Читать интересную книгу Рыбий глаз - Александр Олегович Фирсов

будет переключаться между сложными настройками так, чтобы светящийся шар внутри него никогда не покидал его. Чтобы всегда любить жизнь и людей вокруг, чтобы хотеть чего-то и мочь исполнить то, что пожелал. Чтобы всегда видеть пути, входы и выходы, чтобы не упустить ничего важного и видеть наперед то, чего другим не ведомо.

Увлекшись этими мыслями, он не заметил, как оказался на берегу. Хотя он и не часто тут бывал, здесь ему очень нравилось.

Река голубым рукавом круто поворачивала в этом месте, унося свои прохладные течения дальше на юг, а пологий широкий берег, усыпанный рыхлым песком, похожим на раскрашенную халву, веером охватывал сам поворот реки, дно которой в этих местах не имел ни подводных камней, ни илистого дна, ни водорослей… и по праву считался у местных жителей лучшим местом для отдыха. Красоту здешнего пейзажа довершал вековой сосновый бор, подходивший ровными рядами почти вплотную к крутому и высокому противоположному берегу. Глаз не уставал от этого зрелища, так что здесь можно было проводить целые дни напролет, беззаботные и безмятежные.

Обычно густо усыпанный телами берег сейчас оказался еще почти пустым. Дети придут часом позже, а взрослые только после обеда. Сию минуту же на песке близ воды расположились двое. Андрейка узнал их издалека.

Это дед Семен и его внук Кирюша. Были они довольно интересной парочкой. Дед Семен во времена своей молодости числился членом ансамбля песни и пляски Российской армии и много лет кряду то тут, то там кружил вихрем на сцене во славу отечественной культуры. Чернявый, стройный и артистичный молодец со светлым, нестареющим юношеским лицом был в большом почете у женского пола. По всей необъятной территории страны, где гастролировал ансамбль, у деда Семена имелись внебрачные дети, коих он знать не желал, но в разговорах вспоминал о них с улыбкой и теплотой в голосе. «Сыночки и доченьки – везде, куда пальцем в карту не ткни,» – говорил он гордо, правда, только по сильной пьянке. Не брезговал он и замужними, за что однажды и поплатился.

Целую неделю ансамбль был проездом в очередном провинциальном городке. Чтобы развеять скуку, Семен закрутил интрижку не с кем-нибудь, а с молодой женой директора местного дома культуры. Слухи распространились мигом. И вот за день до отъезда посреди ночи к нему в гостиничный номер, который он делил с сослуживцем ворвались трое агрессивно настроенных мужчин уголовной наружности, один из которых, угрожая ножом сослуживцу велел тому молчать и не дергаться, а двое других принялись методично избивать Семена. Под занавес экзекуции Семену сломали обе ноги о железную спинку его же гостиничной кровати, после чего злоумышленники скрылись. Конечно, злодеев никто не нашел, да и не искал вовсе, а Семен еще целый месяц провел в городке, только теперь уже на железной койке местной больницы. Любовница отчего-то ни разу не пришла его навестить, зато единожды приходил сам директор ДК. Он принес ему целую сумку продуктов и просидел с ним не менее получаса, не дернув бровью, участливо спрашивал об инциденте, норовя узнать побольше деталей. В конце посещения, узнав, что из-за травм Семен больше никогда не сможет танцевать, покачал головой, похлопал больного и безутешного Семена по плечу и был таков.

Но конец одной истории – всегда начало другой. Сломленного и списанного в запас Семена пригрела на груди местная медсестра, которая вновь поставила бедолагу на ноги, после чего тому было уже не уйти от женитьбы. Семен выучился на автослесаря и тридцать лет прожил с новой женой, обзаведясь даже официальным дитем. После смерти супруги, которая погибла, выпав из окна, когда по весне мыла окна, он переписал квартиру дочке, а сам переехал жить в деревню, на свежий воздух. Здесь он вел активную жизнь, молодясь и бодрясь всем своим существом. Поджарый и подтянутый дед Семен обливался холодной водой, растирался снегом и по-прежнему имел моложавое лицо, почти без морщин. Занимался огородом и садом, по деревне ходил скоро и бодро, почти припрыгивая, и никто из деревенских не знал, как сильно у него по ночам болят покалеченные однажды ноги. И как он вытаскивает порой из серванта шкатулку, в которой лежит орден Красной Звезды – за заслуги в культурной деятельности и подолгу печально смотрит на него, вспоминая былое, ушедшее глупо и безнадежно навсегда.

