Оглушающе ударила боль, разламывая грудь.
— Скорее, Мае…
Боль нарастала, заволакивая кровавым туманом всегда зоркие глаза жреца Бонпо. Куулар Сарыг-оол с трудом разлепил окаменевшие губы, скорее простонал, чем выговорил:
— Мае…
И молодая богиня, будто и в самом деле услышала его призыв, показала тонкий рожок между дымным краем земли и чистым краем неба. Сияющий, голубой, окутанный нежной серебряной вуалью, все более и более всплывающий к звездам, как бы выталкиваемый по просьбе черного колдуна незримыми и нежными руками Сома — бога неба ночи.
По лицу Куулара Сарыг-оола скользнула просветленная улыбка.
Потом он покачнулся, судорожно рванул грязный засаленный воротник халата на груди и стал опускаться на белую от соли землю, ставшую вдруг багрово-черной, как подсыхающая кровь.
И тотчас из-за горизонта выползло коричневое чудовище и начало пожирать молодую богиню, заглатывая ее целиком, захлебываясь черной слюной вожделения и сытости…
Тревожным был их ночлег, хотя они и устали за последний отрезок пути в горах. Последний ли?
Проснулись они опять почти одновременно. Хертек торопливо посмотрел на небо: оно было блеклым и выцветшим. Он взял кожаную фляжку, чтобы спуститься к озеру, но Самдан остановил его:
— Там нет воды. То озеро мертвое, в нем только соленый кисель.
Позавтракав остатками мяса и затоптав огонь, всадники снова двинулись в путь, думая теперь уже не о той дороге, что ими пройдена, а тревожась о предстоящей.
Растаяли, слившись с небом горы.
Сероватой полоской заколебался в жарком мареве разгорающегося дня последний таежный лоскут, а под копыта коней все упрямее стлалась белая солончаковая пустыня — жаркая, сухая, тревожная, заставляющая слезиться глаза от едкой пыли, высушивающая рот и горло. Если так будет продолжаться до вечера, то путники могут и не доехать до настоящих гор Тарбагатая, свалившись в этот белый прах и распарывая ножами глотки коней, чтобы, захлебываясь, пить их горячую кровь, спасаясь от сухой смерти, ужаснее которой нет на земле!
Наконец, что-то блеснуло на горизонте, леревернув и раздвоив солнце. Все ближе и шире черное зеркало, воды которого не рябит легкий ветерок, завихряющий за хвостами их коней белую, не падающую наземь пыль.
Хлюпнула вода под копытами коня Хертека, и тотчас всадник отпрянул дыра, образовавшаяся в земле, клокотала, затягиваясь чем-то черным и густым медленно и лениво Захрапел испуганно конь, встал на дыбы.
— Назад! — закричал не своим голосом Самдан. — Мы пришли к Озеру Смерти! У него нет берегов!
Хертек побледнел, хотя этой бледности под белой маской из соли и не мог заметить его спутник. Про страшное, кочующее по пустыне озеро, ходило много легенд, хотя и не всем доводилось видеть его своими глазами, тем более, стать его пленником.
Самдан медленно и осторожно разворачивал своего коня, выводя его на чуть приметную тропу, идущую в обход озера к каменистому плато, за которым, возможно, и лежит начало их главной дороги: одному навстречу своему каравану, другому — навстречу родному очагу. Его примеру последовал Хертек, но тут же натянул поводья — в десяти шагах от тропы чернело тело человека, умирающего или уже умершего от жажды, обманутого озером, в котором нет воды.
Всадники спешились одновременно и приблизились к несчастному. Человек лежал лицом вниз на обломках своего собственного посоха, упираясь обнаженной головой в магический герб Шамбалы, выцарапанный на белом песке.
Самдан осторожно перевернул тело и отшатнулся, поспешно сдирая с головы кошемную шляпу:
— Куулар Сарыг-оол…
— Белый Бурхан?! — поразился Хертек и тотчас замолчал.
Но у Самдана уже изумленно взметнулись брови, вырвался какой-то клокочущий звук, но он прихлопнул рот ладонью и натуженно закашлялся, искусственно выдавливая слезьг на глаза.
Хертек обыскал труп, но в одежде мертвого не нашел ничего существенного, кроме револьвера, золотой крупной монеты и плоской мужской серьги с фиолетовым камнем и неясными письменами на ребре.
— Закопать бы надо беднягу! — подал голос Самдан, справившись с кашлем, но по-прежнему обескураженно мотая головой.
Хертек крутнул барабан нагана, пересчитывая патроны. Шесть. Седьмой в стволе. Значит, наган покойному богу так и не понадобился? Зачем же он выпросил его у стража бурханов?
— Закопать… Куда здесь закопаешь! Бросим в Мертвое Озеро. Он шел и пришел к нему. Значит, тут был конец его жизненного пути.
Самдан не возражал.
Самдан спешился первым, подвел коня к коновязи, бросил небрежно поводья на руки какому-то услужливо улыбающемуся китайцу, повернулся к своему спутнику:
— Здесь мы передохнем, Хертек. Я был твоим гостем у огня, теперь приглашаю тебя…
Хертек кивнул, хотя этот крючок на Урумчи удлинял его дорогу и на день, а то и на два отодвигал встречу с Савык.
Комната была большой и прохладной. Тот же китаец, что прислуживал им с Самданом у коновязи, внес небольшой столик, быстро накрыл его и, низко кланяясь, пошел спиной к дверям, сложив ладошки маленьких рук и выставив их вперед.
— Надо бы умыться, — вздохнул Хертек. — Я не привык есть грязными руками!
Самдан сдержанно рассмеялся, кивнул на большую фарфоровую чашку, наполненную розовой водой, стоящую посреди стола.
— Кто вам мешает, Хертек? — Он первым зачерпнул пригоршню воды, бросил ее в лицо. — Русских умывальников в караван-сарае востока не бывает… Только кувшин или чаша!
Потом он наполнил пиалу Хертека какой-то темной жидкостью, плеснул из того же сосуда с узким горлом и в свою чашку:
— Это нас освежит.
Самдан еще не решил, как ему поступить со своим попутчиком, который, несомненно, знал жреца Бонпо как Белого Бурхана и, возможно, участвовал в его авантюре на Алтае. Арестовать и отправить в Россию, чтобы хоть в малой степени оправдать свой невольный промах перед генералом Лопухиным? Но что конкретного он о нем знает? Одни догадки!..
И даст ли Хертек себя арестовать? Наган Куулара Сарыг-оола од взял себе, у него боевая винтовка приторочена к седлу, не исключено, что есть и другое оружие… Да и сам выглядит крепким и физически сильным человеком, который просто так не позволит защелкнуть на своих руках наручники!
Хороший в общем-то план захвата Белого Бурхана стал трещать по всем швам с самого начала: Амгалан наотрез отказался вести караван в Китай, и его пришлось упрятать в тюрьму, используя не только имеющиеся в распоряжении русской полиции документы о таинственных смертях мальчишек в школе тибетской медицины, но и жалобу отца того скверного мальчишки, наказанного в свое время Самданом за кражу микроскопа. Организация самого каравана непростительно затянулась, а его путь к Семипалатинску, а потом и к Зайсану был вообще до безобразия медлительным. Самдан вынужден был группой полицейских обогнать его, а потом, оставив отряд для захвата Белого Бурхана в Урумчи, самому добираться до караванной тропы и ставить необходимые знаки приказа. Вдобавок к этим мытарствам, Самдан при возвращении в Урумчи умудрился заблудиться и уйти далеко в сторону другой тропой…