Пейдж фыркнула.
— Помнится, ты заявлял, что ты сам по себе и твой принцип — никому не принадлежать.
— Возможно, я изменился.
Пейдж поняла, что пора положить конец бесплодному спору.
— В таком случае это твоя проблема. Для нас обоих было бы лучше, если бы мы сегодня вообще не встречались. Зря я впустила тебя в квартиру, я совершила большую ошибку.
— Я пережил самые острые ощущения в своей жизни, а ты хочешь меня уверить, что все это было ошибкой?
Пейдж готова была расплакаться от отчаяния и бессилия, но ей хватило сил сдержаться.
— Я больше так не могу. Уходи, Картер, оставь меня в покое. Это все, о чем я тебя прошу.
Ни слова не говоря, Картер вышел из спальни, снял с вешалки плащ, потом хлопнула входная дверь и стало тихо.
Пейдж достала из шкафа юбку и блузку, руки у нее снова дрожали. Она твердила себе, что поступила правильно, но ей хотелось броситься на кровать, уткнуться лицом в подушку и заплакать. Всего за какие-то пять минут блаженство, которое она испытала в объятиях Картера, сменилось беспросветным отчаянием. А то, что она действительно испытала блаженство, Пейдж даже не пыталась отрицать. Занимаясь любовью с Картером, она, пожалуй, впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему живой, цельной, словно в ее жизни всегда чего-то недоставало и Картер восполнил этот недостаток.
Всхлипнув от отчаяния, Пейдж бросилась в ванную и включила душ. Десять минут спустя, приведя себя в относительно приличный вид, она уже спешила в кухню. Испечь пирог она уже точно не успевала, к счастью, черничный пудинг Пейдж приготовила заранее. Это было еще утром, до того, как ее жизнь необратимо изменилась.
К тому времени, когда в дверь позвонили, Пейдж успела отварить спагетти, заправить их соусом и сервировать стол. Ей пришлось срочно сделать и еще кое-что: выбросить в мусорное ведро цветы, которые принес Картер. К приему родителей все было готово. Пейдж глубоко вздохнула и пошла открывать.
— Мама, папа, здравствуйте!
Пейдж подставила щеку для поцелуя — родители никогда ее не обнимали.
— Здравствуй, дорогая, — сказала мать. — У тебя красные щеки, ты не заболела?
— Конечно нет! — ответил за Пейдж отец. — Она вся в меня, никогда не болеет. Правда, дочка?
Это была слабо замаскированная шпилька в адрес Ирен Кенсли, в истории болезни которой числился целый список недугов, причем многие были подлинными. Весной у нее был сердечный приступ, по счастью, не тяжелый, но Пейдж при каждом удобном случае поощряла мать больше двигаться и есть малокалорийную пищу. Ирен, пропустив реплику Майлса мимо ушей, сняла мокрый плащ.
— Отвратительная погода… о, ты еще не накрыла на стол?
В голосе матери послышался хорошо знакомый Пейдж упрек. Она поспешно пробормотала в свое оправдание:
— Я не успела, ко мне неожиданно заехала подруга.
Мать прошествовала в кухню.
— Макароны с соусом «неаполитано»? Прекрасно. Ты сама готовила соус?
— Да, я готовлю его сразу много, делю на порции и замораживаю, очень удобно. Мама, налить тебе вина?
— Нет, спасибо, я предпочитаю фруктовый сок. И тебе советую.
В кухню вошел отец.
— А ты знаешь, почему французы живут дольше, чем люди других национальностей? Потому что пьют красное вино. Врачи доказали, что оно полезно для сердца.
— Папа, у меня есть только белое, — сухо заметила Пейдж.
Ирен рассмеялась.
— Если бы у тебя было красное, он бы захотел белого.
Пейдж только поморщилась.
— Кстати, о сердце. Мама, как твое здоровье?
Ирен ответила весьма подробно и закончила так:
— На прошлой неделе я была на приеме у нового кардиолога. Очень приятный молодой человек. Тебе бы стоило с ним познакомиться.
У Пейдж не было ни малейшего желания знакомиться с кем бы то ни было, поэтому она сменила тему.
— У тебя новая прическа, тебе очень идет.
— Да, стрижка хорошая, но краска для волос подобрана не очень удачно, придется, наверное, сменить салон.
Майлс принял из рук Пейдж бокал вина и насмешливо поинтересовался:
— Остался ли в городе хоть один салон, в котором ты еще не побывала? Не понимаю, чем ты недовольна на этот раз.
Ирен фыркнула.
— Это ты сейчас так говоришь, а когда у тебя было что стричь, ты тоже придирчиво выбирал парикмахера.
Это был удар ниже пояса: Майлс почти совсем облысел и очень переживал из-за этого. Пейдж поспешила разрядить обстановку.
— Папа, будь любезен, зажги свечи, спички лежат на кофейном столике.
Пейдж положила булочки в духовку, чтобы они немного подогрелись. Ирен, пользуясь временным отсутствием мужа, понизила голос и сказала:
— Твой отец неважно выглядит, но он отказывается сходить к врачу. Может быть, тебе удастся его уговорить. Ты не представляешь, как мне с ним тяжело!
— Очень даже представляю, ты регулярно меня информируешь.
Ирен театрально вздохнула.
— Пейдж, но ты же мой единственный ребенок, с кем же мне еще поделиться?
У Пейдж вертелся на языке вопрос: «Мама, а ты любишь своего мужа?» — но она промолчала. Что толку спрашивать? Сколько Пейдж себя помнила, Майлс и Ирен постоянно пребывали в состоянии войны при внешней вежливости друг с другом. Они ни разу не выпустили пар, но непрестанно подкалывали друг друга, что было гораздо хуже. Морщинки на лице Ирен залегли по линиям, складывающимся в гримасу недовольства.
— Я приготовила черничный пудинг, — сменила тему Пейдж, — думаю, вам понравится.
— Наверняка он слишком калорийный.
— Я использовала только нежирные компоненты.
Пейдж приготовила салат, выложила булочки в плетеную корзиночку, и все сели за стол.
— Пейдж, тебе нужно повесить занавески, — заметила Ирен, — иначе любой желающий может заглянуть в квартиру.
— Вряд ли, моя квартира на третьем этаже.
— Ах да, конечно, — вздохнула Ирен, — ты так редко нас приглашаешь, что я забыла.
Пейдж кольнуло чувство вины, но она напомнила себе, что прожила с родителями до восемнадцати лет и ее присутствие не сделало их счастливее. Скорее наоборот, давало родителям еще один повод для споров. Вот и сейчас черничный пудинг дал Майлсу основания посетовать, что Ирен никогда не готовит десерты, а Ирен вслух скрупулезно подсчитывала калории, поглощенные мужем.
Пейдж стала разливать кофе и задумалась: что бы сказал о ее родителях Картер? Понял бы он, почему она поспешила его выпроводить?
— Ты льешь кофе мимо чашки! — резко сказала Ирен.
— Ой… прошу прощения. Сейчас принесу тряпку.
Майлс внимательно посмотрел на дочь.
— Мне кажется, ты немного не в себе, не хочешь рассказать, что случилось?