Табита ткнула красную кнопку. Затем с силой нажала ее.
Кнопка мигнула зеленым, затем опять стала красной.
Табита стукнула по ней ребром ладони.
Корабль трясся, стук участился.
— Вы можете стартовать, Браво Гольф Канзас ноль-ноль-девять-ноль-пять девять.
Снаружи взвился вверх ослепительный белый свет, потом он пронесся наискосок и вернулся назад, начертив на бетоне вокруг них квадрат.
— Не включайте двигатели, пока…
Табита притронулась к клавише, и все потонуло в грохоте.
Вне мягких, плавающих полей, окружавших кресла Табиты и Марко, все стонало и гнулось. Все экраны шипели. По приборной панели вверх-вниз пробегали всплески света.
Грохот нарастал.
«Элис Лиддел» задрожала. Потом завибрировала. Она оторвала три ноги от поверхности, затем снова опустила. В кабине было жарко. Снаружи все было окутано дымом, кроме светящегося квадрата, ставшего теперь зеленым.
Они качались, шатались, а потом что-то схватило их, и они взвились вверх, в небо.
Под ними исчезал порт Скиапарелли, уменьшались грузовики, грузовые платформы с кислородом; ангары, блочные дома и мосты уменьшались до размеров модели, миниатюры, затем — сложной геометрической диаграммы, поглощенной красными туманами Марса. Дальше они могли видеть город, бурливший уже без них. От каналов отражался солнечный свет.
А грохот все продолжался, все сотрясал их. Вокруг корпуса корабля молниями извивались электрические разряды, катализируя хрупкий воздух. Раздался свист на высокой частоте и страшный шум, словно рвалась ткань неба. Он все звучал и звучал.
А потом шум и тряска стали стихать, и очертания Марса стали удаляться и помчались прочь под ними, как волна откатывается от песка, и уже ни под ними, ни над ними, ни вокруг не было ничего, кроме синевы и какого-то непрекращающегося шипения.
Первым в следующий момент включилось радио. Корабль наполнился голосами, информировавшими, дававшими инструкции, просившими, объявлявшими, подтверждавшими. Статика смешала их все, сделав нечленораздельными. На экранах рывками сменялись изображения — страница за страницей. Вокруг пульта плавно двигались муаровые схемы. Снова начался стук, громкий, настойчивый и неровный. Все вещи, запрятанные под сетку, тряслись и двигались.
Затем потревоженные карточки вылетели из-за рамы лобового стекла и поднялись в воздух перед их лицами, словно стая бумажных рыбок на мелководье.
— Ах, ты, черт, — сказала Табита.
Марко Метц расхохотался. Выскользнув из своего кресла, он стал ловить кружившие в воздухе кусочки бумаги.
14
Они были в сотне тысяч километров от Скиапарелли. Сотни тысяч звезд озаряли вечность космоса ровным холодным светом. Движение было не интенсивным: голубое мерцание митчумского магнетопоезда по маршруту Фобос-Византия, маленький старый «Фарго», скользивший вниз из Долговечности к Серебряному Берегу, везя свежие овощи марсианам.
Элис шла ровно. Табита включила проверку осевой системы. Прислушалась к звуку моторов. Все было в порядке. Экран сообщил:
«ВЕРОЯТНОСТЬ АВАРИИ — 44.49%».
— Принято, — откликнулась Табита.
Марко не мог усидеть на месте. Он снова отстегнул ремни и стал плавать по кабине, подбирая кружившие предметы. Он проверил, как там Тэл, — тот все еще крепко спал. Он обследовал кучу вещей, сваленных под сетью. Отыскал скомканную джинсовую тряпку и стал протирать ею все подряд.
— Не надо, Марко, — попросила Табита.
— Не волнуйся, не волнуйся, — ответил он, вытирая экраны сканеров. Разница была потрясающей. Десятикратно усиленная, дуга галактики осветила кабину — серебристая вуаль в пустоте.
— Ты только посмотри на это, — сказал Марко. — Яблоня.
— Что?
— Яблоня, — повторил он. — Разве ты не так ее называешь? Я думал, все астронавты ее так зовут.
— Я — нет, — ответила Табита. — И никогда не слышала такого названия.
— Так ее и зовут, — объявил Марко.
— А почему яблоня?
— Не знаю. Потому что нам не дано вкусить ее плодов, наверно.
Табита задумалась.
— Это из христианства, да? Ты ведь не христианин?
— Нет, — ответил Марко. — Я блудник.
— Ну, вот, — сказала Табита, — во что я влипла. — Марко плавал позади ее кресла, пытаясь через отверстия поцеловать ее в затылок. — Марко, — предостерегающим тоном сказала Табита.
— Что? Тебе что-нибудь нужно? Чего ты хочешь?
Теперь он висел вверх ногами и, протянув руку между ремнями, поглаживал ее по спине. Табита резко откинулась назад, отталкивая его. Ремни спружинили.
— Я тут на работе, — заявила она.
— Что? — спросил Марко, дразня ее. Он проплыл под Табитой и вынырнул у нее между ногами. — Что ты такого делаешь, что это старое корыто не может сделать само?
Глаза Табиты сверкнули:
— Не смей оскорблять мой корабль, — сказала она.
— О'кей, прости, прости, дорогая старушка, — он протянул руку и похлопал по корпусу корабля. — Не обижайтесь, леди.
На пульте вспыхивали и гасли цветные огни — красные, голубые, зеленые. Дисплеи покрывались завитками, перекрывались, мигали, таяли, коалесцировали. Меньше чем за долю секунды Элис произвела легкую коррекцию курса.
А снаружи все так же простирался космос. Он был так необъятен, что казалось — они совсем не движутся.
— Ну, так просвети меня, — сказал Марко, — я всего лишь невежественный музыкант. Чем ты сейчас занята? Я не вижу, чтобы ты что-нибудь делала. Что такое жизненно важное ты делаешь теперь?
Я не обязана ему отвечать, подумала Табита. Но все же ответила:
— Везу тебя на танцульку, — деловым тоном сказала она и, нахмурившись, склонилась над мезоскопом.
Этого, разумеется, оказалось для него недостаточно.
— Нет, нет, — сказал он, проплывая назад в свое кресло и усаживаясь в нем, скрестив ноги и сложив руки на груди с видом инквизитора: — Это же делает корабль, верно? Вот эта маленькая Элис. А что делаешь ты?
Теперь Табита обернулась к нему:
— Я часть этого корабля, — заявила она. — Та часть, которая принимает решения. — Она похлопала по своим выцветшим погонам. — Капитан.
— А я-то думал, у них есть свои мозги, разве нет? — настаивал Марко. — У них есть маленький мозг, который ты втыкаешь в компьютер, и он управляет двигателем, моторами, сортиром и всем остальным. Разве не так? Или эта посудина такая допотопная, прости меня, находится в столь почтенном возрасте, что у нее их нет?
— Она все может делать сама, — сказала Табита. — Она может делать все, но не может решать, что надо делать. — Она оглядела кабину. Ее взгляд упал на маленький дорожный ящик, легонько подпрыгивавший под сетью: — Это как ты и Тэл. Он может петь, но ты говоришь ему, что надо петь дальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});