Анжелика улыбнулась. На самом деле ей льстило, что он видел ее главарем банды, но ей не хотелось начинать новый спор, который мог огорчить мать.
Уткнувшись носом в оконное стекло, она ждала возвращения отца. Едва завидев, как он идет по грязной дороге, опираясь на трость с серебряным набалдашником — его единственный предмет роскоши, — она тут же проскользнула в кухню, быстро обулась и надела накидку. Отца она настигла уже в конюшне, где он, узнавший о приглашении Молина, готовился седлать лошадь.
— Не позволите ли вы мне сопровождать вас, батюшка? — спросила Анжелика, улыбнувшись одной из своих самых очаровательных улыбок.
Эта просьба не была лишена лукавства: хотя Анжелика по-настоящему любила общество своего отца, человека доброго и спокойного, на чьем загорелом лбу ежедневные заботы уже прорезали глубокие морщины, но ее также всегда неудержимо влекло к границам владений Плесси, где мэтр Молин был управляющим.
Отец не смог отказать и усадил ее в седло.
Анжелика была его любимой дочерью, он считал ее красавицей и мечтал выдать замуж за герцога.
Стоял ясный осенний день, и на фоне голубого неба полыхали багрянцем вершины лесных деревьев, с которых еще не облетела листва.
Проезжая мимо ограды замка Плесси, Анжелика пригнулась, чтобы лучше рассмотреть в глубине каштановой аллеи очертания восхитительного белого здания, отражающегося в пруду, словно волшебное облако. Вокруг было тихо, замок в стиле Ренессанс, покинутый своим хозяином, предпочитавшим жить при дворе, казалось, уснул, окруженный таинственными садами и парками. По его пустынным аллеям прогуливались лани, забредшие сюда из Ньельского леса, густая чаща которого начиналась сразу за замком.
Жилище управляющего Молина находилось чуть поодаль, примерно в полулье от усадьбы, у одного из входов в парк. Этот красивый дом из красного кирпича, покрытый крышей из синего шифера, в своей буржуазной добротности походил на надежного стража, охраняющего прекрасный дворец, итальянское изящество и легкость которого все еще удивляли местных жителей, привыкших к замкам с мрачными донжонами и укрепленными башнями.
Управляющий был под стать своему дому. Мэтр Молин, солидный и богатый, прочно утвердившийся в своих правах и в своей значительности, скорее походил на хозяина обширных владений Плесси, чем вечно отсутствующий законный обладатель замка. Каждые два года, иногда осенью, в охотничий сезон, а иногда весной, в пору цветения ландышей, толпы сеньоров и дам обрушивались на Плесси вместе с их каретами, лошадьми, борзыми и музыкантами. Несколько дней проходили в нескончаемой веренице праздников и развлечений, приводивших в изумление небогатых соседей-дворян, которых иногда приглашали принять участие в забавах этого претенциозного общества исключительно ради того, чтобы посмеяться над ними. После окончания праздников нарядная и шумная кавалькада гостей возвращалась в Париж, а замок вновь погружался в тихую дрему под неусыпным оком сурового управляющего.
Услышав цокот копыт, Молин вышел во двор и с привычной гибкостью лакея несколько раз низко поклонился. Анжелика, зная, каким непреклонным и надменным может быть этот человек, осталась равнодушной к столь чрезмерным проявлениям учтивости, но барону Арману они явно пришлись по душе.
— Сегодня утром у меня оказалось немного свободного времени, и я решил не заставлять вас ждать, мэтр Молин.
— Премного благодарен, мессир барон. Признаться, я опасался, что вы сочтете приглашение, которое я передал через слугу, недостаточно учтивым.
— Меня оно нисколько не оскорбило. Я знаю, что вы избегаете показываться у меня в замке из-за моего отца, который упорствует, видя в вас опасного гугенота.
— Мессир барон весьма проницателен. И в самом деле, я не хотел доставить неудовольствие ни мессиру де Ридуэ, ни мадам баронессе, зная ее набожность. Именно поэтому я предпочитаю принять вас у себя и надеюсь, что вы и маленькая мадемуазель окажете мне честь разделить с нами трапезу.
— Я уже не маленькая, — живо возразила Анжелика. — У нас есть Мадлон, Дени, Мари-Аньес, Альбер, и еще ребеночек, который недавно родился, — они все младше меня!
— Покорнейше прошу мадемуазель Анжелику меня извинить. Быть старшей в семье непростая задача, требующая зрелости ума и смелости суждений. Я был бы счастлив, если бы моя дочь Бертий была вашей подругой, но, увы, ее школьные наставницы утверждают, что у нее куриные мозги и ничего толкового из нее не получится.
— Вы преувеличиваете, — вежливо запротестовал барон Арман.
«На этот раз я согласна с Молином», — подумала Анжелика, которая терпеть не могла дочку управляющего, маленькую смуглую притворщицу.
А вот в отношении самого управляющего ее чувства были менее определенными. Вообще-то он казался ей человеком малоприятным, но в то же время она не могла не испытывать к нему определенного уважения, причиной которого, без сомнения, были его прочное положение и комфортабельный дом. Одежда мэтра Молина, неизменно темная, была сшита из дорогих тканей и отдавалась, вернее, распродавалась, не успев сноситься. Он носил туфли с пряжками на довольно высоком, как того требовала новая мода, каблуке. Кроме того, в его доме великолепно готовили. Маленький носик Анжелики затрепетал, едва они вошли в примыкающую к кухне переднюю залу, пол которой был выложен плитами и сверкал чистотой. Мадам Молин опустилась в глубоком реверансе, буквально утонув в своих многочисленных юбках, а затем снова занялась приготовлением сладкого пирога.
Управляющий проводил гостей в небольшой кабинет, куда принес свежей воды и графин вина.
— Мне нравится это вино, — произнес он, поднимая бокал, — оно из винограда, растущего на холме, который долгое время был заброшен. Но приложив много труда и заботы, я сумел уже прошлой осенью собрать с этого участка хороший урожай. Вина Пуату ценятся не столь высоко, как вина Луары, но они обладают определенной изысканностью.
Помолчав немного, он добавил:
— Я бы хотел еще раз повторить, мессир барон, как я счастлив, что вы оказали мне честь и сочли возможным лично ответить на мое приглашение. Я вижу в этом залог того, что дело, о котором пойдет речь, имеет шансы на успех.
— Уж не испытываете ли вы меня?
— Не судите меня строго, мессир барон, я ведь человек не слишком ученый. Я получил всего лишь скромное образование в деревенской школе. Однако должен вам признаться, что высокомерие некоторых дворян никогда не являлось в моих глазах доказательством их ума. А для того чтобы говорить о делах, даже самых незначительных, требуется ум.