Поскольку посланник не сдвинулся с места, Благородный Грегори упал на четвереньки и ловко проскользнул между его ног.
— Привет, Успех, — произнес мальчик, поднимаясь с коленей.
Благородный Грегори протянул руку, и Успех принял ее.
Он мгновенно понял, насколько вспотел от дневной жары, потому что рука мальчика была прохладной, как камень в реке. Он чувствовал разницу в размерах: рука Благородного Грегори целиком скрывалась в его ладонях и была легче перышка.
— Друг Успех, у тебя удачи более чем достаточно, — пробормотал мальчик настолько тихо, что лишь Успех мог его слышать. — Я вижу, что нас ждут приключения.
— Оставайтесь там! — вскричала Мемзен. — Нет!
Она сердито смотрела на верхнюю ступеньку трапа, где толпились дети и, перебивая друг друга, все одновременно кричали на женщину. В итоге Успех не мог разобрать, кто из них что говорил.
— Когда придет наша очередь?!
— А Грегори ты разрешила выйти!
— Мы проделали такой путь!
— Он устал? Я устал больше!
— Эй, подвинься! Ты стоишь у меня на пути!
— Но я тоже хочу посмотреть!
Сзади принялось причитать несколько голосов:
— Нечестно, нечестно!
Мемзен поковыряла носком туфли фальшивую почву.
— Сейчас нам нужно идти, — объяснила она. — Если выпустить их наружу, понадобятся часы, чтобы опять собрать всех вместе.
— Я с ними поговорю. — Благородный Грегори ступил на трап, мягкими взмахами рук призывая детей успокоиться. — Назад, назад, это не то место. Мы еще не добрались. Просто остановились подобрать кое-кого. — Он остановился на полпути и обернулся к взрослым. — Успех ведь летит с нами, верно?
Нгонда достал платок и смахнул пот с глаз.
— Если захочет.
Он резким движением смял платок и сунул в карман, тщательно избегая смотреть Люнгу в глаза.
Успех чувствовал, как глухо колотилось его сердце. Он мечтал о полете с тех самых пор, когда узнал, что это возможно. И, честно говоря, его совершенно не заботило, чего там запрещали правила простоты, хотя нести ответственность за прилет всех этих внешних в Литтлтон ему тоже не хотелось.
— Ну, так как? — Похоже, Мемзен приняла его колебания за страх. — Ты никогда не был внутри «острова», Преуспевающий Грегори с Уолдена?
— Зови его Успех, — сказал Благородный Грегори. — Это не значит, что ты собираешься заниматься с ним сексом.
Мемзен поклонилась пожарному:
— Он еще не приглашал нас перейти к столь дружескому общению.
— Да, прошу вас, зовите меня Успехом. — Люнг отогнал от себя мысль о сексе с Мемзен и решительно поднял свой рюкзак. — И да, я полечу с вами.
— Тогда веди нас. — Она жестом пригласила Люнга первым ступить на трап.
За ним последовал Нгонда. Мемзен шествовала последней, переставляя ноги маленькими и невероятно аккуратными шажками.
Дойдя до верхней ступеньки, Успех окунулся в блаженную прохладу «острова», словно нырнул в Залив Милосердия. Дети столпились вокруг Благородного Грегори. Их было около дюжины в пространстве шесть на десять метров. Коробки и контейнеры стояли вдоль переборок.
— И куда мы теперь летим?
— Когда сможем увидеть огонь?
— Эй, а это кто?
Большая часть детей повернулась посмотреть, как он взошел на палубу. Люнг поморгал, чтобы глаза привыкли к освещению.
— Это Успех, — объявил Благородный Грегори. — Мы собираемся посетить его деревню. Она называется Литтлтон.
— Почему? Там маленькие люди?
Девочка лет шести или, может, семи бочком подошла к Успеху:
— А что у тебя в сумке?
Она была в парчовом платье цвета соломы, доходившем прямо до шелковых тапочек. Шею украшал кулон на золотой цепочке в форме стилизованного человеческого глаза. Успех решил, что это какая-то мода.
Он снял рюкзак с плеча и поставил его перед девочкой, чтобы та могла все увидеть.
— Просто мои вещи.
— Их не очень много, — с сомнением произнесла она. — А у тебя там есть что-нибудь для меня?
— Ваша светлость, — вмешалась Мемзен, кладя руку на плечо девочки, — мы собираемся оставить Успеха одного.
Она повернула девочку кругом и легонько подтолкнула к остальным детям.
