жизни. Это трудно объяснить. У меня получалось раз или два. Иногда вы достигаете ва с одной попытки.

…Сейчас, лежа без сна в темноте, он зажег свечу и сосредоточился на маленькой фарфоровой чашке, которую дала ему Марико и которую он теперь все время держал у своей постели. Он бился целый час, но так и не смог очистить сознание. Неизменно одна за другой начинали появляться все те же мысли: «Я хочу уехать и хочу остаться. Я боюсь возвращения и боюсь не вернуться. Я ненавижу и желаю. А еще есть эта… Если бы дело касалось меня одного, я бы не уехал, пока… Но здесь замешаны и другие, а они не эта, и я давал клятву капитана: „Перед лицом Господа нашего обязуюсь вести корабли и с Божьей помощью привести их обратно“. Я хочу Марико. Я хочу увидеть земли, которые мне дал Торанага. Мне нужно остаться здесь и насладиться плодами моего везения еще некоторое время. Да, но есть еще долг, и он превыше всего…»

На рассвете Блэкторн знал, что, хотя решение вроде бы снова отложено, на самом деле он все решил. Окончательно.

«Помоги мне Бог, в первую и последнюю очередь я все же капитан!»

Торанага развернул клочок бумаги, который получил через два часа после рассвета. Послание от его матери было очень простым:

Ваш брат согласен, сын мой. Его письмо, подтверждающее это, будет выслано сегодня с гонцом. Господин Судара и его семейство должны прибыть в течение десяти дней.

Торанага сел, вдруг ослабнув. Голуби вспархивали со своих насестов, потом снова усаживались. На голубятню проникало ласковое утреннее солнышко, хотя ветер снова нагонял дождевые облака. Собрав все силы, даймё заторопился вниз по ступенькам в свои покои.