Читать интересную книгу Тайм-аут - Андрей Титов

— Не думаю, — говорю я. — Это скорее свидетельствует о высокой концентрации животных, маскирующихся под людей. И скотская суть этих животных не исправляется ни образованием, ни деньгами.

Сергей ничего не отвечает, как будто задумавшись над моим замечанием.

Выпиваем еще по рюмке. Никита с соседом о чем-то спорят.

— Что естественно, то не безобразно. — доносится в числе прочего. Кажется, от Никиты.

Макс наклоняется ко мне с фирменной ухмылкой.

— Смена со мной и ты никогда больше от него этого не услышишь.

Потом еще по одной.

— Кстати, а где девушки?

И еще.

Я начинаю терять связь с реальностью. Глаза слезятся, от табачного смога болит голова. Выхожу на улицу.

Мимо медленно проезжает черная тройка «Бээмвэ», два кавказца под песню «P.I.M.P.» Фифти Сента соколиными взорами сканируют толпу на предмет телочек. Короткостриженный юнец в поло «Фред Перри» смачно затягивается.

— Айв гат ту шавермас ин ми. — поясничает юнец. — Энд айм э мазефакин пи-ай-эм-пи.

Дальнейший пьяный калейдоскоп монтажной склейкой проносится перед глазами за считанные секунды. Людей на улице все больше, Макс о чем-то спорит с лысым парнем, еще по паре стопок с нескладным молодым финном, обмен взглядами с симпатичной девчонкой на танцполе, еще стопка, танцы у сцены, объятия с незнакомыми людьми, «I’m a poor boy born in a rut» — ору в микрофон, — «Some say my manners ain't the best», падаю в толпу, пишу что-то на салфетке, Настя, Настя, Настя. Ее теплая ладонь на моей щеке. Улыбаюсь как дурак. Как же я рад ее видеть! Розовое рассветное небо, свежий воздух…

В сознание я прихожу лежащим при полном параде, в одежде и обуви, на диване у себя в комнате. На улице светло. В карманах совершенно пустой бумажник, потекшая ручка, телефон с чернильными разводами и сложенная вчетверо салфетка. Ключи нахожу торчащими в замке с внешней стороны двери. Выпиваю пол-графина воды. Не могу ни стоять, ни сидеть дольше двадцати секунд. Улегшись обратно, я разворачиваю салфетку. Кривой росчерк по диагонали. Расшифровка занимает полминуты, после чего я долго смотрю на накладывающиеся друг на друга пьяные вензеля. Сминаю мягкую бумагу в кулаке. Иду на кухню и перед тем как выбросить, расправляю и читаю еще раз.

«Просто отдавай себе отчет в том, что когда-нибудь где-то появится могила с твоим именем на ней».

8

«Привет, Стас!

Новости, конечно, не очень хорошие, но скоро, я уверена, мы исправим это недоразумение и обязательно встретимся;)

У нас, как и в любом крупном городе, тоже есть пьяная и веселая улица — Дивижн стрит, правда я не часто там бываю. Сказать по правде, мне довольно неловко, когда вокруг много пьяных людей, которые еще к то му же очень подвижны и часто агрессивны. В этом плане я напоминаю сама себе свою бабушку:) Но ты меня заинтриговал!

Доделали комикс, Томас пока не разрешает его никому показывать. Говорит, после защиты можно будет. Так что скоро увидишь реализацию твоих «из жизни жуков»:)

Рада, что у тебя в целом все хорошо, надеюсь проблемы скоро решатся!

Целую.

Ф.

P.S. У меня для тебя есть сюрприз, скоро узнаешь какой))»

9

Бесконечный день. Вокруг желе и сам я желе. Телефон звонит. Лежу без движения уже час. Слышу каждый шорох в соседских комнатах, могу без труда сказать, кто дома и чем занимается. Скрип паркета. С трудом поднимаюсь, выхожу из комнаты и, убедившись, что в коридоре никого, иду в туалет.

Бесконечный день. Чтобы хоть как-то взбодриться, ставлю музыку на ноутбуке. Примерно через полчаса смешанного воспроизведения попадается «Moerae» Идиэт Пайлот. Я вспоминаю, как далеким январским вечером шел под эту песню по Большой Конюшенной улице в сторону площади и ее многочисленных баров, ни одного из которых уже нет. Как снег искрился в свете фонарей. Я был моложе и застенчивее, я только нащупывал границы. Бесконечное неизведанное пространство и жизнь в запасе для его изучения. Бумажный кораблик в пруду. Плавай, пока не размок.

Порываюсь было написать ответ Флоре, но чувствую, что изображать веселость нет никаких сил, тем более, Томас там столбит вакантное место. Не буду мешать. «Наше от нас не уйдет.» — слышу слова отца. Не уйдет.

