Сможет ли сын поднять руку на мать? На женщину, которая вдобавок была его любовницей? Не говоря уже о том, что Агриппина великолепно знала всю технологию отравлений. Она первая прибегла к услугам Лукусты, убийцы в черном плаще, и, скорее всего, запаслась противоядием от любой отравы. Убить ее будет непросто.
Тем не менее однажды ночью он на это решился.
Нерон пил в одном из кабаков, где любил полоскать свое императорское достоинство в извращениях и самом мерзком пороке.
Его собутыльник, вольноотпущенник, фигляр и сводник по имени Парис сообщил Нерону, что против него существует заговор, организатором которого была Агриппина, а исполнителем назначен Рубеллий Плавт. Среди самых активных заговорщиков — Бурр, да, тот самый Бурр, советник императора, безрукий калека, верный и неподкупный Бурр, вступивший, как выясняется, в сговор с вольноотпущенником Палласом. И возможно, в тени этого заговора зреет другой, зачинщиком которого стал Фауст Корнелий Сулла Феликс. Кроме того, на стороне заговорщиков дочери императора Клавдия — Антония и Октавия.
— Твоя супруга, Нерон! — уточнил Парис.
Император встал, опрокидывая бутылки, амфоры, кубки, и устремился к выходу, увлекая за собой стражу, тумаками прокладывавшую себе дорогу.
— Смерть, смерть всем! — твердил Нерон, кусая пальцы. Волосы упали ему на лоб, скрыв глаза.
Он вызвал во дворец Сенеку. Восход солнца рассеял ночные страхи, скорпионы вернулись в гнездо, и Нерона удалось убедить, что, даже если Агриппина действительно рвалась к власти, довольно было и тех, кому выгодно скомпрометировать ее в глазах сына. Многим хотелось, чтобы император устранил ее — в этом случае его можно было бы обвинить в убийстве матери. Чернь и преторианцы, возмущенные таким преступлением, восстали бы против Нерона.
Эти интриги следует распутывать с большой осторожностью.
— Желая раздавить скорпиона, остерегайтесь, чтобы он вас не укусил, — предупредил Сенека.
Кроме того, он выступил в защиту Бурра.
— Это редкий человек, он рожден, чтобы служить тебе, Нерон!
Император выслушал Сенеку и решил с центурионами и советниками отправиться к матери, чтобы рассказать обо всех этих слухах, о ночных событиях и вынудить ее защищаться. Пусть она поймет, что сын считает ее виновной.
Агриппина отвергла обвинения. Она пала жертвой зависти, потому что слишком любила сына, объясняла она. И вдруг с горячностью воскликнула:
— Пусть кто-нибудь попробует доказать, что я пыталась подкупить римские когорты или взбунтовать провинции! Что я хотела толкнуть на преступление рабов и вольноотпущенных!
Она потребовала беседы с Нероном с глазу на глаз.
— Я могу быть оправдана только своим сыном, императором, — заключила Агриппина.
Нерон послушно последовал за ней в спальню, внезапно покорный мужчина-ребенок, бредущий за матерью, зачавшей его, за женщиной, с которой он делил ложе, за самкой, желавшей навсегда сохранить его для себя. И в очередной раз его покорившей.
21
Сумеет ли Нерон когда-либо противостоять этой женщине, приходившейся ему одновременно и матерью, и любовницей, добившейся для него императорского трона, многократной сообщницей сына, пользовавшегося результатами всех преступлений, которые она совершила или задумала? Найдет ли он в себе силы порвать эти узы, такие глубокие и прочные, что их можно уподобить тем, что связывают сиамских близнецов?
Нерон был плотью и кровью Агриппины, и казалось, что пуповина между ними не обрезана, а если и была когда-то обрезана, то срослась вновь.
Сенека казался спокойным. Однако ему пришлось держать ответ перед всеми — сенаторами, вольноотпущенниками, советниками, кто со смертью императора Клавдия оказался отодвинут от власти и в соперничестве между Агриппиной и Нероном видел возможность реванша. Они поверили в Британика, но Нерон опередил их. Тогда они обратили свои взоры на униженную Агриппину, лишенную охраны и отосланную далеко от сына, и были счастливы видеть, что она по-прежнему способна принять Нерона в свои объятия, и там, как они надеялись, задушить его.
