Старик склонился и, пятясь, вышел из кабинета.
— Слушаю вас, — сказал Ткачёв.
— Генерал, а почему вы так себя ведёте?! — раздраженно спросила она.
— А как я должен себя вести? — наигранно-грубо сделал вид, что не понял, Андрей Викторович.
— Ты же знаешь, кто я, — перешла на «ты» собеседница, легонько стукнув пальцами по столу.
— Знаю. И что?
Ей было непонятно упорство генерала.
— Ты что на рожон лезешь?!
Андрею Викторовичу это надоело. Пререкаться с дочкой Брежнева у него не было времени.
— Галина Леонидовна, не стоит повышать на меня голос. Это не я вас сюда позвал, не так ли? И приступим к делу. Я на службе, а не зашёл в ресторан на обед.
Её такие доводы не устроили. Дочь Брежнева привыкла к рабскому повиновению окружающих. Любой, с кем она разговаривала, должен был улыбаться и смотреть ей в рот. А тут! Какой-то сраный генерал! Пусть даже из КГБ. Но последующие слова Ткачёва несколько охладили её воинственный запал.
— Поверьте, Галина Леонидовна, я настоял на разговоре с Буряце только по той причине, что он может быть использован западными спецслужбами для давления на вас. И последующего устранения вашего отца с поста генерального секретаря. Ваши личные отношения с Борисом меня совершенно не интересуют. Так же, как и ваши с ним деловые отношения.
Брежнева попыталась понять то, что сказал ей Ткачёв, ибо её «окружение» в лице Светы Щелоковой донесло до Галины совсем другие мотивы для опроса Бореньки.
— Почему я тебе должна верить?!
— Вы мне ничего не должны, Галина Леонидовна. Взгляните на эти снимки…
Ткачёв уже знал, где больное место Брежневой и выбрал пару фото, на которых Ника Пордеро, оказывала недвусмысленные знаки внимания мужчине. Правда, мужчина был снят со спины, но был очень похож на Борю Буряце. Расчёт оказался верен. Ревность ослепила Брежневу.
— Кто эта мартышка?!
— Мы подозреваем, что это агент Французской SDECE…
Галина не стала дальше слушать, а взяла снимки и яростно их порвала, бросив обрывки на пол.
— Её имя, генерал! — потребовала она.
— Извините, но…
— Имя?! — перешла на крик Брежнева.
— Ника Пордеро, Галина Леонидовна. Жена французского посла, уроженка Молдавии.
— Сучка тощая! Автондил?! Дай мне телефон!
Ткачёв не ожидал такого развития событий.
Автондил Акакиевич с испуганным выражением лица принёс трубку радиотелефона. Брежнева с удивлением поглядела на красный массивный прибор с антенной и ткнула в несколько кнопок, злорадно приговаривая:
— Щас, щас, щас… Папа, это я. Немедленно, слышишь! Немедленно жену посла Франции …
— Ника Пордеро, — шепнул Ткачёв.
— … Пордеро есть такая. Да! Пор-де-ро. Пусть выметается в свою Францию! И позвони в МИД немедленно, слышишь!
Трубка чуть было не полетела в стену, но Автондил ловко её перехватил до броска.
— Где Буряце, генерал? — растрепанная Галина чуть успокоилась.
— В МУРе. С ним разговаривают…
Она выхватила трубку у Автондила, снова ткнула в кнопки.
— Света, скажи мужу, чтобы не выпускал Борю из МУРа. Пусть посидит ночь в камере…
А вот такой поворот был для Ткачёва весьма удачным.
Ника Пордеро была влюблена в Лёню Слепка по уши. «Краса Одессы» был не только удачливым контрабандистом, но и превосходным любовником, разбудив в молодой девушке отвязный вулкан страсти. Сам Лёня тоже привязался к этой неуёмной до ласки молодой женщине, но «бизнес — есть бизнес». И скрипя сердцем, подложил Нику под старого француза.
Посреди бурной ночи, во время показа Никой престарелому дипломату очередного шедевра из «Камасутры», в спальню зашли люди. На прекрасном русском языке они убедили девушку, что все её деяния идут в разрез с моральным и уголовным кодексом Советского Союза. Ника впала в отчаяние, чрезвычайно расстроив этим старого любовника. У него такого отчаяния не было, а только боль в органе, переполненном возбужденной кровью.
Так она стала женой дипломата и агентом спецслужбы. Но скрыла от Лёни последний факт. И когда Слепак отправлял бриллианты за границу, используя дипломатическую почту, то эти операции проходили под контролем SDECE. Оттуда и произошла утечка информации в МИ6 и ЦРУ.
Ткачёв внимательно прочитал протокол разговора с Борисом Буряце.
Боря пришел в МУР на разговор в короткой норковой шубе и в фасонистых сапожках, отороченных мехом горностая. Вел себя уверенно и вальяжно, рассчитывая на защиту Галины Брежневой. Но что-то было не так. На втором часу разговора Буряце уже не понимал, почему подруга не вытаскивает его из милиции. Тут ещё «собеседник» в штатском задавал крайне неудобные вопросы. После четырех часов разговора Буряце сник. Он устал и потерял свой лоск, а «собеседники» наседали сильнее. И Бориса «прорвало». Он рассказал милиционерам очень много, правда, в протокол всё записал только человек в штатском. И очень убедительно заставил Борю расписаться под своими словами. Поначалу Буряце отмахивался, но когда услышал, что его отправляют в камеру, то со злостью подписал всё.
Прочитав протокол, Андрей Викторович понял, что Буряце и Брежнева не имеют никакого отношения к краже «Королевской лилии». Их кто-то специально затащил на тот приём в Румынском посольстве, и, по словам Бориса — это была жена румынского посла, цыганка по рождению и приятельница Буряце. Он ей иногда продавал камешки, не имеющие особой ценности. В посольстве и он, и Брежнева впервые увидели старинное украшение на вдове Толстого, а Галина много и громко восхищалась брошью. И вокруг них крутилась молодая дама в очень эффектном платье. Когда Галя, напившись шампанского, зачастила в дамскую комнату попудрить нос, то эффектная дама пару раз пыталась вывести Буряце на разговор об украшении. Зная пылкий нрав своей подруги, Боря даме отказал.
В МУРе Буряце вспомнил, что Галя рассказала о «Королевской лилии» своей подружке — Свете Щёлоковой, и та буквально загорелась идеей выкупить у вдовы уникальное украшение и за несколько дней до кражи приезжала в дом Толстой. Но вдова отказала, аргументируя тем, что к ней уже приходили люди из Исторического музея с подобным предложением. Света жаловалась на них мужу, но министр отрезал — покупка броши контролировалась МИДом СССР с разрешения самого Леонида Ильича.
Участие МИДа в этой сделке насторожило Андрея Викторовича. Слишком часто стали мелькать оттуда люди — то в истории с документами секретаря Южноморска, теперь вот — в истории с кражей украшения. Ткачёв попросил Лизу соединить его с Трефиловым, но генерал-лейтенант позвонил сам.
— Андрей Викторович, а ты шустро работаешь! Мне доложили, что жена третьего секретаря посольства Франции, эээ… Пордеро, вызвав такси, едет в Шереметьево. Что собираешься делать?
— Думаю, её надо брать. Только не своими силами, а операми МУРа. И вменить ей подозрение в участии грабежа. А мы с ней