Читать интересную книгу Сёгун - Джеймс Клавелл

– В тот день, когда я поеду в Осаку, вы покинете эту землю.

Седой человек вежливо поклонился:

– Да, господин.

Торанага безжалостно оглядел всех присутствующих. Кое-кто заерзал под его пронизывающим взглядом и поднял на него глаза. Самурай, который много лет назад утратил желание воевать, обрил голову, ушел в буддийские монахи и теперь был гражданским чином, безмолвствовал во власти страха, который он отчаянно пытался скрыть.

– Чего вы боитесь, Нумата-сан?

– Ничего, господин. – Тот опустил глаза.

– Хорошо. Тогда пойдите и совершите сэппуку: вы – лжец, и ваш страх отравляет здесь воздух.

Нумата всхлипнул и спотыкаясь побрел к дверям. Ужас охватил присутствующих. Торанага смотрел и ждал. Воздух стал плотным, слабое потрескивание факелов в наступившей тишине казалось неестественно громким, Судара повернулся к отцу и поклонился – он знал, что это его долг, что на нем лежит ответственность.

– Пожалуйста, господин, можно мне почтительно сделать заявление?

– Какое заявление?

– Господин, я считаю, что нет… что здесь больше нет изменников и что больше не будет из…

– Я не разделяю твоего мнения.

– Пожалуйста, простите меня, господин, вы знаете, я повинуюсь вам. Мы все повинуемся вам. Мы стремимся только к лучшему.

– Что лучше – мне решать. Что я решу, то и есть самое лучшее.

Судара беспомощно поклонился в знак согласия и умолк. Торанага, казалось, забыл о нем, его речь, как и его взгляд, была непреклонна:

– Ты больше не будешь моим наследником.

Судара побледнел. Торанага ослабил напряжение, повисшее в воздухе, словами:

– Я здесь сюзерен. – Он выждал минуту, затем в полной тишине встал и с надменным видом покинул зал собраний, дверь за ним закрылась. Каждый беспомощно пытался нащупать несуществующую рукоятку меча, но никто не тронулся с места.

– Сегодня… Сегодня утром я слышал от нашего главнокомандующего, – заговорил наконец Судара, – что господин Хиромацу будет здесь через несколько дней. Я хочу… Я буду говорить с ним. Молчите, будьте терпеливы, храните верность нашему сюзерену. А сейчас давайте пойдем и отдадим последние почести господину Сэрате Киёсио.

Торанага поднимался по лестнице. Одиночество поглотило его. На самом верху он остановился и на мгновение припал к стене, тяжело дыша. Внутри его разливалась боль, он попытался растереть грудь, чтобы хоть немножко ослабить резь.

– Это только нехватка физических упражнений, – пробормотал он, – только слабость, вот и все.

Наконец он двинулся дальше.

Он ясно и безжалостно сознавал: опасность велика. Измена и страх заразительны, и то и другое следует искоренять в зародыше без всякой жалости. И все равно ты не можешь быть уверен, что вырвал крамолу с корнем. Да, игра, которую он затеял, не детская забава. Слабый – пища для сильного, сильный – добыча для очень сильного. Если бы Судара публично заявил, что берет власть в свои руки, он, Торанага, был бы бессилен что-либо сделать. Пока не ответит Дзатаки, ему остается только ждать.

Он закрыл и запер за собой дверь, подошел к окну: внизу его военачальники и советники расходились по домам. Город за стенами крепости лежал почти в полной темноте, луна едва проглядывала сквозь облака и туман, ночь была спокойная, глухая. Ему казалось, что с небес на него опускается его судьба.

Глава 50

Блэкторн в одиночестве грелся на утреннем солнышке в углу сада перед гостевым домиком, строил воздушные замки, позабыв о словаре, который держал в руках. День был прекрасный, безоблачный, первый такой за много недель – и пятый с тех пор, как он в последний раз видел Торанагу. Все это время капитан провел в стенах замка, не имея возможности видеть Марико, навестить свой корабль или команду, посмотреть город, поохотиться, проехаться на лошади. Раз в день он плавал в одном из крепостных рвов вместе с самураями и убивал время, обучая плаванию и нырянию тех, кто этого не умел. Но ожидание не становилось легче.

– Простите, Андзин-сан, но сейчас все в таком же положении, – успокоила его Марико вчера, когда он случайно встретил ее в замке. – Даже господин Хиромацу вынужден ждать. Вот уже два дня, как он приехал, а все еще не видел господина Торанагу. К нему никого не допускают.

– Но это важно, Марико-сан. Я думал, он понимает, что дорог каждый день. А нельзя ли передать ему письмо?

