Кончиком сапога граф перевернул мешочек с травами, лежавший перед ним, и торопливо произнес:
– Мне наплевать на растения, даже на белладонну, вы найдете сколько угодно ядов в лесу. Но я не могу терпеть, чтобы вы втайне от меня бродили по моему саду. У меня есть враги…
Гаррет замолчал, как будто рассердившись на себя за то, что сказал лишнее.
Марианна почувствовала страх. У большинства мужчин, без сомнения, были враги, но какие преступления совершил этот человек, если даже в собственном доме не чувствует себя в безопасности? Конечно, существовал сэр Питни, но он не отважится появиться вблизи Фолкем-Хауса. Не так уж он глуп. Нет, подозрительность Фолкема лишь доказывает, что ему свойственно наживать врагов и создавать опасные ситуации.
Граф оглянулся на дом, а затем опять повернулся к Марианне.
– Вы знали этих Уинчилси? – вдруг спросил он.
Марианна чувствовала, что он ждет ее ответа с большой долей любопытства. И с подозрением. Ей лучше быть поосторожнее.
Чувствуя на себе пристальный взгляд графа, Марианна опустила глаза.
– Я хорошо знала Уинчилси, хотя и жила здесь совсем недолго.
Она была довольна своим ответом. До сих пор почти все, что она говорила, было правдой, хотя и представляло ее несколько в другом свете.
– Я мало знаю о тех, кто жил здесь раньше. Расскажите мне о них, – вдруг попросил граф.
– Ч-что вы хотите узнать?
– Этот сэр Уинчилси. Что это был за человек?
Желание правдиво описать своего отца оказалось сильнее здравого смысла, который подсказывал Марианне, что она должна рассказать как можно меньше.
– Он был удивительным человеком, добрым и кротким, – сказала она, не в состоянии скрыть удовольствие от возможности поговорить о своем отце. – Он заботился обо всех одинаково – о богатых и бедных. От него я многому научилась в лечении больных.
Тень пробежала по лицу Фолкема.
– Кажется, вы знали его лучше, чем я мог бы подумать, принимая во внимание, что вы цыганка. Более того, кажется, он нравился вам. Возможно, у вас больше опыта общения с покровителями, чем я вначале предполагал.
Глаза Марианны расширились, когда она поняла, что имел в виду граф.
– Стыдитесь! Как вы смеете намекать, что сэр Уинчилси и я… что мы…
– Да?
– Только такой развратник, как вы, может такое подумать! Так вот, он был стар и любил свою жену! Чем его могла привлечь… такая, как я?
Марианна с пуританским презрением взглянула на графа. Этот взгляд произвел на него впечатление. Его настроение резко переменилось.
– Чем, действительно, могли привлечь его вы? – Он, прищурившись, оглядел ее. – Легко могу ответить на ваш вопрос, милочка. Мужчина должен быть или слеп, или глуп, чтобы не соблазниться вашей фигурой.
Грубый намек, прозвучавший в словах графа, насторожил Марианну. Она, приготовившись бежать, если он накинется на нее, попятилась и обогнула живую изгородь так, что она оказалась между ними.
– Пожалуйста, милорд, – проговорила Марианна, когда граф не спеша стал надвигаться на нее. – Я думаю, мне лучше сейчас уйти. Моя тетя будет беспокоиться.
– Пусть беспокоится. Вы же не беспокоились о ней, когда пробирались сюда, не так ли?
Граф сделал еще несколько шагов, становясь между Марианной и ее мешочками с травами. Живая изгородь по-прежнему разделяла их.
– Кроме того, вы же не хотите оставить здесь то, за чем пришли.
Марианна взглянула на мешочки, в беспорядке валявшиеся на земле.
– Мне… мне они в общем-то не нужны, – солгала она.
– Глупости. Они были вам так нужны, что вы были готовы их украсть. А что мне с ними теперь делать? Они погибнут, если их не пересадить, и, уверяю вас, садовник из меня никакой. Вам обязательно надо взять их с собой.
Граф опустился на колени, собрал мешочки и положил их на изгородь. Но Марианна не успела схватить их, граф легко перепрыгнул через изгородь, оказавшись между нею и мешочками.
– Они все же вам нужны, не правда ли? – спросил он.
– Да-а. – Марианна попятилась, пока не уперлась в яблоню, росшую на границе сада. Отступать дальше было некуда, граф загнал ее в ловушку.
– Вы их получите, но за плату, – с торжествующей улыбкой произнес он, чем вызвал у Марианны подозрения. Она подумала, что ей совсем не хочется узнать, какова эта плата.
– Один поцелуй. Вот и все. Затем вы можете взять эти травы и делать с ними все, что захотите.
Один поцелуй? Как будто она допустит, чтобы ее коснулись губы этого… этого убийцы! Марианна забыла об осторожности и, упершись кулаками в бока, в ярости накинулась на графа:
– Это все, чего вы желаете? Один поцелуй? Только дворянину может прийти такое в голову! Да как вы смеете просить об этом?!
– Какое негодование вижу у цыганки! Вы воображаете себя принцессой. Не забывайте, вы без разрешения проникли в мой сад. Один поцелуй – незначительная цена за то, что я не преследую вас за преступное поведение.
– С каких это пор дворяне ограничиваются одним поцелуем, милорд? Я не настолько наивна, чтобы позволить вам уговорить меня на такие глупости. Тетя достаточно часто предостерегала меня против таких, как вы.
Лицо графа помрачнело. И тут только Марианна осознала, что совершенно беззащитна здесь, наедине с ним. В доме, вероятно, есть слуги, но они достаточно далеко. Граф может сделать с ней все, что хочет, и никто не обратит на это особого внимания.
Марианна быстро огляделась в поисках какого-нибудь орудия защиты, но рядом ничего не было, даже какой-нибудь ветки.
– Должен вам напомнить, мадам, – сурово произнес граф, придвигаясь к Марианне все ближе, – если бы я захотел, то передал бы вас констеблю и вас посадили бы в тюрьму.
Глаза Марианны гневно вспыхнули.
– Вы бы это сделали? И все это из-за нескольких травинок. Мне следовало бы ожидать этого от… такого негодяя. Ну так отправляйте меня к констеблю. Полагаю, он предпочел бы видеть меня свободной, чтобы я помогла его жене, которой нездоровится после родов, а не в заключении по прихоти безумного дворянина!
На лице графа отразилось нечто похожее на восхищение ее смелостью.
– Очень хорошо, как видно, я не смогу заковать вас в цепи, иначе весь город восстанет против меня, – мрачно пошутил он. – Но все равно не могу позволить вам взять эти травы, если не заплатите ту незначительную цену, которую я прошу. Не понимаю, цыганка рискует вызвать гнев благородного пэра по такой незначительной причине. Немногие цыганки колебались бы заплатить за свою свободу тем, что я прошу.
«Черт бы его побрал! Зачем ему надо все время напоминать, что я веду себя как оскорбленная леди, а не как льстивая цыганка? Что бы сделала на моем месте молодая цыганка? Вероятно, воспользовалась бы его страстью и выторговала бы у него небольшую награду, – с иронией подумала Марианна. – Надо позволить ему этот поцелуй и покончить с этим. Почему бы не сыграть роль до конца?»