Внук Семена – Кирюша – был полной противоположностью своего удалого деда. Он был помладше Андрейки ненамного, но внешне выглядел совсем маленьким. Он был упитанным, но таким рыхлым и обрюзгшим, что с трудом верилось, что такая фигура могла принадлежать столь юному существу. Выглядел он всегда уставшим и безынициативным, как будто ничто не трогало его, не впечатляло и не интересовало. В пронзительно синих глазах мальчика читалась постоянная скука и уныние. И любое действие, будь то движение мысли или тела, давалось ему с большим трудом, словно он превозмогал саму вселенную, давящую ему на хрупкие детские плечи. Вероятно, Кирюша чем-то болел, но Андрейке это было неизвестно. Дед Семен, хоть конечно любил внука, зачастую смотрел на него с плохо скрываемым раздражением и досадой, настолько темперамент мальчика был ему не по душе. Вот и сейчас он сокрушался по поводу того, что внук вместо того чтобы учиться плавать «по-настоящему», сидит в «лягушатнике», т.е. на мелководье. Кирюша, мало обращая внимание на увещевания дедушки, сидел по пояс в воде, время от времени поднимая со дна зажатый в кулачке мокрый песок, и подолгу рассматривал его – как он течет между пальцев, комками падает обратно в воду и превращается в мутное облачко, медленно оседающее обратно на дно.

Андрейка подошел к берегу и громко поздоровался с присутствующими. Дед Семен круто обернулся на голос и, увидев Андрейку, весьма удивился, что отразилось на его лице, Кирюша же слабо улыбнулся и распрямил кулачок в ладонь, в знак приветствия.

– О, Андрей! Привет-привет. Давно тебя не видно было… все с повязкой ходишь? – начал было бодро Семен, но потом помрачнел. – Ой, беда с вами, с молодежью…Женьку третьего дня увезли в город хоронить, видишь, как жизнь поворачивается? Дружите лучше, пока молодые, жизнь и так непроста, чтобы друг другу ее портить.. эх.. – он только и махнул рукой.

Андрейка утвердительно кивнул головой, будто бы не слышал более правильных слов за всю жизнь.

– Я всю неделю с простудой провалялся в кровати, что хоть произошло то с ним, не скажете?

– Да вроде как, пошли они, это… Женька и Ванька, друг его, на дальние луга, то ли цветы рвать, то ли еще чего, да и начал он задыхаться, Женька, значитца, а лекарство не взял… говорят, горло распухло, как у жабы – дыхание не дает, вот и помер так. Ванька его тащил на себе до самой деревни, говорит, тот все хрипел-хрипел, и до Смирновых, что на краю живут, доволок, значит, а у него уже лицо синее, и глаза закатились. Вот так.

Андрейка печально опустил глаза. Ему и в самом деле было жаль Женю – он давно уже не держал на него зла и уж тем более не желал ему такой участи.

Дед Семен тоже выглядел опечаленным.

–Ваньку друга, ну знаешь его конечно… тоже жалко, в таком возрасте, чего доброго? На глазах, товарищ умирает. На всю жизнь скажется. За ним родители сразу приехали из Москвы, забрали его подобру-поздорову. Такие дела, Андрей.

–Такие дела, – подтвердил Андрейка, оставаясь спокойным и не подавая виду, какую важную информацию он только что получил из уст деда Семена.

Андрейка решил перевести тему для разговора, и обычно это было сложной и мучительной для ума задачей, но только не сегодня. Ему стоило лишь разок оглянуть с головы до ног Деда Семена, и прыткий ум, который сегодня в действительности помогал жить, нежели усложнял ее, выдал точный и ясный ответ:

– Семен, я погляжу вы с утра пораньше, а уже на реке. Честное слово, года, словно мимо вас проходят.

Дед Семен заулыбался широкой улыбкой, видно было, что слова Андрейки пришлись ему по вкусу.

– Приходим сюда пораньше – по холодку, пока вода не прогрелась, так для здоровья полезнее. Закаляться надо, ребятки, так вам скажу. Я вот с 76 года ни разу не простужался, если хочешь знать. Все благодаря обливаниям. Вот и внучка пытаюсь приобщить к этой культуре, а то, как же? Только тяжело ему, он у меня…– дед Семен на секунду замялся, подбирая нужный эпитет – спокойный очень, размеренный. В бабушку пошел…

Андрейка понимающе кивнул.

– А