— Ты на самом деле ничего не знаешь… — Вишня головой покачала, а Лютик вздохнула громко и укоризненно на меня посмотрела.
— Что? — И без того настроение на букву «Х». И это не значит, «хорошее», а тут еще и четырехлетний ребенок знает о мироустройстве больше меня. Так можно вообще окончательно расклеиться и утратить веру в себя.
— Договол Пледков — это наше законное плаво на женщину, — важно заявил Ромашка и тут же получил подзатыльник.
— Молчи, мелочь, — Вишня нахмурилась. — Но в целом засранец, примерно, прав… Если в двух словах, то, да. «Договор Предков — это право мужчины на свободную женщину».
— …!
— Ну, я как бы тоже так думаю, но при детях озвучиваю это немного другими словами…
— Извини. Я просто в шоке…
Не клеймо, значит. И не ошейник с именем хозяина. Не кандалы. И ничего такого. А все только мне на благо и для моей безопасности… Ну, красавчик…
— В двух словах я поняла. А подробнее?
— Если мужчина, обладающий магическим даром, встретил женщину с энергетическим потенциалом, и если эта женщина не находится под чье-либо опекой, то мужчина должен предоставить женщине охрану своего дома, — Вишня посмотрела на меня виновато. — Понимаешь, по сути, это хороший закон, направленный на то, чтобы защитить женщину, в первую очередь. Ну, и во вторую, конечно, обеспечить себя потомством, восприимчивым к магии. На практике же не все так романтично… Это либо свадьба сразу, либо свадьба потом, когда тебе подходящего жениха найдут… И мнение женщины тут уже давно никого не интересуют, кому интересно мнение мебели…
— …! То есть, я хотела сказать, фу! Вот же ж свинство!. Это… Меня, кажется, сейчас стошнит…
Стоим втроем: я, Вишня и Лютик — и на Ромашку недовольно смотрим. А Вишня, младшего брата задумчиво рассматривая, произносит:
— Вот гляжу я на него, такого маленького, такого хорошенького, такого любимого и понимаю, что где-то же растет мученица, которая с ним потом всю жизнь мучиться будет…
Нет, я с такой позиции эту ситуацию не оценивала никогда, конечно, но вообще-то рациональное зерно в этих словах есть…
— И что ж ты тогда радовалась так, когда браслет на моей руке увидела? — с неудовольствием вспомнила я.
— Ну, как же! — Вишня радостно улыбнулась. — Теперь нам не надо бояться, что кто-то заявит на нас свои права! Скажем всем, что мы под опекой твоего мужа… И это, — она с трудом убрала с лица веселье и добавила:
— Сочувствую…
Сочувствует она…
Сижу реву у костра. Думаю думу горькую. Кир сволочь такая, а я в него… То есть я совсем не это подумать хотела! И не думала я в него… Что ж я невезучая-то такая… Так хотелось романтики и цветов! Вечерних прогулок вдоль набережной, слов ласковых, признаний, поцелуев под звездами… Клише и патока? И пусть, мне все равно. Хочу! А вместо этого… Громко хлюпаю носом и судорожно вздыхаю.
— Слушай, хватит реветь, а?
Вишня подползла к огню и хмуро протянула мне платок.
— Утрись.
— Обойдусь…
Вздохнули.
— Он хоть симпатичный?
— Симпати-ичный… — и слезы тройным потоком из глаз.
— Ну, я не знаю… Хочешь выпить?
— А у тебя есть?
Достает из холщового мешка флягу и протягивает мне. Отвинчиваю крышечку и с опаской нюхаю.
— Это самогон что ли? Фу!
— А ты хотела шампанского? Давай сюда, если не хочешь…
Набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание и делаю глоток.
— Мать моя женщина! — слезы сначала высохли, а потом снова покатились и по горлу словно наждачкой изнутри прошлись. И это я не говорю про аромат и послевкусие. — Боги! Где ты взяла это… эту амброзию?
— Где взяла, там уже нет…
Хорошо, что нет… Потому что это не самогон. Это дизельное топливо… авиабензин… или что там в самолеты заливают? Жуть жуткая… Но после второго глотка в голове наступило резкое просветление. А чего я реву, вообще? Подумаешь, замуж вышла и не заметила! В жизни случаются вещи и пострашнее… Вот прямо сейчас я так сразу не скажу, какие именно, но точно знаю, что случаются. И вообще, я же теперь Каю могу нажаловаться! Нет, Каю нельзя… Он красавчику голову оторвет… а мне его голова самой нужна. Я лучше сама ему жизнь испорчу… Вздыхаю, делаю третий глоток, поднимаю голову вверх, вижу огненные тени на еловых лапах и падаю навзничь. Хороший все-таки у Вишни самогон. Главное — экономный очень…
А отмечали ли вы день студента в общежитии Радио-технического института, когда на шестнадцать человек двадцать две бутылки водки и одно десятилитровое ведерко салатика 'Оливье'? Я — да. И это был самый… удивительный день студента в моей жизни. Потому что утро следующего дня принесло много удивительных открытий.
Помню застолье. И «Мафию». И песни под гитару. «Как здорово, что все мы здесь», «Гаудеамус», «В каморке, что за актовым залом»… Потом Наутилус, Земфира… И неожиданно уже Ленка Маневич танцует на тумбочке и орет на весь двенадцатый этаж: «А девочка созрела, созрела, созрела!..» Потом провал. И нахожу себя на балконе. Все курят, я грущу в углу, а Кай целуется с Ленкой… Еще помню мысль о том, что не зря она танцевала… Потом Наташка кричит: «Чего киснем? У нас там водка греется!..» Следующее воспоминание — неизвестный мальчик, который, стоя на обломках тумбочки, декламирует неизвестные стихи неизвестного автора. (Самое болезненное воспоминание в моей жизни, потому что и по сей день никто мне так и не ответил на вопрос, а был ли мальчик.) Потом помню Аленку на коленях у Кая. Потом туман. И уж совершенно неожиданное: Ленка стоит в углу, двумя руками держится за батарею и кричит: «Змеи!!! Змеи, блин!!! Держите их! Они шевелятся…»
А потом темнота, которая заканчивается солнечным утром, пахнущим чем-то безумным: перегаром, прошлогодним «Оливье» и носками тракториста. Причем, судя по ощущениям, свои носки тракторист хранил у меня во рту. И еще этот человек говорил небритым голосом Кая: «Господи! Что это вчера было?» И где-то на фоне плакала Ленка и хохотала Аленка. И очень хотелось пить. И голова болела зверски.
Пробуждение после трех глотков Вишниного самогона было… неожиданным. Во-первых, мозгу в голове было удивительно мало места. И он из-за этого болел нечеловечески просто, невыносимо. И вместе с ним болела печень, почки, желудок и зубы. Во-вторых, я неожиданно осознала, что жизнь не удалась, ну, или, по меньшей мере, утратила смысл. Потом подумалось, что смысла-то и не было никакого…
Короче, это были самые неприятные семь секунд в моей жизни, а потом я открыла глаза и пробормотала в никуда:
— Вишня! Твоя амброзия… — и задумалась в поисках приличного эпитета.
— А Висня усла…