— Могу ли я это сделать? — спросил я, не отрывая взгляда от пятитриллионного цветка.
— Я не знаю. Ты можешь?
Я перевела взгляд на огненный шар. Огонь всегда был трудным для меня, как будто он говорил на языке, который я не совсем понимала. Искры, правда, так назвал это Макс. Он не ошибся.
Но я небрежно сказал:
— Я уверена, что да, — как будто это было пустяком.
Он усмехнулся.
Цветы испарились в ночи. Ответы Макса становились медленнее и менее восторженными. В конце концов, он встал и потянулся.
— Хорошо. С меня хватит. Спать. — Он сказал это так, как будто не мог наколдовать энергию, чтобы создавать более полные предложения.
— Ты иди. Я останусь.
Короткая, удивленная пауза.
— Ты уверена?
— Да.
— Удары головой о стену, вероятно, со временем станут менее эффективными.
— Я не знаю, что это значит.
— Это значит, не убивай себя. Но опять же, я не в том положении, чтобы судить, я полагаю. — Я услышала, как открылась дверь, даже когда мои глаза были непоколебимо сфокусированы на лепестке, который я лепила. — Удачи.
Горькая улыбка скривила уголки моего рта.
— Я делаю это, чтобы не нуждаться в удаче.
— Я не могу решить, очарователен этот ответ или ужасен.
И с этими словами он закрыл дверь, оставив меня в тишине, исключительно сосредоточенную на своей работе.
Было что-то утешительное в том, что есть за что бороться, ради чего выйти за рамки таланта и добиться успеха из упорства и силы. Было какое-то медитативное качество в том, чтобы снова и снова бросаться на каменную стену, откалывая от нее по чуть-чуть. Я чувствовала, как она трескается под моими пальцами, точно так же, как я чувствовала, как она ломает меня. В конце концов, одна из нас останется стоять. И я не собирался позволять себе сломаться.
В конце концов я начала колдовать над каждым лепестком по отдельности, выясняя, как удерживать в уме остальные, пока я переходила к следующему, следующему и следующему. И затем, после этого, я заставила себя сделать еще один шаг: выяснить, как превратить его в стекло, не позволяя всем этим отдельным лепесткам ускользнуть из памяти моего разума.
Звуки ночных жуков и существ стихли. Небо стало фиолетовым. Зрение у меня затуманилось, голова стала свинцовой, за глазами, ушами, висками пульсировало.
Тисана.
Сначала это был голос Эсмариса, обвиняющий и умоляющий одновременно.
— Тисана.
Мрак испарился, стирая воспоминания о лице моего бывшего хозяина, о его предательстве.
Я открыла глаза и увидела яркое небо, ветви деревьев и зеленые листья, посягающие на края моего зрения. И пара угловатых ярко-голубых глаз, смотрящих на меня из-под недоуменных бровей.
Я заснула.
— Я же говорил тебе, что биться головой о стену не получится, — сказал Макс.
Моя голова определенно чувствовала себя так, как будто ее ударили обо что-то. Она пульсировало так сильно, что цвета моего зрения становились ярче и тусклее с каждым ритмическим ударом боли. Я потянулась к боку, мои пальцы шарили в грязи, мягко обхватывая что-то твердое.
— Не получится? — Я улыбнулась ему и раскрыла пальцы, чтобы показать стеклянный цветок — каждый лепесток разный, совершенно несовершенный, точная копия.
Я никогда не пробовала ничего слаще, чем тихое, приглушенное удивление на лице Макса, когда он забрал у меня цветок, вертя его в пальцах.
— Хорошо, — сказал он наконец. В конце был намек на вопросительный знак, как будто он не совсем знал, что с этим делать.
Я опустила пульсирующую голову обратно в траву, позволяя цветам скрыть мою ухмылку. Боги, я забыла, какое это прекрасное чувство — превзойти все ожидания.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рыба обожгла мне горло.
У меня никогда не было большого дома, поэтому я, возможно, наивно полагала, что не буду тосковать по дому. Как оказалось, это неправда. Я многое пропустила в Трелл, даже в поместье Миков, единственном доме, который я знала за свою взрослую жизнь. В верхней части этого списка была еда, которую было не больно есть. На Ара, видимо, перепутали «вкус» с «болью». По крайней мере, у Макса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пока я ела, он все крутил этот стеклянный цветок в пальцах. К моему удовольствию, он не сказал ничего плохого об этом.
