И в это время он услышал ее стук в дверь. Его отчаяние тут же сменилось восторгом, он едва удержался, чтобы не броситься бегом к двери. Изобрази спокойствие, ты в последнее время потакал слишком многим женщинам. Остается уповать на Бога, что она не видела меня сегодня днем с той девушкой.
— Привет, — Энн выглядела всклокоченной, усталой, но, как всегда, улыбалась. — Боже, ну и денек выдался!
— Что-то случилось? — ему не удалось скрыть облегчения в голосе.
— Да у нас вечно что-то случается, — она повесила жакет на спинку стула. — Чем-то вкусным пахнет, Джефф!
— Это тушеное мясо с кэрри из ресторана, — он стал раскладывать еду на тарелки, мясо не так уж и высохло, а он боялся.
— Прости, что опоздала, — она поцеловала его. — Я не виновата, правда.
— Я тебе верю, — он налил им вина. — Но должен признаться, я уже слегка забеспокоился.
Внезапно все встало на свои места, как будто он вдруг перестал биться головой о стену.
— У меня тоже был довольно утомительный день. — Тарелки уже стояли в раковине, и он решил рассказать ей о Синди. Лучше объяснить все сразу, чем потом, если она сама каким-то образом узнает.
— Да? Вот не думала, что у отдыхающих есть какие-то проблемы!
— Я и сам не думал до сегодняшнего дня, — он рассмеялся, но смех получился немного нервным. — Видишь ли, я гулял себе, никого не трогал, мечтал о сегодняшнем вечере. Вдруг откуда ни возьмись появилась эта грязная, но складно говорящая птичка…
Он рассказал ей все, и его немного встревожило выражение ее лица, ее глубокий интерес, то, как она наморщила лоб и слегка побледнела. И когда она пила вино, ее пальцы, держащие ножку бокала, так сильно дрожали, что вино чуть не выплескивалось.
— Как она выглядела? — в ее вопросе прозвучала настоятельность.
— Темноволосая, небольшого роста, но по виду как из-под забора. И, конечно, подбитый глаз и разбитая губа красоты не прибавляют, так?
— Синди, говоришь, ее звать? — Энн словно говорила сама с собой. Затем она посмотрела ему прямо в глаза и резко спросила: Ты запомнил номер их шале?
— Да. Двадцать четыре.
Она была явно взволнована. Черт, надо ему было смолчать, но почему вдруг Энн так завелась? Это его разозлило, их вечер шел насмарку.
— Вообще-то, — сказал он, — хотя меня это и не касается, я подумал, что мой моральный долг сообщить об этом.
— Сообщить об этом?! — она поставила бокал на стол. — Ты ведь никому об этом не говорил?
— Пока нет.
— И не говори!
— Эй, перестань, Энн. Если этот подонок бьет ее, он может ее покалечить, даже убить, тогда это останется на моей совести, потому что я ничего не предпринял. Я, знаешь ли, не из тех, кто отворачивается и проходит мимо, когда кого-то избивают на другой стороне дороги.
— Дело… не в этом, — она отвела глаза в сторону. — Уверяю тебя. Ноты не должен сообщать об этом, понимаешь?
— Нет, ни черта я не понимаю. Тебе об этом что-то известно. Эта девушка, Синди, ты ее знаешь? В чем дело?
Она помолачала, глубоко вздохнула, как будто хотела успокоить нервы.
— Джефф, я хочу, чтобы ты мне абсолютно доверял. Я хотела бы рассказать тебе все, поверь мне, это так. Но я Не могу. Хорошо, если тебе от этого легче, я сама сообщу об этом случае. Но прошу тебя, пожалуйста, доверяй мне и не задавай мне вопросы, на которые я не смогу ответить! — ее руки обвили его шею, она спрятала лицо у него на груди, он чувствовал, как она борется со слезами. — Джефф, как ты не понимаешь, я же люблю тебя!
Эти слова стоили всех его терзаний. Они эхом звучали у него в голове, заставляли его крепко прижимать к себе Энн. Им овладела эйфория, он не мог и мечтать об этом. Но все равно оставался факт, что в «Раю» происходит что-то зловещее.
— Хорошо, — пробормотал он, — я никому не скажу ни слова, но только потому, что тоже люблю тебя, Энн. Но я знаю, что что-то случилось, и ты с этим связана. Если я смогу помочь, я это сделаю. Если ты захочешь мне рассказать, я тебя выслушаю. Дорогая моя, я так о тебе беспокоюсь.
Внезапно Энн Стэкхауз не смогла больше сдержать слезы.
Глава 9
Гвин Мейс долго лежал в постели, пытаясь точно вспомнить, что его тревожит. Он проснулся, испытывая смутное беспокойство, как будто что-то случилось вчера, из-за чего он плохо спал, но сейчас он ни за что не мог вспомнить, что же это было.
В какой-то момент ему даже пришлось побороть нарастающую панику. Может быть, у него случился удар, и это повлияло на его мозг; или у него опухоль мозга. И он не узнавал эту спальню, небольшую и очень обыкновенную. Конечно же, он не дома, не в «Соснах», в своем просторном загородном доме, окруженном тремя акрами разбитого по плану сада и загоном, где Сара держала своего пегого пони. Где же он находится? В каком-то заведении, в палате психолечебницы или в тюремной камере? О Боже!
Он боялся встать с постели. Постель была приятным, безопасным местом, здесь можно натянуть простыню на голову и отделить себя от всего остального мира; тогда не надо никого видеть. Можно спрятаться. Он весь вспотел и дрожал. Он хотел в туалет, но боялся. В самом крайнем случае он помочится в постель, и хрен с ними, кто бы они ни были, эти люди, держащие его здесь пленником.
— Рут! — голос Мейса прозвучал пискляво, визгливым шепотом. Его жена должна быть где-то рядом, она ведь не оставила его в такой трудный час. Ему показалось, что он слышит ее шаги в соседней комнате за приоткрытой дверью.
Гвину Мейсу было за сорок, его вес примерно на десять килограммов превышал норму при росте 187 сантиметров. У него были темные волосы и круглое лицо; он мог очаровывать людей и одновременно проявлять беспринципность. Мейс был жесткий бизнесмен, и его полнота часто вводила в заблуждение коллег, которые недооценивали его. Добрый, но хитрый. Приятный в общении, пока ему не перечили.
— Рут!
Он услыхал шаги, дверь толкнули, она распахнулась вовнутрь; дверь была тонкой, из древесных плит, она стукнула о стену, потому что не было ограничителя. Рут Мейс стояла в проходе. Ее короткие темные волосы были аккуратно уложены, в косом луче утреннего солнца, падающем на нее сквозь неплотно задвинутые шторы, сильнее обычного выделялись несколько седых прядок. Ее поза была напряженная, как будто Рут страдала артритом, но она всегда была такая. На ней было голубое летнее платье, на ногах сандалии, в руках она держала нож, испачканный маслом, — значит, готовила завтрак. Довольно привлекательная, но улыбка у нее всегда такая официальная, а слова так тщательно подобраны. Осторожная женщина, похожая на девочку, которая никак не освободится от привычек своего строгого воспитания. Она была религиозна и настаивала, чтобы они ходили в церковь каждое воскресное утро. Ее мужа больше всего раздражала ее готовность извиняться почти за все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});