Читать интересную книгу Бандитская губерния - Евгений Сухов

— Ясно, — понял все относительно Аверьяна и сказанных им слов Воловцов. Личная неприязнь — вот что не давало покоя Архипову и заставляло клепать и кляузничать на людей. Видать, не только бабы бывают ядовитыми…

Вечер закончился как-то незаметно.

Вообще, осенние вечера коротки: вот только что был день, потом небо потемнело, прошло совсем чуть времени, а за окном уже ночь.

А что делают порядочные люди ночью?

Правильно… Спят.

Глава 8

Как становятся «титанами», или Триумф околоточного надзирателя Петухова

Гимназисты бывают разные…

Есть такие гимназисты, которые спят и видят себя вступившими после окончания гимназии в должность и получившими первый классный чин. Ибо за первым классным чином последует второй, а за вторым — третий. А чины, милостивые государи, это не только запись в формулярном списке — наиважнейшем документе, характеризующем личность его владельца, но уважение и почет. И, разумеется, повышение в должности и жалованье. Двадцать лет — и можно по выслуге уйти с орденком Святого Станислава в петличке и с полным пенсионом в отставку в чине титулярного, а то и надворного советника и начать хлопотать о присвоении наследственного дворянского титула. После чего жить в свое удовольствие или затеять свое дело в виде бумагопрядильной фабрики, свечного или мыловаренного заводика или выставочного художественного салона на одном из оживленных городских перекрестков…

Имеются такие гимназисты, что ждут не дождутся окончания гимназического курса с тем, чтобы поступить в университет для продолжения учебы и получения знаний. Зачем? Дабы затем кардинально перевернуть имеющиеся представления об окружающем мире, как это, к примеру, сделал английский ученый-натуралист Чарльз Дарвин, или продвинуть мировой прогресс семимильными шагами, беря пример с маркиза Гульельмо Маркони и Карла Бенца.

А есть и такие, с позволения сказать, гимназисты, которые учатся через пень-колоду, Закона Божьего не ведают, по-латыни не знают, путают императрицу Анну Иоанновну с императрицей Елизаветой Петровной и ни в зуб ногой по физике и географии. Такие остаются на второй год едва ли не в каждом классе и вместо восьми лет пребывают в гимназии лет десять, а то и все двенадцать. Не единожды поднимается вопрос об их отчислении, но приходит к директору гимназии или инспектору мать такого оболтуса и умоляет оставить нерадивое чадо в гимназии — пусть и не в первый раз — на второй год. А если гимназическое начальство артачится — маман оболтуса начинает лить слезы, падает в обморок и пьет полустаканами сердечные капли, держась за грудь и хлюпая покрасневшим носом. И добивается-таки своего: ее сыночка, который уже не первый год бреется и носит франтоватые усика а-ля Наполеон Третий, оставляют в гимназии «доучиваться».

Или заходит в кабинет директора гимназии чиновник важного присутственного места в городе и приказным тоном говорит, что если его сына отчислят из гимназии, то пусть-де директор и инспектор ожидают вскорости разного рода неприятностей и финансовых проверок, поскольку попечитель учебного округа его лучший друг и университетский товарищ. Против сильных мира сего не попрешь, да и стоит ли пробовать? И остается сынок важного чиновника в гимназии пугать своим взрослым видом младших гимназистов. Эти великовозрастные школяры не торопятся окончить поскорее гимназию и начать службу, поскольку служить не хотят и ответственности никакой не приемлют всей душой. Их снедают совсем иные интересы, которые могут приносить только удовольствие. Они не горят желанием перевернуть мир, сделать научное открытие или написать бестселлер всех времен и народов, нечто вроде «Войны и мира». Они горят желанием перевернуть стол в трактире или питейном доме, если им что-то не понравилось, набить морду половому, перепутавшему их заказ, и провести ночь в доме свиданий с прелестной молоденькой девицей, готовой исполнять любые желания и прихоти…

Рано или поздно такие «гимназисты» попадают в поле зрения полиции. И когда на них накапливается достаточно материала, чтобы засадить в кутузку, их вызывает околоточный полицейский надзиратель и, объяснив ситуацию, ставит перед выбором: либо следственная тюрьма и арестантское отделение, либо помощь полиции.

