Читать интересную книгу Похождения одного матроса - Константин Станюкович

— Так подумайте, Чайк, о предложении Гаука. А рекомендательные письма вам готовы. Вот они!

Блэк вынул из бумажника два письма и подал их Чайкину.

— Вас охотно возьмут на ферму. Вы — добросовестный работник, Чайк. Я это видел. И боцман были бы недурной, если только экипаж на бриге будет не такой, какой был при мне. Гауку таких и не нужно. Он не будет возить рискованного груза…

— Я в боцмана не пойду, капитан! — решительно заявил Чайкин.

— Почему?

— Не по мне. Надо быть строгим с людьми. А я не умею. Жалко людей…

Блэк удивленно посмотрел на Чайкина.

— Вы говорите: жалко… А вас самих разве жалели?

— Может быть, от этого и жалко! — промолвил Чайкин.

— Чудак вы, Чайк, большой. Редкий экземпляр человеческой породы. Еще стакан шерри-коблера?

— Благодарю. Довольно.

— И, пожалуй, вы правы, что в боцмана не идете… Поезжайте лучше во Фриски и поступайте на ферму. Осмотритесь и, конечно, свою ферму заведете. Хотели бы?

— Чего лучше?

И лицо Чайкина просияло. Недавний мужик, еще чувствовавший над собою власть земли, сказался в нем и на чужбине.

Блэк видел это радостное сияние. Оно, казалось, производило на него успокаивающее впечатление.

— Ну, хорошо. Положим, Чайк, вы купили земли и построили дом. А потом что?

— Чего ж еще мне, капитан?

— И у вас нет других, больших желаний, Чайк? — удивленно и с видимым любопытством ожидая ответа, допрашивал Блэк, потягивая через соломинку шерри-коблер.

— Мало ли чего человек хочет, капитан.

— Например? Чего бы вы еще хотели, Чайк?

— Мать выписать бы из России, если уж самому нельзя на родину. Только едва ли мать поедет.

— Отчего?

— Побоится. Далеко очень.

— А больше у вас нет желаний?..

— Прожить хорошо.

— Что вы называете: хорошо?

— По совести. Людей не обижать, злого не делать.

— И только?.. А разбогатеть разве не хотите?

— Я и так богат, — добродушно промолвил матрос. — И никогда не забуду как вы наградили меня, капитан! — с чувством прибавил Чайкин.

— Я говорю: разбогатеть по-настоящему, иметь много-много денег.

— Бог с ними, с деньгами. Что с ними делать? Я в бедности вырос и никогда не думал о богатстве.

— Я первого встречаю, как вы, Чайк. Счастливый и хороший вы человек! — с необыкновенною задушевностью проговорил капитан Блэк и примолк.

А Чайкин смотрел на бледное, мрачное лицо капитана и про себя пожалел его и подумал:

«Верно, совесть оказала себя!»

И в голове Чайкина невольно пронеслись воспоминания и о жестокости капитана в плавании, и об убийстве Чезаре, и о приказании выбросить за борт живого негра Сама, и о ненависти экипажа «Диноры», и вообще о дурной жизни Блэка, про которую, бывало, на вахтах рассказывал приятель Чайкина — Долговязый.

Наш простодушный матрос чувствовал скорее, чем понимал, что этот человек страшен именно потому, что ничего не боится, не зная удержа своей воле, но что в нем вместе с дурным и злым есть хорошее и доброе, которое теперь заговорило в нем и доводит его до «отчаянности», как про себя определил Чайкин мрачное настроение капитана Блэка.

И Чайкин весь как-то притих, смущенный, что мешает капитану своим присутствием, злоупотребляя его добрым отношением.

Как раз в эту минуту вошел слуга и доложил, что вещи мистера Чайка привезены и что шестой номер для него готов.

И Чайкин поднялся с кресла.

— Вы куда, Чайк? Спать разве хотите?

— Нет, капитан. Но я боюсь помешать вам…

— Напротив, я рад, Чайк, что вы здесь. Я по крайней мере не один… Тоска, Чайк… Вот я и выгодное дело сделал… нажил сегодня хорошие деньги на ружьях, которые мы привезли и из-за которых я рисковал быть повешенным, если бы не размозжил себе голову раньше, чем попасться в руки капитана крейсера, который вчера заставил нас стать на мель… Тут у меня чек на пятьдесят тысяч долларов, Чайк, — говорил Блэк, хлопая рукой по боковому карману. — С этими деньгами можно начать какое-нибудь дело, чистое дело, — и все-таки… тоска… И знаете ли отчего, Чайк?

— Отчего, капитан?

— Во-первых, оттого, что я до сих пор не получаю телеграммы из Фриско… А во-вторых…

Блэк на секунду остановился и с горькой усмешкой прибавил:

— Оттого, что я и не получу ее, если особа, от которой я жду телеграммы, узнала из газет, какой груз привезла «Динора» и какой негодяй капитан брига. Не все, как вы, Чайк, жалеют людей, особенно таких, как я… Выпейте еще шерри. Не бойтесь, Чайк, не будете пьяны. Вам и не надо быть пьяным. Вам забывать нечего, Чайк.

