стиснув выскочившее из-под ткани полушарие, простонала мое имя. А потом еще раз и еще — водя ладонью между ног все жарче, ничего не замечая, самозабвенно отдаваясь воображаемому мне — пока я реальный стоял у порога и, как в ступоре, смотрел, абсолютно не понимая, что с этим делать.
Ее оргазм случился уже без меня. Развернувшись, я тихо ушел к себе вместе с подарком, чтобы не выдать свое присутствие. Вечером на празднике, где были родители и наши общие друзья, она смеялась и задувала свечи, а я смотрел на нее и вспоминал, как она стонала и двигалась, и задавался вопросом, правильно ли поступил, что ушел. Плюшевый медведь, которого я ей в итоге подарил, казался на этом празднике лишним. Возможно, на свои шестнадцать она ждала совсем другой подарок. Возможно, как раз представляла его, когда ласкала себя утром. В ушах навязчиво звучало, как она выдыхала мое имя, словно звала меня. Лучше бы я этого не слышал — мне бы тогда жилось гораздо спокойнее. Теперь же я был вынужден решать, хочу ее или нет. Это был последний раз, когда я лазил в этот люк без предупреждения.
Электричка внезапно остановилась — не на станции, а на середине пути среди частных домов и дач, — пропуская другой состав. После того случая я тоже подвис, приостановил свою жизнь, пытаясь разобраться, как быть дальше. Реальность как назло подкидывала варианты: девчонка, которая меня хочет, живет прямо за стенкой, доступ к ее спальне и к ее телу двадцать четыре часа в сутки, трахаться можно в любой момент, когда родителей нет дома или когда они смотрят телевизор в соседней комнате. Идеальная ситуация, которая бывает только в аниме и лайт-новеллах. Вместо этого два года каждый день я придумывал себе оправдания, почему сегодня ее не трахну. Можно подумать, мне самому это нравилось.
Тяжелый товарный поезд, яростно свистя, промчался мимо — гораздо длиннее и гораздо массивнее, чем моя электричка. Не остановись мы — и было бы крушение, вагоны бы полетели с рельс как пушинки. Точно так же я и считал все эти два года: что если пересплю с ней, произойдет крушение. Что если возьму ее, буду должен дать взамен что-то большее, чем просто секс. То, чего, возможно, не найду в себе для нее и вынужден буду это изображать. Честно, проще подрочить, чем спать с девчонкой, у которой на тебя столько претензий.
Если подумать, то и не было никакой проблемы. Она хотела трахаться со мной, а я просто хотел трахаться — и из всех возможных вариантов она даже тогда была далеко не первым, всего лишь самым доступным. Зная ее чувства, я не хотел ею пользоваться. И не хотел, чтобы мной пользовалась она. Переспи мы, она бы потребовала меня целиком, и эта лайт-новелла, толком не успев начаться, закончилась бы маршем Мендельсона. Но этого не было в моих планах. По крайней мере, пока не разобрался в чувствах к ней окончательно. Однако этой ночью она сама сделала так, что я ее трахнул.
Мы переспали.
Электричка, стоявшая все это время на месте, снова тронулась.
И ничего, крушения не наступило. Могли переспать и намного раньше с тем же результатом — так было бы в разы проще для нас обоих. Этот секс невообразимо ярко подчеркнул то, что я и так знал, но не хотел признавать — так ярко, что сомнений уже не оставалось.
Я люблю Асю.
Но только как друга.
И больше никак — не могу и не хочу ничего с этим делать.
Пусть ее чувства сильнее, чем мои — я в этом не виноват. Не желая ее задеть или ранить, я поступался своими желаниями. Ее горечь, ее обида, ее злость — я чувствовал себя ответственным за них. Но это неправильно. Это не мои — это ее загоны.
И не надо было все так усложнять.
Если она хотела потрахаться со мной, а я просто хотел потрахаться — мы вполне бы могли потрахаться друг с другом. Каждый бы получил то, чего хотел. А если бы она начала требовать чего-то большего, чего бы я в себе не нашел, я вполне мог ей в этом отказать, не чувствуя себя виноватым. Чужие обиды, чужие загоны — они чужие. Пойми я это сразу, создал бы меньше проблем себе и причинил бы меньше боли ей.
Я больше не хочу, чтобы чужие желания определяли мою жизнь. Я могу отвечать только за свои.
Входные двери с шумом распахнулись — электричка остановилась на очередной станции. Скользнув по перрону, мой взгляд рассеянно замер на парочке, пропустить которую было невозможно. Вжавшись друг в друга, парень и девушка горячо целовались, не стесняясь других пассажиров, даже не замечая их, пытаясь взять все от последних секунд перед тем, как электричка тронется и они расстанутся. Громкоговоритель известил об отправлении. Нехотя отстранившись, парень шагнул в сторону двери, однако, вскинув руку, девчонка схватила его за куртку и снова притянула к себе. Забыв про все, он опять ее обнял. Двери закрылись, но им уже было плевать.
Провожая их глазами, счастливых, оставшихся вдвоем на опустевшем перроне, я ему даже невольно позавидовал — в этом жесте была не только страсть. В том, как она схватила и как он остался, было гораздо больше — безмолвное подтверждение, что то, что между ними, дороже планов, рутины и суеты. Если бы меня сегодня схватили так же, я бы тоже никуда не поехал.
Смартфон в руке словно начал жечь. Оживив экран, я открыл аккаунт, который до сих пор был заблокирован. Палец скользнул вверх, и перед глазами пронеслась целая череда откровенных селфи, заставляющих против воли задаваться вопросами. Увижу ли ее еще хоть раз в таком виде? Будет ли у нас хоть что-то еще? Разведенные ноги, приспущенные трусики, родинка на бедре, задранная маечка, выскочившая грудь, гребаный кулончик, с которого все и началось… Снимки продолжали мелькать, болезненные и бесполезные с учетом того, что в этот чат она больше писать не собиралась.
Палец замер, прекратив листать. И что мне с ними делать? Смотреть, дрочить, жалеть, вспоминать, как было хорошо? Если эти селфи — единственное, что мне осталось, то проще, если вообще ничего не будет.
Механически, один за другим палец удалял ее снимки, пока в длинной ленте не осталось ни одного. Закончив, я переключился в соседнюю ветку к адресату, с которым формально нас ничего не связывало — к самой Саше.
Я: «Не волнуйся. Я