Читать интересную книгу Война никогда не кончается - Егор Лосев

Вечером приехал Халед на своей скорой помощи. Долго ругался и рассказывал, как жилось раньше, когда он работал врачом в частной клинике, и какая жизнь пошла после того, как начался этот дурдом. Я молча слушал его крик души, а Зорик стал спорить: "Вы же сами этого Арафата выбрали!"

Халеда прорвало на полчаса: "Кто выбрал?! Кто нас спросил? Вы же с ним сами договорились, сами его нам на голову притащили! А, чего теперь вспоминать, дело прошлое", - проворчал он, садясь в свою колымагу.

  Надпись на плакате: Спасибо, что выбрали наш блок-пост

На утро приехал Мишаня, сел на бетонное ограждение и трепался с нами, пока толпа рабочих и колонна машин продавливалась сквозь блокпост. Вдруг в очереди послышались возмущенные гудки, вдоль ряда машин внаглую пер белый мерседес прямо на нас. Мы шарахнулись за бетонные стенки, Мишаня тоже кувырнулся на землю, лязгнув затвором. "Уакеф!" (стой араб.), - закричал Зорик, но водила не слыша его, притормозил и втиснулся в очередь первым. Из-за руля медленно вылез долговязый парень в мятом белом костюме, он опасливо покосился на дула винтовок и что-то сказал на арабском, хамовато улыбаясь при этом. "Че он там несет?" - произнес Мишаня голосом, которой заставил нас с Зориком оглянуться. Так и есть, у Мишани "сорвало башню": левое веко задергалось, лицо побледнело. "Да это сын какой-то шишки из местной администрации, - перевел Аюб, испуганно глядя на Мишаню, - его тут все боятся" И действительно, никто из водителей ничего не сказал, только бросали угрюмые взгляды. "Он мой!", - бросил Мишаня и двинулся к парню с таким выражением, что тот попятился. Мишаня показал ему отъехать в сторону. До конца нашей смены мы наблюдали, как парень под чуткой Мишаниной опекой разбирал на части свой злосчастный мерс, стаскивая чехлы с сидений, снимая внутреннюю обшивку дверей, вынимая запасное колесо. Белый пиджак намок на спине, взгляд метал молнии, но бледное лицо нашего друга не сулило ему ничего хорошего. Водители одобрительно косились в их сторону. Наконец Мишаня удовлетворенно оглядел аккуратно разложенные на асфальте панели, чехлы, коврики, кучки заглушек и винтиков, перевел взгляд на взмыленного водителя махнул рукой, показывая, что парень может ехать; тот сверкнул глазами и, побросав в салон "запчасти", развернулся и умчался обратно в город, визжа покрышками, провожаемый ухмылками палестинцев. "Вот так и становятся террористами, - проворчал Рони - небось поехал автомат покупать".

После обеда Мишаня уехал, а мы завалились в палатку отдыхать. Поскольку резервистов бриться не заставляли, мы все порядочно заросли. Зорик как раз философски рассуждал о достоинствах и недостатках четырехдневной щетины, когда в палатку влетел прапорщик Ави. "Мужики, подъем! - заорал он, - Ты, ты, ты,- он натыкал пальцем шесть человек, в том числе и нас с Зориком, - через минуту в машине в полной выкладке!" Судя по тому, что он остался прикрикивать на нас, случилось что-то серьезное. На улице кашлял черным, дизельным выхлопом бронированный "абир". Мы выстроились у борта. Ави быстро проверил, что мы ничего не забыли, рассказывая в чем дело. Оказалось, что у перекрестка N поселенцы слышали сильную стрельбу, туда направился патруль пограничников, но они далеко, нам нужно было доехать до поселения и проверить дорогу, так как через пол часа туда должен был проехать школьный автобус.

"Ты за старшего", - Ави ткнул меня своим немаленьким кулаком в грудь, -Водила в курсе всего, докладывать каждые десять минут! Пошли!"

Мы, дернув затворы, попрыгали в грузовик. До перекрестка домчались быстро; свернув в сторону поселения, водитель притормозил, нашарил за сиденьем "глилон" со сложенным прикладом, и, дослав патрон, пристроил его себе на колени. "Абир" медленно покатил вперед. Я доложился Ави, пацаны сзади напряглись, внимательно глядя по сторонам. Проехав около двух километров, водитель резко затормозил, показывая вперед. Слева на обочине стояла машина, судя по силуэту, джип. Приблизившись немного, я и еще трое вылезли на обочину и медленно цепью двинулись вперед. Двое солдат остались в "абире", который катил за нами. Я снова доложил Ави. Время остановилось, тишину нарушал только стук двигателя. Тело привычно сгруппировалось, вспоминая рефлексы приобретенные в Ливане. Зорик нагнулся, что-то поднял с обочины и бросил мне: это оказалась девятимилиметровая гильза. Дальше, на шоссе валялись кусочки битого стекла, то тут, то там желтели гильзы, несколько девятимилиметровых, остальные 5.56.