Берусь перечитывать переписку семилетней давности и чуть не роняю слезу. Еще только начинающиеся заигрывания с былыми подругами, серьезные разговоры с людьми о существовании которых я уже и забыл, веселые разговоры с людьми, которых я теперь на дух не переношу (это взаимно), десятки потерянных контактов… Все это оставляет тоскливый осадок. Возможно, спустя еще семь лет я буду тосковать по своей нынешней жизни, но сейчас у меня стойкое ощущение, что я утратил нечто очень важное.

10

Со скрипом доработав до конца недели, я получаю на руки очередную сумму, последний фрагмент в картинке под названием «Чикаго». Честно говоря, я иначе представлял этот момент. Фанфары не заиграли, я не выскочил из здания и не понесся вприпрыжку в аэропорт, я не стал собирать чемоданы, придя домой. Глядя на плотный конверт, я не вижу Уиллис Тауэр, Миллениум парка, прогулок, мостов, магазинов, людей… Я вижу кучу денег, и прикидываю, на что могу ее потратить. Сводить Настю в приличное заведение? Купить нормальной одежды? Купить мебель? Сделать ремонт в комнате? Я могу осуществить все это разом. Я могу наконец-то расслабиться и пожить чуть-чуть в свое удовольствие. Я чертовски устал…

Вечером мне звонит Макс с предложением, подкупающим своей новизной.

— Гоу на Думскую!

— Не, Макс, сегодня я пас.

Удивительно, но он не спорит и не уговаривает. Поинтересовавшись, здоров ли я, Макс кладет трубку. Я набираю Настю.

— Привет.

— Ну надо же! — произносит она в ответ с деланным удивлением, в котором, впрочем, чувствуется солидная доля обиды. — Привет.

— Как дела?

— Ничего. Разбираю гербарий, некогда бывший композицией. А ты чем занимался всю неделю?

— Тем же самым.

— В смысле?

— Не важно. Пойдем в «Чашу» завтра?

— Вау. — тон заметно оживляется, — Ты решил меня побаловать?

— Да.

— Я не возражаю.

— Тогда до завтра! Я позвоню.

— Окей.

— Целую.

Настя молчит.

— Целую. — добавляет неуверенно.

Я откладываю телефон. До завтра.

11

«Э-эй! Куда пропал, дружок? Не хочешь узнать, что за сюрприз?:(»

12

— …ну, здесь все совсем наивно, я люблю кино. Легко дается лингвистика, так что есть варианты. Медицина еще, но тут надо думать серьезнее, потому что учиться 10 лет, если все рушить и начинать сначала. Ну а ты куда стремишься?

— Я никуда не стремлюсь, — говорю я, подливая Насте зеленого чая в красивую фигурную чашку, — У меня есть смутные желания, которых я сам толком не понимаю. Мне нравятся музыка и литература, ко всему остальному я более-менее равнодушен.

— А что конкретно нравится?

— В смысле? Произведения?

— Да.

«Черт, неужто опять?!» — проносится в голове.

— Не знаю даже что конкретно выделить.

— Я английскую прозу обожаю просто, — говорит Настя с воодушевлением, — Ремарка очень люблю, хотя он повторяется, Толстого, Тургенева, Гоголя. Достоевского не люблю — занималась им год при музее, сейчас наконец достала Станиславского — оказалось, он не так прост, пока что в восторге.

— Ремарк на меня производит тягостное впечатление, — произношу я, отпивая из чашки, — Я кроме «Товарищей» у него ничего не осилил, везде тоска и мрак. А что с Достоевским не так? Он выдающийся психолог.

— Пожалуй, но я не могу прорваться сквозь тонны отвратительных вещей, чтобы это оценить. — Настя задумывается. — Довольно странно устроен человек, не находишь? Как можно столь мастерски препарировать чужие души, так запросто разбирать чужие жизни и одновременно быть столь непоследовательным в своей? Что это, двойные стандарты? Зато Ремарк меня вдохновляет, читаю его взапой, возможно оттого, что мысли мои по большей части, иногда слово-в-слово. Сценарий, как правило, одинаков, но, опять же, здорово описывает человеческие эмоции и таки явно чувствуется чисто мужской взгляд.

— Мужской взгляд бывает разный. Ремарк очень наблюдателен и умен, но угол, под которым он смотрит на жизнь, не совпадает с моим, мне больше нравится ирония, этакая кривая усмешка в лицо судьбе, Ремарк мне видится скорее сидящим на парапете с грустным лицом и смотрящим вдаль, это тоже нужно, но как-то порционно, что ли.

— Мне он таким совсем не кажется. В его произведениях, как бы ни были ужасны обстоятельства, сохраняется человеческое обличие и способность любить, я вот не уверена, что способна на такое.

Официант приносит десерт, две порции вишневого штруделя с мороженым.