Он налил Чайкину шерри-коблера, а себе содовой воды, наполовину разбавленной коньяком.

Отхлебнувши половину стакана, Блэк неожиданно проговорил:

— И знаете, что я вам скажу, Чайк?

— Что, капитан?

— Если бы я раньше встречал таких людей, как вы, Чайк, то, наверное, получил бы телеграмму, которую жду!

Чайкин решительно не мог понять, какое отношение может иметь получение телеграммы к знакомству с ним, но почувствовал, что он, скромный и простой человек, нужен капитану в эти минуты его тоски и отчаяния.

И, полный участил к нему, он с какой-то уверенностью, вызванною добротою его сердца, проговорил:

— Вы ее получите, капитан!

— Почему вы так думаете, Чайк? — с тревожным любопытством воскликнул Блэк.

— Так мне кажется… Надо получить! — ответил Чайкин и смутился.

А смущение его вызвано было тем, что он не решался сказать капитану, что думает так потому только, что жалеет капитана и всем сердцем хочет, чтобы телеграмма была.

— Вы, Чайк, верно сказали: мне надо получить! — подчеркнул капитан. — И если я ее получу, то весьма возможно, что я попробую развязаться с дьяволом и не стану больше ставить все паруса в попутный шторм, рискуя отправить и себя и других ко дну… Помните, Чайк, тогда на «Диноре», на пути в Австралию… страшно было, а?..

— Очень, капитан.

— Вот так, Чайк, я всю свою жизнь жарил под всеми парусами в попутный шторм с тех пор, как пятнадцатилетним мальчишкой ушел из дома с десятью долларами в кармане. Тогда я был не такой, Чайк… Тогда мать не плакала из-за меня, как потом, Чайк… Тогда она не думала, что ей придется краснеть за сына… И сын не думал, Чайк, что он больше не покажется на глаза матери, чтобы не причинять ей лишнего горя. Не думал, что через других известит о своей смерти. Пусть она лучше думает, что ее любимый сын умер. Это лучше для нее, чем знать, каков у нее сынок. А она похожа на вас, Чайк… Она тоже бросилась бы спасать врага, как бросились вы, Чайк, спасать Чезаре, рискуя жизнью… И тогда, когда вы это сделали, Чайк, вы заставили вспомнить старушку и заставили вспомнить, что и я когда-то был человеком… Вы меня удивили, Чайк, и заставили посмотреться в зеркало… А я давно этого не делал, Чайк… Очень давно… Понимаете ли, что я вам говорю, Чайк, и почему я, страшный капитан Блэк, с вами именно об этом говорю?.. Никому я не сказал бы того, что сказал вам, беглому русскому матросу. И я знаю, что один вы на «Диноре» старались найти и мне оправдание в вашем добром сердце. Не правда ли, Чайк?

— Правда, капитан.

— А все-таки очень боялись меня?

— Боялся.

— Больше, чем своего русского капитана? — спросил Блэк.

— Нет. Своего я по-другому боялся… На своем судне я боялся, что меня будут наказывать линьками, а на «Диноре» я вас боялся, пока вы не показали своей доброты ко мне, капитан…

Блэк налил себе еще коньяку с водой. Он начинал слегка хмелеть и, мрачный как туча, примолк.

Так прошло несколько минут.

— Слушайте, Чайк, о чем я буду просить вас, — наконец заговорил он. — Останьтесь здесь еще три дня. Можете?

— Сколько вам угодно, капитан.

— Всего три дня… Если я в течение трех дней не получу телеграммы, то попрошу вас передать собственноручно письмо одной особе во Фриско. Письмо и в нем чек на пятьдесят тысяч долларов на предъявителя. И, кроме того, попрошу вас, Чайк, рассказать обо мне то, что вы видели и что слышали теперь… Исполните, Чайк?

— В точности исполню, капитан.

— Если особы этой не будет во Фриско, вы узнаете от ее матери, куда дочь уехала, и немедленно поедете туда, где она находится, чтобы лично передать письмо и сказать обо мне. Деньги на расходы по поездке получите, разумеется, от меня. Сделаете это, Чайк?

— Будьте уверены, капитан.

— А если эта особа умерла, то письмо сожгите, а из пятидесяти тысяч десять возьмите себе, а сорок отправьте матери — адрес я вам дам. Хотя мать и не нуждается, имея капитал, тем не менее кому, как не ей, принадлежат эти деньги? Она их хорошо употребит, я знаю.

Чайк поблагодарил Блэка, изумленный его распоряжением оставить себе десять тысяч, но решительно отказался от этого подарка.

— Я вам возвращу тогда деньги, капитан! — сказал он.

— Мне трудно будет возвратить, Чайк.

— Отчего?

— Оттого, что если в течение трех суток, считая с этого часа, — теперь десять часов, Чайк, — если я не получу телеграммы, то ровно в десять часов в субботу я пущу себе пулю в рот. Поняли, Чайк, почему я вас прошу остаться и быть исполнителем моих последних распоряжений…