Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, продолжая мысль К. Ходжкин, замечу, что интерпретация случаев колдовской болезни/порчи, при всем своем традиционном характере и относительно устойчивой семантике, всегда была ситуативной, зависящей от конкретных обстоятельств, людей и отношений между ними. Болезнь с одной и той же симптоматикой, в зависимости от ситуации и участников, могла быть истолкована и как естественная, и как колдовская. Яркими примерами могут также послужить широко известные случаи с мошенничавшими подростками[382]. Общая черта этих типичных историй, детали которых здесь нет необходимости приводить, заключается в том, что детям в них сначала удалось убедить настроенных против ведьм окружающих в истинности своих припадков и дьявольском характере болезни. Однако затем, при содействии или под прямым напором скептически настроенных лиц, все они были разоблачены. Таким образом, основа обстоятельств дела в обвинениях о ведовстве — интерпретация, которая, в свою очередь, основана, с одной стороны, на коллективных представлениях, традиционных верованиях, и относительно устойчивых дефинициях, с другой, на индивидуальном восприятии той или иной ситуации конкретными людьми. Именно в таком качестве указанная категория улик оказывала влияние на конкретную судебную практику преследований и была инкорпорирована в нее.
Ко второй категории относятся физические улики[383]. Среди примеров этой категории: восковые фигурки, магические предметы, места и сосуды для хранения домашних духов, сами духи в виде животных или насекомых, а также прочие атрибуты ведовства[384]. Все они могли быть обнаружены при специальном поиске[385], как правило, в доме подозреваемых. Их обнаружение также требовало свидетельств очевидцев, которыми выступали односельчане и соседи подозреваемых. Следующие показания весьма показательны как свидетельства такого рода: «Эта допрашиваемая, будучи спрошена о том, каким образом она узнала о том, что у упомянутой Елизаветы Беннет есть два духа, говорит, что три месяца назад она ходила в дом к матушке Беннет за молочной похлебкой, которую та ей обещала. Эта допрашиваемая говорит, что, подойдя к дому, она постучала в дверь, но ей никто не открыл. Тогда она подошла к окну, которое выходит в комнату, и посмотрела туда, спрашивая: „Эй, матушка Беннет, ты дома?“ И, бросив взгляд в сторону, она увидела духа, поднявшего покрывало, лежащее на горшке, очень похожего на хорька»[386]. Однако особенно ценными и достоверными, как замечал Бернард, считались свидетельства членов семьи подозреваемой ведьмы[387]. Такие свидетельства были на удивление частыми, и, как правило, они звучали из уст детей обвиняемых в ведовстве женщин: «Кроме того, сын этой матушки Смит признался, что у его матери были три духа, один из которых был назван ею Большим Диком, и был заключен в плетеный сосуд. Второго звали Маленький Дик и он был заключен в кожаный сосуд. И третьего, которого звали Уиллет, она хранила в пучке шерсти»[388].
Физическими уликами могли выступать также материальные результаты разного рода гаданий, связанных с обнаружением ведьмы. Так, по народным представлениям, труп человека, умершего от колдовства, должен кровоточить при приближении ведьмы[389]. Также, согласно верованиям, солома, взятая с крыши ведьмы и сожженная, должна приводить ту к дому гадающего, а сожженные волосы или ногти ведьмы — доставить той настоящие мучения[390].
Однако одними из важнейших физических улик считались «ведьмина метка» и «метка дьявола», которые находились непосредственно на теле ведьмы. Введенные в заблуждение противоречивыми данными английских источников, исследователи иногда отождествляли или путали эти понятия, хотя своим происхождением они обязаны разным представлениям. Под «ведьминой меткой» («witch mark») понимали похожий по форме на сосок, необычный выступ или нарост на теле (часто на гениталиях), из которого по поверьям домашние духи сосали у ведьмы кровь. Описаний «ведьминых меток» полны как популярные памфлеты, так и ученые трактаты[391]. Для иллюстрации приведу одно из описаний такого рода: «… эти осведомители обнаружили, что у этой Марии были соски или отростки в интимных частях тела, не похожие на геморрой, но в тех местах, где он обычно беспокоит женщин. И они истинно верят в то, что ее духи кормятся этими сосками…»[392]. Иногда за «ведьмину метку» принимали какое-нибудь подозрительное пятно: «… на левой стороне бедра этой допрашиваемой было несколько пятен и на левом плече также было одно или два пятна. Пятна, которые Урсула Кемп имела на своем теле, были похожи на места, которые сосали»[393]. Р. Бернард признавал достоверными оба варианта: «Кроме сосания крови, они оставляют на них [ведьмах — Ю. И.] метки, иногда похожие на синие пятна, как это было у Алисы Дэвис, или похожие на маленький сосок, как это было у Матушки Саттон и ее дочери из Милтон Миллес в Бедфордшире»[394]. Идея о «ведьминой метке» непосредственно связана с обширным комплексом народных представлений о домашних духах и представляет собой самостоятельную научную проблему, поэтому ее детальное обсуждение видится более уместным оставить для соответствующей главы настоящей книги.
