молнии обрушивались на голову секретаря, который составил «макет», обычно не устраивавший никого. Отдел партийной жизни требовал не три колонки до подвала, а четыре полных, отдел культуры и быта обязательно стремился дать критико-библиографическую статью, подвал о бытовом обслуживании и подборку о художественной самодеятельности, тогда как в «макете» предполагалась одна только подборка, а товарищ из промышленного отдела примерял уже, войдёт ли его материал, если выбросить целиком материалы информационного отдела. Люди выходили из себя, потрясали гранками, каждый в эти минуты становился немного демагогом, отрицая актуальность и значимость чужих статей и старательно набивая цену своим.
Это не было стремлением отстоять собственные материалы только потому, что они собственные. Все статьи, корреспонденции — каждая по-своему — были важны: ведь за ними стояли куски богатой и разнообразной жизни. Но — «газета не резиновая», как часто шутили в редакции, всего, что написано и набрано, не вместишь в один номер. Надо было отобрать самое нужное, самое значительное…
Редактор слушал всех и как будто со всеми соглашался. Но вот он отвинчивал головку автоматической ручки, и в комнате наступала тишина. Привстав на цыпочки, вытянув шеи, все молчаливо следили, как поверх карандашных линий, сделанных ответственным секретарём, ложатся голубые чернила авторучки, — кто с выражением удовлетворения на лице, кто с миной огорчения, а кто просто с чувством полнейшей безнадёжности.
— Всё! — вставал редактор.
Но это было ещё далеко не всё. В полдень могли позвонить с телеграфа и сообщить, что принимают большой материал ТАСС, скажем, отчёт с Генеральной Ассамблеи. Тогда в муках рождённый утром «макет» летел вверх тормашками, редактор снова сходился с ответственным секретарём, и они вдвоём составляли ещё один план будущего номера, — уже третий за день…
Жизнь в редакции тем временем шла своим чередом Кто срочно додиктовывал машинистке заметку, намеченную в номер, кто сверял гранки; в отделе иллюстрации художник-ретушёр отточенным, как бритва, хирургическим ланцетом высветлял одни места на фотографиях и тушью оттенял другие; тут же фоторепортёр, пристроившись в уголке, снимал знатного конюха, чей портрет должен был сопровождать в газете корреспонденцию об его опыте; закрывшись на замок и отгородившись таким образом от всего света, трудился в своём кабинете автор передовой и досадливо морщился, потому что из коридора доносился пронзительный голос стенографистки, кричавшей кому-то в телефон:
— Я слушаю, слушаю… Передавайте фамилию по буквам… Григорий, Анна, Иван краткий, Дмитрий, Ульяна, Константин… Гайдук?..
К концу дня, когда в основном были отправлены в набор все материалы и посланы в цинкографию отретушированные фотографии, к секретарю приходил выпускающий, на ответственности которого лежала вся техническая сторона производства газеты. Он был полномочным представителем редакции в типографии, связующим звеном между той и другой.
Выпускающий получал от ответственного секретаря «макеты» полос. В этих «макетах», в отличие от предварительных, точно уже были учтены размеры статей, тщательно выписаны заголовки. Выпускающий спускался в типографию. Начиналась вёрстка номера…
Эта сторона выпуска газеты до поры, до времени оставалась для Виктора неясной. Но как-то поздно вечером в комнатушку Михалыча, где сидел в это время и Виктор, заглянул редактор. Зашёл он без определённого дела: видимо, просто выдалась свободная минута. Редактор походил по комнате, мимоходом заткнул стеклянной пробкой графин, сорвал засохший листок с цветка. Есть такая категория людей, которая до того скрупулёзно любит порядок, что наводит его во всех мелочах даже машинально…
Редактор напомнил Михалычу, что пора уже сдавать план работы отдела на будущий месяц, и прибавил:
— Только поменьше там об ондатре… А то у вас; что ни план, всё — ондатра, ондатра, ондатра…
— Да понимаешь, — пробасил Михалыч: в неофициальной обстановке они были с редактором на «ты», — это ведь тоже штука важная.
— А кто спорит? — сказал редактор. — Но боюсь, как бы вам ондатра людей не загородила…
Он повернулся к Виктору:
— Ну, как ваши дела?.. Ясно… А скажите, Виктор, бы как-нибудь над собою работаете, учитесь?..
— Ленина и Сталина читает… О печати, — ответил за Виктора Михалыч.
— Вот это правильно, — заметил редактор. — Отсюда и следует начинать. А когда кончите эту книжку, подумайте о политической учёбе вообще. Сходите к Осокину, он поможет составить план учёбы… Ну, и о профессиональных знаниях не забывайте. Вы в типографии бывали? — задал он Виктору тот же вопрос, что и Осокин.
— Нет…
— Да как же! — укоризненно воскликнул редактор. — Михалыч!
— Понимаешь, как-то всё не собрался, — смущённо пробасил Кузнецов.
— Ишь ты — текучка его заела! Восполняй пробел. Вот прямо сейчас, — дел у вас особо срочных нет…
Михалыч стал надевать пиджак, сняв его со спинки стула.
— Идите, идите, — поторопил редактор, — подольше там погуляйте.
Он мимоходом расправил загнувшийся уголок одной из многих рукописей, лежавших на столе, и вышел.
Михалыч вёл Виктора, объясняя каждую мелочь, — он знал типографию, как будто сам работал здесь. А Виктор старался запомнить всё до деталей.
В цехе на металлических столах — «талерах» — лежали четыре прямоугольные рамы, — каждая являлась основой будущей газетной страницы. Рамы, пояснил Михалыч, не позволяли втиснуть на полосу ни единой строки сверх положенного. Вдоль стен, на других талерах, разделённых невысокими планками на узкие коридорчики, лежал запас — десятки статей, заметок, корреспонденции, набранных в предыдущие дни. Каждый коридорчик имел свой номер, чтобы легко было сразу найти нужный материал. Цех был уставлен кассами — ящиками с различными шрифтами…
Виктор и Михалыч подошли к выпускающему. Тот, сидя за столом, вписывал в макет цифры — номера коридорчиков, где стоял набор на талере. Выпускающий стал размечать заголовки — вписывать в макет, каким шрифтом набрать тот или иной заголовок.
— Серьёзное дело, — заметил Михалыч.
Виктор сперва не совсем понял его: так ли уж трудно подобрать шрифт для заголовка.
— Серьёзное дело, — повторил Михалыч. — Если хочешь знать, даже политическое…
И рассказал, что подбор шрифтов во многом влияет на общее впечатление от номера. Читатель этого и не сознаёт, а плохое полиграфическое оформление может оттолкнуть его от газеты. Однообразие делает полосу похожей на кусок дешёвой безвкусной материи. Игра шрифтами — всё равно, что игра красками на картине художника. Рядом с жирным шрифтом хорошо для контраста ставить светлый, наклонный сменять прямым. И самое главное: в погоне за внешним эффектом можно упустить из виду ценность материала. Броский заголовок над сравнительно малозначащей заметкой отвлечёт внимание от важной статьи, заглавие которой набрано скромнее…
Далее Виктор и Михалыч отправились в линотипный цех. Здесь друг за другом стояли машины с клавиатурой, похожей на клавиатуру пишущей машинки. Наборщик легко касался клавиш, и тогда по стержню вверху линотипа бежали маленькие латунные пластинки, на каждой из которых было выдавлено изображение буквы или знака. Когда заполнялась строчка, раздавался звонок, и изогнутая металлическая рука, схватив