— Стучать? Да ни за что, — говорит такой гимназист, изображая возмущение и негодование. Но полицейский, что сидит против него на стуле, хорошо знает, что демонстрируемые ему негодование и возмущение — напускные. И что в голове молодого, но уже испорченного человека идет суетная работа мысли, которая ищет наиболее приемлемый выход из ситуации.

Ни матушка, со слезами и внезапными обмороками, ни батюшка, занимающий в одном из присутственных мест начальственное положение, здесь уже не помогут. Ибо если за плечами директора гимназии и ее инспектора — гимназический Устав, то за плечами околоточного надзирателя — имперский Закон. А эти вещи, несмотря на кажущуюся одинаковой категоричность написанных в них слов — в сущности, совершенно разного порядка. И стоит лишь немного надавить — а полицейские это делать умеют — или нагнать ужаса, совсем немного, для проформы или куражу, и испорченный молодой человек уже подписывает бумагу о сотрудничестве и получает служебный псевдоним. Теперь на некоторые его «шалости», связанные с переворачиванием обеденных столов, дебошами в местах общественного посещения, драки и прочее мелкое хулиганство полицией будут закрываться глаза. Но… лишь в обмен на информацию, полезную служителям порядка и благочиния. Откажись такой гимназист от дальнейшего сотрудничества, он немедленно получит по полной и заслуженной им программе. Простите, господа: по самой что ни на есть полной программе…

Гимназист выпускного класса Николай Евграфович Титов прошел именно таким путем, от самого начала и до подписания бумаги о сотрудничестве с полицией и получения псевдонима. Конечно, и он поначалу воспылал благородным негодованием на поступившее предложение стучать о проделках сверстников полиции. На что околоточный надзиратель Петухов ответил Николаю Евграфовичу несколькими волшебными фразами, в корень изменившими ход мыслей великовозрастного гимназиста:

— Щас я тебя, паскудник ты мелкий, кину в камеру к фартовым, и они тебя враз научат уму-разуму. Так научат, что места живого на тебе не останется. Хошь попробовать?

Фразы околоточного надзирателя и впрямь имели волшебную силу, поскольку Николенька, как звали его домашние, почти мгновенно согласился послужить «государю, отечеству и родной полиции». После чего Петухов вновь перешел с господином гимназистом на «вы» и подсунул ему загодя приготовленный бланк, именуемый «Соглашением о сотрудничестве».

— Подписывайте, — коротко произнес он и указательным пальцем ткнул в место, где следовало стоять подписи новоиспеченного «тайного агента».

Николенька, не колеблясь, подписал.

— Тит, — сказал ему околоточный надзиратель Петухов, только что завербовавший Николеньку в тайные агенты. — Теперь вы наш тайный агент, и ваш служебный псевдоним будет «Тит». Все свои письменные донесения нам подписывайте отныне этим именем.

— А можно — «Титан»? — спросил Титов, которому не понравился «Тит» из-за его деревенского звучания.

— Можно, — усмехнулся околоточный надзиратель Петухов. — Титан так Титан. Отныне вы работаете только на меня, а я, в свою очередь, обязуюсь не разглашать вашего настоящего имени.

— Честно? — посмотрел на Петухова Титан.

— А то, — заверил его околоточный надзиратель. — Полицейские никогда не врут (без надобности). Запомните это, господин Титан…

— А какое-нибудь вознаграждение полагается за такую службу? — спросил Титан, глядя на околоточного Петухова чистым и ясным взором.

— Только если сведения, предоставленные вами, будут носить исключительно важный характер, — сказал Петухов.

— А выслуга лет засчитывается? — продолжал допытываться новоиспеченный тайный агент.

— Да, — коротко ответил околоточный надзиратель и с нескрываемым презрением посмотрел на Титана. Николенька предпочел не заметить его взгляда…

Впрочем, быть тайным агентом полиции его вполне устраивало. Это захватывало, тешило самолюбие и повышало самооценку, которая пошатнулась было при подписании «Соглашения о сотрудничестве». В конце концов, все в этой жизни игра, как сказал какой-то стародавний классик. Так почему бы не поиграть в тайного агента — игру не самую худшую и приносящую моральное, а иногда и материальное удовлетворение?

На следующий день после похорон Кокошиной в околоточный участок, соблюдая правила конспирации и проверяясь, нет ли за ним хвоста (это входило в правила придуманной им игры), заявился агент Титан. Он прошел небольшим коридорчиком, сказал нижнему полицейскому чину, что его ждет господин Петухов, и, постучавшись в дверь, спросил: