Читать интересную книгу ГНОМ - Александр Шуваев

Батальон, собранный для атаки, был подперт генераторными ротами, собранными со всей армии, почти всем, что от них еще осталось, и поэтому несся практически без задержек. "Генераторщики" за время боев тоже претерпели значительные изменения, на каждой машине теперь красовался пулемет, кустарно установленный теми же ремонтниками, а на машинах, поверх груза и поверх панцирей генераторов, поверх круглых боков "мельниц" ожесточенно висел, цепляясь за что попало, черный от дикой усталости и морозов десант. На самих генераторах пулеметы были из разряда тяжелых, простые и бесхитростные ДШК. То, что поначалу генераторщиков оставили без оружия, было явной глупостью, стоившей немалой крови, поскольку по смыслу своего существования и боевого применения они следовали только чуть позади атакующих частей. К тому же сами генераторы были покрыты четырехсантиметровой броней из материала, именуемого Беровичем "волокнистым углеродом" и плевали на любые пули с осколками. Снаряды – да, брали их почти всегда, но не всякие, не на любом расстоянии и не под каждым углом. Теперь, услыхав впереди резкие, отрывистые залпы танковых пушек и злобный, торжествующий вой пулеметов, вся генераторная группа, примерно полторы роты, молча, не дожидаясь приказа, попрыгала по машинам и отправилась вдогонку. Опыт боевого применения части насчитывал чуть больше недели, зато отличался большо-ой насыщенностью и крайним разнообразием, устав носил не слишком определенный характер, и сводился, по сути, к одному: Танки Должны Быть Заправлены ВСЕГДА, — и при этом, по возможности, не нести запасных баков. При соблюдении первого и, тем более, второго условия все остальное генераторным ротам прощалось. Даже теперь, когда они всерьез собрались поддерживать атаку, барабан "мельницы" работал на ходу, а генераторы – вырабатывали горючку: не только в России, но и в Европе практически всегда можно найти дерево или что-то, его заменяющее.

Там, где действие ракет проявилось в полной мере, делать было нечего: на черной, исходящей паром земле лежали черные головешки трупов, грузовики горели коптящим пламенем, почерневшие, угрюмые танки извергали клубы дыма, упершись в обгорелые пни по обочине. На периферии, между зонами полного уничтожения кто-то бесцельно, трудно копошился, не понимая, кто он и что с ним, почему ничего не видят выжженные глаза, и ничего не слышат уши, в которых барабанная перепонка тоже взорвалась одновременно с ракетами. И, главное, — куда делся воздух, который обожженное, стремительно распухающее горло не пропускало к обожженным, исходящим розовой пеной легким? Фигуры, слепо ползущие непонятно куда, шатающиеся фигуры, бредущие в непонятном направлении с широко раскрытыми глазами. Фигуры безучастно сидящих людей. Отрывистая команда старшего лейтенанта Каляды, бывшего чем-то вроде командира у десанта: "Тех, кто прячется – бить. Эти соображают…"

Батальон был усиленным не только в счет численности, приличной в разгар боевых действий хорошему полку. Не только за счет сводной генераторной роты. Усиленным он был еще и по той причине, что какая-то непонятная ремонтная бригада с непостижимой споростью перебрала основные агрегаты, заменив их новыми, и обмазала броню изнутри какой-то светло-желтой дрянью, застывшей во что-то вроде резины. С Дынером связался сам Жуков. Суховато пошутил, что у него – "большой блат, аж сам Семенов", и приказал принять, помочь войти в курс дела и "всячески способствовать". Заводская группа сопровождения, "ЗГС-4/67" приволокла с собой неожиданно солидный запас самых ходовых запчастей и агрегатов, чистое золото по военным временам, и уже за это Дынер не то, что обрадовался, а прямо-таки проникся к ним нежностью, возлюбил горячо и трепетно, но то, как они работали… Это было прямо-таки за пределами понимания, жаль только, хорошее быстро кончается, и через четверо суток круглосуточной работы группа собралась, и отбыла на какой-то другой участок. Обмазка – не горела, не поддавалась ножу и не позволяла броне "скалываться" когда в корпус снаружи попадал не пробивший ее снаряд. А двигатели перестали ломаться. И объективный закон природы, — износ, — как будто имел к новым деталям мало отношения. По всем по этим причинам "усиленный батальон", по сравнению с другими частями, можно сказать, летел, как на крыльях, преодолевая своим ходом невероятные расстояния, которые никак не могли быть ожидаемы врагом.