«Меткой дьявола» («Devil's mark») считался нечувствительный и некровоточащий при прокалывании участок тела, который, согласно верованиям, становился таковым после заключения договора между ведьмой и дьяволом, в знак которого дьявол прикасался к ней своим когтем. В качестве иллюстрации приведу отрывок, позаимствованный автором памфлета из ученого трактата: «Кроме этого, дьявол оставляет другие отметки на телах [ведьм — Ю. И.]. Иногда он похожи на синяки, красные пятна или блошиные укусы, иногда плоть может быть выпуклой или впалой… И эти дьявольские метки нечувствительны и при проколе не кровоточат»[395]. Следующий отрывок является редким для английской памфлетной литературы сообщением о метке дьявола: «Вышеупомянутая матушка Лейкенд… после многочисленных соблазнений дала ему [Дьяволу — Ю. И.] свое согласие. Тогда он провел своим когтем (как она призналась) по ее руке и ее кровью подписал договоры»[396].
Заимствуя блестящую идею А. Е. Махова об обратной симметрии, как структурном принципе христианской демонологии[397], рискну предположить, что идея о метке дьявола могла возникнуть в результате переосмысления по указанному принципу христианской идеи о стигматах. Дело в том, что стигматы — раны Христа, нанесенные ему при распятии, — как считалось, появляются у исключительно верующих и преданных вере людей, на которых снизошла высшая милость разделить в знак своей веры испытания Христа[398]. Согласно принципу обратной симметрии, «метка дьявола» обладала прямо противоположными характеристиками. Так, по представлениям, метка была нечувствительна к боли и не кровоточила при прокалывании, в противоположность стигматам — постоянно кровоточащим и страшно болезненным ранам. В соответствии с тем же принципом осмыслялись и носители этих знаков: стигматы свидетельствовали об исключительной святости и избранности носящего их человека, в то время как «метки дьявола» носили на себе отрекшиеся от Бога ведьмы, в знак их верности договору с дьяволом.
Идея о «метке дьявола», несомненно, имела континентальное происхождение и была экспортирована в Англию в период зарождения там демономании[399]. Надо сказать, эта идея в указанном выше исполнении не получила на Британских островах большого распространения, несмотря на то, что активно обсуждалась в среде интеллектуалов. Доказательством тому служит весьма скудное ее освещение в популярных памфлетах, а значит, и судебных материалах. Скорее всего, такая ситуация объясняется фольклорным, преимущественно традиционным характером английского ведовства, сильно опосредованным влиянием на него ученых идей и демонологии. Тем не менее, идея о «метке дьявола» все же получила свое особое звучание в английском концепте ведовства. Дело в том, что непременным атрибутом союза ведьмы с дьяволом в Англии считалось наличие у ведьмы домашних духов[400]. В разных источниках появление у ведьм духов напрямую связывается с дьяволом, трактуясь или как дьявольский дар ведьме за ее верность[401] или же, как присутствие самого дьявола в различных образах[402]. Как следствие, авторы источников часто отождествляли домашних духов с дьяволом и наоборот. Так, например, Бернард писал: «Ныне его [дьявола — Ю.И.][403] появления [наблюдают — Ю.И.] не в одном, а в различных образах и формах. Как то: в образе мужчины, женщины, мальчика, бурой или белой собаки, жеребенка, пятнистой суки, зайца, крота, кошки, котенка, крысы, серовато-коричневого цвета курицы или совы, жабы или краба; все эти образы я почерпнул в рассказах самих ведьм»[404]. Перечисленные облики традиционно приписывались в памфлетах и домашним духам: «Упомянутый Томас Рэбит говорит… что Титтей походит на маленького серого кота, Тиффин — белого ягненка, Пиджин — черный как жаба, а Джек — черный как кот» и еще: «Упомянутая Фиби Хант говорит, что… у ее матери были два маленьких существа, похожие на лошадок, один — белый, другой — черный, которых она хранила в маленьком низком глиняном горшке с шерстью белого и черного цвета»[405]. Рассуждая о местах кормления духов, Бернард писал: «Дьяволы выбирают те места, из которых они сосут кровь, какие пожелают»[406]. В памфлете 1589 года отчетливо видно взаимопроникновение черт обоих персонажей, размывание границ между ними: «Обвиняемая говорит….что… если встать на колени и очертить круг, а потом помолиться сатане, владыке всех дьяволов… то к ней придут духи» и далее «Там она начертила на земле круг, и стала в центре него на колени, помолилась словами забытой теперь молитвы и призвала сатану. Два духа и впрямь появились внутри круга: они приняли облик черных лягушек и сказали ей, что сделают все, чего она не попросит, но не раньше, чем она отдаст им свою душу. Тогда она пообещала им свою душу, а они согласились делать все, чего она от них потребует… Тогда она подняла их с земли и понесла в подоле домой, где положила их в коробку и кормила хлебом и молоком»[407]. Другими словами, ученая демонизация домашних духов и народная фольклоризация дьявола привели к частичному отождествлению этих персонажей в коллективном восприятии ведовства. В свою очередь, это привело и к отождествлению на практике «ведьминой метки» и «метки дьявола», в том смысле, что наличие «ведьминой метки» считалось доказательством заключения союза с дьяволом. По всей видимости, указанной особенностью английского концепта ведовства и объясняется некоторая неясность в употреблении современниками обозначенных выше понятий и терминов.
- Датское и нормандское завоевания Англии в XI веке - Максим Михайлович Горелов - История
- Память о блокаде. Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества: Материалы и исследования - Сборник статей - История
- Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины) - Всеволод Вихнович - История