— Вам придется их простить, — сказала она Успеху. — Они привыкают идти своей дорогой.
VII
Я глубоко сочувствую борьбе: она так подражает походке души и ее манере держать себя.[285]
Генри Дэвид Торо. Дневник, 1840Успех изучал географию в школе и знал, насколько велик Уолден, но впервые в жизни он ощутил его размеры. С земли из-за густого леса ничего не было видно. Даже поля и озера заслоняли деревья. Успех никогда не был на берегах океана Модилон, но видел озеро Грейт-Камит. Небо там его просто поразило, но оценить весь размах природной красоты не было никакой возможности. Люнг взбирался на горы Тарата, но те по самую верхушку заросли лесами, и единственный вид открывался с уступов. В Самсон-Кокода была башня с круговым обзором, но она возвышалась над землей всего на тысячу триста метров.
Судя по видеофону на переборке, «остров» парил в облаках на высоте пять тысяч семьсот метров. А под ним во всей своей захватывающей дыхание необъятности расстилались леса. Карты, отмерявшие неподвижные километры и плоские гектары, казались фальшивкой по сравнению с этим. Каждый житель должен был видеть панораму, открывающуюся сейчас перед Успехом. И если это противоречило принципам простоты, то плевать он на них хотел.
С другой стороны, Стойкий Нгонда совсем не наслаждался видами. Он уселся на скамью спиной к корпусу «острова», который Мемзен сделала прозрачным, когда отделила для каждого личное пространство. Его шея была напряжена, и сам он время от времени жаловался на проблему с ушами. Каждый раз, когда корабль вздрагивал от порыва ветра, посланник принимался судорожно и глубоко дышать. Дрожащим голосом он попросил Успеха не комментировать проносившийся внизу пейзаж. Тот совсем не удивился, когда посланник с трудом поднялся на ноги и сквозь похожие на занавеси из пузырьков перегородки отправился на поиски ванной комнаты. После его ухода стена вернулась на место, и на ее дрожащей поверхности появились радужные разводы.
Успех прижимался лицом к прозрачной стене. Он ожидал, что она будет гладкой и холодной, как стекло, но она оказалась теплой и податливой, словно плоть какого-то живого существа. Под ним реки и озера блестели в лучах полуденного солнца, словно осколки разбитого зеркала. Тинистая река Калибобо осталась к западу, в то время как «остров» направился к подножию гряды Тарата. Когда внизу расстилалась земля, Успех замечал места, где ярко-зеленые леса сменялись голубыми хвойными зарослями тсуги, сосен и елей. В тени гор прятались лишь несколько ферм и отделенных от мира деревушек. Чтобы добраться до Литтлтона, расположенного на западном склоне, им придется перелететь через гряду.
Сначала Люнг с трудом различал знакомые вершины. Он приближался к ним с непривычного расстояния и высоты. Но, заметив пик Вайтейпа, смог определить и все остальные: Таурика, Бутлес-Лова и Бороко, извивавшиеся к северу, Кайвуна и Самсон-Кокода, направлявшиеся на юг, к равнине. Он вслух пробормотал их названия, пока посланника не было рядом. Ему всегда нравились округлые звуки языка пакпаков, как они катались во рту. Попав тогда в пожар вместе с Виком, он был уверен, что никогда не увидит эти горы вновь.
Купив планету у Корпорации Освоения Космоса, Старейшина Винтер подумывал переименовать здесь все, чтобы с чистого листа начать свой грандиозный эксперимент по сохранению чистого, неизмененного человечества. Но потом поразительно большое число работников Корпорации отклонило его щедрое предложение по переселению: они захотели остаться. Большинство пакпаков возводили свои родословные к древним поселенцам, колонизовавшим множество планет. Некоторые даже претендовали на происхождение от самого Древнего Мороба. Проявив уважение к ним, Старейшина согласился сохранить топонимику пакпаков для некоторых географических групп. Так что реки, долины, горы и острова носили названия, данные им первыми поселенцами.
Старейшина Винтер никогда не держал в тайне свои планы относительно Уолдена. Потратив на планету громадные средства из собственных карманов, он намеревался обогатить истощенные земли наследия Мороба. На их месте он хотел построить рай, воссоздать богатую экологию родного мира и пригласить на Уолден только настоящих людей — с тем условием, чтобы новые поселенцы отринули технологии, уже давно вышедшие из-под контроля на планетах Тысячи Миров. Те, кто согласился жить по Заветам Простоты, получали землю и статус гражданина. Естественно, леса и Совершенное Государство должны были занять всю планету.