чары, она отвела взгляд. Он усмехнулся, как бы давая понять, что уже поздно уходить, все свершилось.
Принесли главные блюда. Рита вспомнила слова Винсента: «Чем круче ресторан, тем меньше порция». На большой тарелке лежал кусочек мяса, красиво оформленный грибами, травками и полосками соуса.
Завязался ничего не значащий разговор: кто где побывал, кто что любит и не любит, какое вино и еду предпочитает. Главное уже было сказано: они – пара.
Миллер каждый день встречал Риту с работы, обязательно привозил цветы или маленькие милые подарочки, они заезжали куда-нибудь поужинать или Миллер сам готовил для нее ужин, потом смотрели кино, вернее, кино было оправданием тому, чтоб сидеть рядом на диване и целоваться. Рита очень хотела его, но в то же время боялась, что это произойдет. Ей не хотелось прерывать это томительное чувство ожидания. Он не торопил ее.
Зная Ритину любовь к балету, Миллер купил билеты на какой-то модерный балет из Нью-Йорка. Миллер предупредил, что заедет за ней пораньше, чтоб они могли зайти пообедать в ресторан до начала представления. Когда он приехал, Рита открыла дверь и, сама не ожидая этого, прильнула к нему. Он нежно обнял ее и стал целовать ее лицо и волосы. Рита слышала, как бешено стучало его сердце. Рита посмотрела ему в глаза и увидела, как темнеет его взгляд. «Сейчас все будет», – поняла она. И испугалась. Он понял это. Глаза стали нежными и там появилась какая-то искорка насмешки. Рита не поняла над ней или над собой. Не выпуская друг друга из рук, они сели на диван. Он продолжал целовать ее, прижав к своей груди. Он был такой желанный! Рита обхватила его руками и прижалась к нему всем телом. Она почувствовала легкий горьковатый запах его парфюма, от него исходили почти осязаемые флюиды сексуальности.
– А как же балет? – попыталась она сопротивляться больше себе, чем ему.
– Успеем, еще 3 часа в запасе.
И он понес ее в спальню.
На балет они все же успели. Вбежали счастливые в зал, когда уже подняли занавес. Балет был бесподобен. Артисты языком тела изображали любовную страсть, музыка проникала в самое сердце. Они сидели, прижавшись друг к другу и сцепив руки, поглощенные представлением и своими чувствами.
В ресторан влюбленные не поехали. Хотелось быть вместе и одним. Вместе приготовили ужин и сели за стол. Миллер вопросительно поглядывал на Риту, но ничего не говорил.
– Что? – не выдержала она.
– Можно, я у тебя останусь сегодня?
– Да, – ответила Рита и почувствовала, как внутри нее поднимается теплая волна желания.
Миллер протянул руку через стол и сжал ее пальцы:
– Спасибо!
Рита долго не могла заснуть этой ночью. Миллер пытался разделить ее бдение, и ей пришлось притвориться, что она засыпает. Только после этого любовник позволил себе уснуть, прижавшись всем телом к подруге. Риту не угнетала бессонница. Она чувствовала блаженство и какую-то легкость во всем теле. Такого мужчины у нее никогда не было. Он не просто чувствовал ее, он предугадывал ее желания, понимал ее лучше, чем она сама понимала себя. Она раскрылась ему навстречу ни о чем ни думая, просто наслаждаясь моментом близости.
Утром Миллер предложил жить вместе.
– Ты единственная женщина, которая хочет меня так же сильно, как я ее, – сказал он. – Нам нельзя расставаться.
Рита немного ошалела от такого быстрого натиска. Обычно в таких случаях она начинала защищаться и уходить, но тут она сразу же согласилась.
– Тогда я закажу сегодня новый матрац, – деловито сказал Миллер, – твой жесткий и неудобный.
В понедельник вечером, встретив Риту с работы, он протянул ей длинную сафьяновую коробочку. Рита раскрыла ее и увидела золотой кулон с изумрудом на длинной золотой цепочке.
– Ты же любишь зеленый цвет, – сказал он.
– Спасибо большое, очень красивый кулон. Я вижу, что это дорогая вещь… – начала было Рита, но он перебил ее:
– Самое дорогое у меня – это ты. Остальное – неважно.
Рита сделала книксен и поцеловала Миллера.
В тот же вечер, вооружившись рулеткой и блокнотом, Миллер стал осматривать дом. Он обошел бейсмент, что-то записал в блокнот, потом зашел в ванную комнату и стал измерять стену возле раковины. Рита не поняла, что он делает. Ей стало любопытно:
– Что это ты все в доме измеряешь?
– Смотрю, что надо отремонтировать, что надо купить в дом.
– А в ванной что тебя не устраивает?
– Хочу еще одну полочку сделать для моих туалетных принадлежностей. Не возражаешь?
– Нет, конечно. Просто это непривычно для меня. Обычно мужчину надо долго и упорно просить, чтоб он что-то в доме сделал или починил, а ты сам себе работу ищешь.
– Мужчины разные бывают. Для меня это нормально. Меня отец так научил заботиться о своей женщине. Я знаю, что ты сама все умеешь, но мне приятно делать это для тебя.
– Ты такой замечательный во всех отношениях мужчина, почему же вы с женой разошлись? Извини за нескромный вопрос, можешь не отвечать, если не хочешь, – сказала Рита.
– Хорошо, устроим вечер вопросов и ответов. Они сели на диван. Миллер принес бутылку Мерло и фужеры. Налил и протянул Рите:
– За самую лучшую женщину в мире, – сказал он, протягивая свой бокал к ее.
– За самого лучшего мужчину в мире, – откликнулась Рита.
Сделав глоток, он начал свой рассказ:
– После университета я нашел работу в Техасе, в Хьюстоне. Наш офис находился на восьмом этаже, а внизу было кафе, куда мы с сослуживцами часто ходили обедать. В тот день я пришел в кафе один. Пил кофе и читал газету. Вдруг услышал грохот падающего стула. Поднял глаза и увидел Женщину. Это была настоящая Женщина с большой буквы. Она весила примерно 350 паундов! Красавица мексиканка с орлиным носом и вьющимися смоляными волосами. А какой зад! Крепкий, колышущийся при ходьбе. Это она им и свалила пару стульев, пробираясь к столику возле окна. Я мгновенно влюбился. Смущало только, что она белая и не будет встречаться со мной. Но я рискнул. Я подскочил к ней и отодвинул стул, чтоб она села. Она улыбнулась и села. Ее зад не помещался на стуле, надо было бы подставить еще по стулу с боков. На меня напало вдохновение, и я стал ее спрашивать, почему не видел ее раньше и всякую такую дребедень. С обеда я опоздал, но зато у меня был ее телефон.
Через месяц мы поженились. Как-то мы гуляли в парке, к ней подошли два подвыпивших мексиканца и стали ее упрекать на испанском языке,