Перед нами стоял джип "исузу трупер" черного цвета, заднее стекло прогнулось внутрь, покрытое сеткой трещин, номеров нет. По мере приближения мы увидели еще одну машину, стоящую перед ним, с распахнутой водительской дверью. Старый белый "форд эскорт" модели конца восьмидесятых годов. Мы подошли к "исузу": на переднем стекле были ясно видны пробоины от пуль напротив водительского места. Сам водитель лежал на передних сиденьях, вместо головы - кровавое месиво. На полу валялся "узи" с деревянным прикладом. Зорик аккуратно за ремень вытянул "узи" из машины. Перед капотом "трупера" нашим глазам открылась страшная картина: три тела на залитом кровью асфальте. Прямо перед джипом "отдыхали" двое, судя по одежде палестинцы, рядом валялся М16.

В двух метрах перед ними у открытой передней двери форда лежал мужик в кожаной куртке, в побелевшем кулаке намертво зажат пистолет, кажется СZ, с застывшем в заднем положении затвором. Вокруг россыпь гильз. Рубашка на груди залита кровью. Видимо, террористы расстреляли его машину, подошли чтоб добить, тут-то он их и удивил. Эта панорама шокировала нас всех. Санитар Омер нерешительно проверил пульс сначала у одного террориста, потом - у другого, отрицательно покачав головой. Вдруг водитель форда страшно, с хрипом и бульканьем, вздохнул. Омер кинулся к нему нащупывая, что-то в разгрузке, я судорожно вдавил тангенту рации. "Ави, пришли амбуланс, тут один "перах" наш, гражданский!". Мужик все хрипел, из входного отверстия на груди показалась розовая пена, значит было пробито легкое. "Черт, - мелькнуло в голове, - наверное пневмоторакс ему обеспечен". Мужик что-то шептал посиневшими губами, я наклонился к его лицу. "Ничего, - прохрипел раненый по-русски, - в Афгане в танке горел, там хуже было".

"Держись мужик",- попросил я, пока Омер колдовал над ним.

Остальные пацаны, аккуратно собрали все оружие.Через пару минут послышались далекие завывания сирен. Сначала, примчались пограничники, а затем из-за поворота вылетел армейский амбуланс, "абир", с красными "маген Давидами",(звезда Давида, аналог "красного креста", ивр.) на бортах,за ним через секунд двадцать выехала гражданская скорая. Пострадавшего загрузили в нее, причем разжать руку с пистолетом ни мы, ни санитары не смогли, так и положили внутрь. Скорая минут двадцать стояла, никак не могли стабилизировать состояние раненого. Наконец амбуланс взвыл сиреной и, набирая скорость исчез за поворотом. Мы тоже вернулись на блокпост.

"М-да, - задумчиво протянул Зорик, пока мы ехали обратно, - товарищ явно не за станком, по жизни, вкалывал, чтоб с такой дырой в груди из машины вылезти и троих нападавших завалить, на это навык нужен".

Нам оставалось только гадать, что это за человек, в любом случае в наших глазах он был героем. В вечерних новостях не сказали ничего нового, кроме того, что раненый находится в тяжелом, но стабильном состоянии. Клод, приехавший как всегда утром, никаких подробностей рассказать не мог, раненого он знал только в лицо.

*перах- раненый (радио код)

На утреннем инструктаже нам объявили "радостную" новость: на следующей неделе приедет большое начальство, в частности, командующий округом. Личный состав без воодушевления поскреб щетину и разошелся по постам. Уборку территории, то есть субботник, резонно решили провести в субботу вечером.

Около полудня притащился непривычно хмурый и молчаливый Халед на своей "скорой". В салоне орала беременная палестинка, с огромным животом; рядом с ней сидел незнакомый медбрат в белом халате. С документами у Халеда все было в порядке. Зорик остался с ним, а я пошел назад помочь пацанам; обе правозащитницы уже торчали там, причем орали, перекрикивая роженицу, о том , что мед-транспорт осмотру не подлежит. Рони забрался в машину и проверял сумку у беременной и чемодан медбрата. Аюб стоял снаружи. Какое-то время я просто топтался рядом с ним. Сначала я тупо пялился на то, как Рони прощупывал сумки и вдруг в голове замигала красная лампочка тревоги. Все панели внутренней обшивки в машине Халед давно поснимал, чтобы не мучиться при досмотре; сейчас же несколько панелей вдоль носилок, на которых полулежала беременная, были привинчены на место. Аюб тоже заметил это: он отошел в сторону и жестами показал Зорику привести Халеда. Тот хмуро приплелся, чем еще больше возбудил мои подозрения. Аюб спросил у него про панели. Тот пробурчал, что так удобнее больным, вот он и вернул их на место. Все это время беременная стонала и вскрикивала, а правозащитницы разделились: одна давила нам на совесть, крича, что палестинка рожает, что мы садисты и не понимаем, что это такое, что ребенок и мать могут погибнуть, а вторая куда-то названивала и громко жаловалась на нас. Мы и сами все понимали, на душе было очень паршивое ощущение, но пропустить машину без досмотра означало подвергнуть опасности жизни наших близких.