Рыжая его шляпка блестела, словно металлическая. Верка понимала, что масленок ей не нужен, но полезла в чащу, чтобы его сорвать.
И когда нагнулась, то услышала голос детеныша:
— Только ты не кричи. К тебе на помощь никто не успеет прибежать. Никто. А я тебя убью.
У Верки пропал голос. Она хотела сказать детенышу, чтобы он отстал, что она его не боится и сейчас позовет того парня с автоматом — вот тебе и конец. Она выпрямилась и замерла и даже хотела закрыть глаза, чтобы не видеть пустых ледяных глаз детеныша.
Детеныш замолчал, словно ждал приказа. Он кинул взгляд направо, Верка послушно повернула туда голову и увидела матку, или мать, или как ее называть… Та была в коротком плаще, а под распахнутым плащом — ничего. Как тогда, в подвале. У матки был панцирный живот и грудь. А на руках перчатки, и потому неизвестно, что у нее вместо пальцев.
— Я предлагаю тебе выгодный обмен, — сказала матка.
Лицо у нее было человеческое, но Верка понимала, что это не лицо, а маска с прорезанными овальными отверстиями, в глубине которых поблескивали глаза.
— Не бойся, мы не изверги. Мы тоже страдаем. Нам тоже больно.
«Сейчас надо спросить, кто они? Это важно».
Верка молчала.
— Ты видела нашего зародыша? — спросила женщина.
Верка отрицательно помотала головой.
— Брешешь! — закричал детеныш, впрочем, негромко закричал, почти шепотом. — Вы похитили моего брата. Вы убьете его, вы утопите его в спирте, я знаю, что мы для вас просто насекомые, клопы, тараканы. Нас надо истреблять! И не удивляйтесь тому, что мы вас тоже ненавидим!
Детеныш подпрыгивал, сжимал ручки в кулаки, и, несмотря на то что он был совсем маленьким, он был опасен, как бывает опасен скорпион или бешеная крыса, которая может кинуться на человека.
— Да погоди ты! — остановила его матка. — У меня к Верке дело есть. Ты не обращай внимания на малышку, малышка волнуется. Мы все волнуемся. Для нас потеря члена нашего племени всегда мучительна. В этом отличие нас от людей. Вы готовы истреблять друг друга. Мы готовы отдать жизнь за любого из нас. Ты меня понимаешь?
Верка смотрела в землю, на шляпку рыжего масленка, потому что на матку смотреть не хотелось. У нее не было лица, и потому тянуло дернуть за край маски, чтобы увидеть то, что скрывается под ней, и заранее становилось страшно.
— Скажи, ты хочешь жить богато? — спросила матка. — Ты хочешь, чтобы у твоей бабы был хороший дом, чтобы ты была тепло одета и имела все преимущества состоятельного существования?
Матка говорила правильно, как человек, но иногда употребляла выражения, которыми люди не пользуются.
— Я могу предложить тебе значительную сумму денег, — продолжала она, — а ты окажешь нам небольшую услугу. И у тебя все будет, хорошо?
— А что будет? — неожиданно Верка услышала собственный голос. Она и не думала отвечать, а уж тем более задавать вопросы этой матке. А сама задала.
— Все. Тысяча долларов Соединенных Штатов. Десять тысяч долларов.
— Сто тысяч! — закричал детеныш и пронзительно засмеялся.
— Ты сейчас поедешь в их больницу, к своей маме…
— Мы ей ничего плохого не сделали, — раздался незнакомый голос.
Верка увидела, что среди ветвей стоит мужчина в ватнике, стеганых штанах и валенках. Его лицо поблескивало под каплями дождя, но опять непонятно было, человеческое ли это лицо.
— Она будет жить, — подтвердила матка. — Я тебе это гарантирую. А ты в больнице возьмешь личинку, которую они увезли с собой, и принесешь нам. И получишь десять тысяч долларов.
— Сто тысяч! — пропел детеныш.
— Нет! — сказала Верка. Сказала и сразу подумала: «Ну почему я не согласилась? Они бы отпустили меня…»
— Тогда мы сделаем это сами, — сказала матка.
— И твоя мама вряд ли останется живой, — подтвердил мужчина в ватнике.
— Я сам ей глотку перегрызу! — простонал детеныш. Будто представил, как это сделает, и обрадовался.
— Малыш, ну разве так можно?! — набросилась на него матка. — Ведь мы с Верой говорим о деле и не хотим ей угрожать. — Матка обернулась к детенышу, и Верка поняла: или сейчас, или они ее уничтожат.
И она метнулась в промежуток между детенышем и маткой — она ведь худая, юркая.
— Стой! — кричали вслед.
Но кричали не вслух, а как будто комариным звоном.
Верка вылетела из-за угла дома. И оказалась на асфальте. Ударилась коленкой о пустую коляску, и коляска покатилась к охраннику, который схватился за автомат.
— Они там! — крикнула Верка и поглядела назад.
Никто ее не преследовал. Никто не догонял. Было тихо. Только комариный звон стоял в ушах, и был он зловещим и гадким.
Охранник сделал несколько шагов к углу дома. И тут как раз коляска докатилась до него. Свободной рукой охранник толкал коляску перед собой, в другой держал автомат.
— Осторожно! — крикнула ему Верка. — Они летать умеют.
— Ты чего?! — удивился охранник, но остановился.
Тут из дома выбежала Елена.
— Я услышала, — сказала она. — С тобой все в порядке?
Комариный звон переместился кверху. Верка задрала голову. Под самым низким облаком, неясные в каплях дождя, улетали большие насекомые. Или птицы. Или люди…
— Видели? — спросила Верка.
— Что видели? — не поняла Елена, которая ничего не разглядела.
Они пошли к машине, и Верка рассказала Елене Борисовне, как встретилась с маткой и детенышем и что там был еще один из тех, а может, их было и больше.
Когда машина выехала на шоссе, Елена спросила:
— Ты все хочешь понять?
— Еще бы!
Елена хорошо вела машину, лучше, чем Ванечка. В ее манере была легкость и даже небрежность. Она не трудилась за рулем, не руководила машиной, как Ванечка, а как бы помогала ей катиться вперед, легонько похлопывая по спине.
— Ты уже столько видела, — сказала Елена, — что самой пора догадаться.
— Вы-то небось не догадались, — возразила Верка. — Целый институт, наверное, думал.
— Думали многие, но догадаться было очень трудно. Потому что мы живем в мире привычных вещей. А если что-то случается необычное, то теряемся. Смотрим и думаем: так быть не может!
— Точно как моя баба Элла…
Елена смотрела на дорогу и говорила, словно размышляла вслух:
— А сейчас расскажу тебе об одном великом ученом. Его фамилия Фабр.
— Я видела его книгу у Олега Владиславовича…
— Фабр был великим энтомологом, то есть специалистом по насекомым. И жил он более ста лет назад. В его главной книге «Инстинкт и нравы насекомых» есть глава, которая называется «Осы-охотницы». Фабр долго наблюдал поведение ос церцерис, которые откладывают яички в жучков златок. В живых насекомых! Своим длинным острым жалом, словно саблей, оса церцерис разрезает нервный узел жука и парализует его. Есть и другие осы-наездники. Они впрыскивают в тело жертвы парализующий яд, превращая его в убежище и банку консервов для своих детишек. Жучок парализован, неподвижен, но кое-как жив. И так продолжается до тех пор, пока из яичка не выведется личинка осы. И тогда личинка начинает пожирать своего «хозяина» изнутри. И пока не подойдет ей время превратиться в осу, она безбедно и сытно живет внутри своей жертвы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});