— Теперь тебе просто нужно научиться делать это за секунды, а не за часы.
— Сделаю, — ответила я, хотя перспектива этого казалась головокружительно пугающей. — Мы продолжим после еды.
Я сказала это очень небрежно, хотя мой желудок сжался при этой мысли. Пол будто двигался под моими ногами, как будто я снова оказалась на той жалкой лодке с больной спиной.
Макс усмехнулся.
— Как, черт возьми, мы продолжим? Тебе нужно как минимум несколько часов, чтобы отдохнуть.
— Я хорошо себя чувствую.
Неправда. Но времени на отдых у меня не было. И кроме того, мысль о том, что я буду лежать там, ничем не занимаясь, кроме своих мыслей, казалась куда более пугающей, чем заставлять себя заниматься до изнеможения.
Макс одарил меня прищуренным взглядом, который пронзил мою ложь.
— Ты слишком напрягалась. Владение требует много энергии, а ты делала это без перерыва последние двадцать часов.
— Это сработало.
— В этот раз. Тебе не всегда будет так везти.
Он поерзал на стуле и открыл рот, как будто собирался заговорить. Но прежде чем он успел это сделать, входная дверь распахнулась, и перед ней стоял Саммерин.
— Спасибо, как всегда, что постучался. Очень вежливо. — Макс бросил взгляд через плечо, но Саммерин ничего не ответил, кроме ухмылки и деликатного пожимания плечами. — Ты привел наш любимый шар разрушения размером с ученика? Потому что если так, то его не пускают в дом. Или сад. Я полагаю, он может сидеть очень-очень тихо где-нибудь в углу, ни к чему не прикасаясь.
— Мот навещает свою мать. — Саммерин скользнул в кресло рядом с Максом. — Слава Вознесенным.
— И ты решил провести свою драгоценную свободу с нами? Как мило.
— Ограниченная свобода. У меня скоро будет клиент. — Взгляд Саммерина остановился на мне, задержавшись на мгновение. Интересно, слышал ли он это тоже — «нас». — Как дела, Тисана? Ты выглядишь немного…
— Я в порядке, — ответила я в то самое время, когда Макс сказал:
— Она всю ночь делала это.
Он вручил Саммерину мой стеклянный цветок, который задумчиво изучил его, прежде чем перевести взгляд с Макса на меня.
— Хорошая работа.
— Спасибо, — сказала я, как раз в тот момент, когда Макс заметил:
— Это приемлемо.
— Хм. — Саммерин посмотрел то на меня, то на Макса, то снова на меня. Обычно я не была застенчива, но мне пришлось сопротивляться желанию извиваться под оценивающим весом его взгляда.
— Клиент? — Я спросила.
— Саммерин — целитель, — сказал Макс. Честно говоря, было облегчением услышать, что отвечать за других было не исключительно тем, что он делал со мной.
— Как Уилла?
— Не совсем так, — сказал Саммерин. — Результат тот же, но процесс другой.
— Вальтейн внутри. Солярии внешние. — Макс сказал это так, как будто это было самодостаточным объяснением, но мне оставалось только вертеть эти слоги у себя на языке.
Ин-турн-ул. Экс-терн-ул.
— Что это обозначает? — наконец спросил я. Я ненавидела вкус каждого слова, внезапно слишком осознавая сильный привкус своего акцента.
— Вальтейн… — Макс прожевал, задумавшись на мгновение. — Когда Уилла исцеляет тебя, она в некотором смысле разговаривает с твоим телом. Поощряет его расти и исцеляться, питая вашу жизненную силу изнутри. — Он ткнул вилкой в сторону Саммерина. — Когда Саммерин делает это, он физически двигает плоть, соединяя ее воедино и соединяя на очень маленьком уровне. Конечный результат похож, но подходы сильно различаются. Путь Саммерина причиняет гораздо больше боли.
— Но это гораздо лучше для серьезных травм, таких как переломы костей, — добавил Саммерин с легким оттенком защиты. — И быстрее.