– О да, Андзин-сан, это как раз просто. Вы только напишите. Если скажете мне, что хотите передать, я напишу для вас. Все, кто хочет получить аудиенцию, вынуждены писать ему – таков теперь порядок. Пожалуйста, потерпите – ничего другого не остается.

– Тогда, пожалуйста, попросите его о встрече. Я буду признателен…

– Не беспокойтесь, я сделаю это с удовольствием.

– Где вы сейчас? Уже четыре дня, как я вас не видел.

– Пожалуйста, извините меня, но я должна столько всего переделать. Это… Я уже с ног валюсь: столько приготовлений…

– Что происходит? Весь замок вот уже целую неделю гудит, словно потревоженный улей.

– Ох, простите, все прекрасно, Андзин-сан.

– Да? Извините, но командующий одной из армий и важный сановник совершили сэппуку во дворе перед главной башней. Это нормально? Господин Торанага затворился от всех, заставляя приближенных ждать без видимых причин. Это в порядке вещей? А что с господином Хиромацу?

– Господин Торанага – наш повелитель. Все, что он делает, правильно.

– А вы, Марико-сан? Почему я не вижу вас?

– Прошу извинить меня, но господин Торанага приказал мне предоставить вас вашим занятиям. Я сегодня навещу вашу наложницу, Андзин-сан, но не должна навещать вас.

– Почему он возражает против наших встреч?

– По одной причине, мне кажется: чтобы заставить вас говорить только на нашем языке. Это продлится всего несколько дней.

– Когда вы едете в Осаку?

– Не знаю. Я думала выехать три дня назад, но господин Торанага еще не подписал мой пропуск. Я уже договорилась о носильщиках и лошадях и ежедневно отдаю подорожную на подпись письмоводителю, но ее всегда возвращают со словами: «Принесите завтра».

– Думаю, я отправлюсь в Осаку морем. Он не говорил, чтобы я взял вас с собой?

– Да-да, говорил, но… Ну, вы, должно быть, уже поняли, Андзин-сан, с нашим сюзереном никогда ничего не знаешь заранее. Он меняет свои планы.

– Он всегда был такой?

– И да и нет. После Ёкосэ он охвачен… как бы это сказать?.. меланхолией, что ли? Да, меланхолией. И стал совсем другим. Да, он теперь другой.

– С тех пор как мы пересекли Первый мост, вы тоже во власти меланхолии и совсем другая. Я вижу: вы теперь совсем другая.

– Первый мост был концом и началом, Андзин-сан. Помните наш уговор?

– Да. Пожалуйста, извините меня.

Она печально поклонилась и пошла, а потом, отойдя на безопасное расстояние, не поворачиваясь, прошептала: «Ты…» Эхо этого слова еще долго витало в коридоре вместе с запахом ее духов…

За вечерней едой Блэкторн попытался расспросить Фудзико. Но она также не сообщила ничего интересного – то ли не знала, то ли не могла, то ли не хотела объяснить, что творится в крепости.

– Додзо гомэн насай, Андзин-сан.

Спать он отправился раздраженным: его бесила проволочка и невозможность проводить ночи с Марико. Досада усугублялась сознанием того, что она рядом, а Бунтаро уехал из города. И это «ты…» говорило, что ею владеет столь же сильное желание. Несколько дней назад он отправился к ее дому под предлогом, что нуждается в помощи с японским. Самурай из охраны выразил сожаление: Марико-сан нет дома. Он поблагодарил и вяло побрел к главным южным воротам в надежде увидеть океан. Но земля была такая плоская, что ему не удалось разглядеть пристани, хотя, казалось, он различал вдалеке высокие мачты своего судна…

Океан притягивал его. Величавая вода, дальний горизонт, таинственная глубина… Так хотелось вновь почувствовать кожей дыхание попутного ветра, который омывает тебя, вынуждает щуриться, оставляет привкус соли на языке. Под ногами кренится палуба. Рангоут и снасти потрескивают и стонут под давлением парусов, которые время от времени издают радостный хлопок, когда крепкий бриз меняет направление на румб или два.

И свобода… Она куда важнее всего остального. Свобода идти куда хочешь при любой погоде и при первом желании. Свобода стоять на юте и быть вершителем судеб, как Торанага здесь.

Блэкторн взглянул на верхушку замковой башни: солнце отражалось в причудливо изогнутых карнизах черепичной кровли. Он не заметил наверху никакого движения, хотя и знал, что каждое окно ниже самого верхнего этажа тщательно охраняется.

Колокола пробили, отмерив очередной час. Середина часа лошади, самый полдень.

Он засунул словарь в рукав, радуясь, что наступило время первой настоящей еды. Сегодня это был рис со слегка обжаренными креветками, рыбный суп и маринованные овощи.

– Не хотите ли еще, Андзин-сан?