"Тридцатьчетверки" довольно долго шли дорогой без выстрела, сбрасывая с нее сожженную, искореженную, мертвую технику, давя попросту все, что попадало под гусеницы, и только достигнув уцелевшей части колонны, пустили в ход пушки, разнося транспортеры, грузовики, штабные машины и, главное, орудия в основном уцелевшего артиллерийского парка полка, но только те, которые начали переводить в боевое положение, готовясь к обороне. Вслед за танками пришла, налетела, как дикая орда, техника генераторных частей со своим жутким контингентом. Бывшие сидельцы выли в восторге, поливая из пулеметов и деморализованных, разбегающихся людей, и грузовики, тщетно пытавшиеся развернуться на узкой лесной дороге, и броневики, на таком расстоянии надежно пробивавшиеся пулями из страшного ДШК, а десант, что состоял уже из настоящих солдат, отставал от них очень мало, разве что действовал с большим выбором. Под огнем пятидесяти пулеметов, фугасными снарядами и гусеницами погибли практически все, кроме небольшой группы, которую отбили для своих надобностей пехотинцы из десанта: у них была своя, и очень важная роль. Собрав колючую проволоку, шанцевый инструмент и мины из трофейного имущества, они тут же начали окапываться, готовя плацдарм к приходу главных сил. Их отношения с "генераторщиками" сложились не вдруг: сначала пехота отдыхала, глядя на тяжкие труды тех, кого они приняли за тыловиков, потом, увидав, что работа у них не кончается вообще, предложили свою помощь. "Генераторщики" поначалу гордо отказались, но потом все-таки приняли подмогу, хотя и в очень ограниченных размерах. Теперь дело обстояло строго наоборот: пехота вкалывала, как каторжная, а генераторщики некоторое время пробовали хранить вид полной отстраненности, но потом, понятно, не выдержали, предложили помочь, но таким тоном, будто ждали, что от их помощи откажутся.

— Не, — помотал головой лейтенант Сопуло, — мы тут как нибудь сами, вы свое дело делайте. Без него, вижу, тоже ни хрена не получится…

Кончилось, как обычно, когда работы невпроворот, а людей мало, разумным компромиссом: генераторщики отбуксировали уцелевшие орудия на оборудуемые позиции, — куда скажут. А потом уже принялись за свою собственную, персональную каторгу. Но картина боя еще не прорисовалась до конца, не превратилась в законченную деталь громадного сражения. "Поводырь" все же навел свою летучую свору на дивизион, спешно драпающий в тыл.

О Руделе можно говорить всякое, но в данном случае он-таки совершил невозможное. При низкой облачности, когда уже близился ранний декабрьский вечер, он добился-таки попадания в одну из машин. Он вывалился из низких, чреватых снегом облаков, всем своим незаурядным чутьем ощущая опасную близость здешней земли, утыканной деревьями, за неуловимый миг увидел, принял решение и отреагировал именно таким образом, что две "сотки" накрыли белый, как призрак, грузовик. Кто угодно другой попросту не успел бы понять, что он видит и видит ли вообще что-нибудь. Пилот, понятно, не знал, что, на беду, это окажется один из транспортеров. Он еще выходил из пике, когда позади расцвело ослепительное сияние. Его "штука", как какой-то противоестественный ныряльщик, снизу вверх, нырнула в облака, но даже они не погасили сияния до конца. Оно разгоралось, пробиваясь сквозь облачную толщу пятном гнойного, желто-розового, мутного света, вспухало омерзительным волдырем, норовящим прорваться к небу.

На земле было весело: разумеется, боеголовки ракет не взорвались в штатном режиме, но и то, что получилось, выглядело эффектно. Твердое топливо в поврежденных снарядах оставалось топливом, оно срывало тяжеленные снаряды с места, как пушинки, и теперь они метались среди леса бешеными лягушками, круша деревья и расшибаясь сами, треснувшие, расколотые шашки, последнее достижение и предмет заслуженной гордости завода № 63, взрывались, разлетаясь осколками, которые продолжали гореть, прыгая и, горя, прыгать. Содержимое боеголовок, не будучи распылено, вообще не было взрывчаткой, но оставалось прекрасным восстановителем и горело пожарче какого-то там керосина. Зимний лес на довольно обширной площади сейчас пылал, как облитая бензином скирда соломы.

Личный состав гвардейского дивизиона был не чета полууголовникам из генераторных рот. Они были гвардейцами настоящими, идейными, проникнувшимися, и, кроме того, в достаточной степени боялись своего дьявольского оружия. Так что уставной интервал при штатном, то есть "рассредоточенном в пределах визуальной связи" движении выдерживался свято, других войск здесь не было. Кроме несчастного транспортера никто не пострадал.