Эти люди вплотную занялись Сенекой, несущим, на их взгляд, большую долю ответственности за то, что происходит в империи. Ведь это Сенека посоветовал императору отменить налоги, которые их обогащали. Они восстали против фискальной реформы, обвиняя философа, якобы жадного до денег, владений, домов, в том, что он чудовищно обогатился, приняв от Нерона взятку за соучастие в убийстве Британика.
Они уверяли, что он дал сорок миллионов сестерциев в долг бретонцам под огромный процент при немедленных его выплатах и развязал против них войну, чтобы вернуть эти суммы.
Суиллий, один из бывших советников императора Клавдия, тоже участвовал в нападках на Сенеку. В качестве ответа учитель ограничился написанием небольшого труда под названием «О счастливой жизни», где он с презрением отвергал все обвинения, не отрицая, однако, что деньги и богатство являются основой социальной иерархии Рима и он, как философ-стоик, не может это игнорировать. Впрочем, говорил он, «призвание к бедности вовсе не обязывает жить в нищете».
Нерон встал на сторону Сенеки, и Суиллий был изгнан из Рима. Но эти выпады означали, что противники императора не сложили оружия.
Почти ежедневно я поджидал Сенеку, возвращавшегося к себе после дневных забот. Вначале из-за кипарисов и зарослей лавровых и розовых кустов показывался сопровождавший его раб Аббо — молодой африканец с матовой кожей, изящной фигурой и очень длинными ногами. Когда он шел, то казалось, что он вот-вот взлетит. В нескольких шагах сзади я замечал Сенеку, бледного, задыхающегося, еле волочившего ноги.
Однако после нескольких минут, проведенных на массажном столе, и теплой ванны Сенека оживал и начинал улыбаться. Он рассказывал, что Аббо шел слишком быстро, но следовать за ним и видеть его — от этого философ не мог отказаться.
Мы медленно шагали рядом, в окружении статуй, расставленных вокруг перистиля[8].
— Я знаю, Серений, — говорил Сенека, — что за спиной Суиллия стоит Агриппина, одержимая желанием вновь обрести потерянную власть. Если сын ей не уступит, она готова пойти на убийство. И даже если уступит, потому что она ему больше не верит. Он взбунтовался. Между ними — труп Британика и оскорбления, которые он ей нанес. Она хочет вновь завоевать его, и этой ей удается. Но не для того, чтобы подчинить, а чтобы уничтожить. Даже если он смирится, они больше не будут союзниками.
Склонив голову, он добавил печально:
— Похоже, он смирился. Ты видел, как он вошел к ней в спальню. Но все идет так, как должно.
Я удивленно взглянул на него.
— Если один погибнет, то и другому не выжить, — уронил он.
— Снова смерть! — прошептал я.
Сенека развел руками.
— Она все упрощает. А это необходимо. Битва закончится в пользу одного или другого, но я не знаю, кого именно и какое оружие будет выбрано на этот раз.
Вскоре стало понятно, что оружием избрана Поппея, молодая женщина, чья властная красота ослепила всех, кто видел, как она подходила к Нерону на закате летнего дня, окрасившего колонны, мраморные плиты и статуи в больших залах императорского дворца в розовый и золотистый цвета. Ее лицо и светлые волосы были скрыты белым покрывалом, расшитым серебряной нитью. Она шла рядом со своим последним мужем, Отоном, одним из тех молодых людей, что вместе с Актой участвовали в ночных оргиях Нерона.
Увидев Поппею, я понял, что влияние Акты на императора закончилось.
Поппея происходила из старинной семьи сенаторов, и по знатности родства могла соперничать с Агриппиной. Да и по складу характера они были схожи. Амбициозная, лукавая и умная, с детства жившая среди людей, обладающих властью, она и помыслить не могла, чтобы ее мужем или любовником стал человек, не принадлежавший к узкому кругу сильных мира сего.
И вот перед нею был тот, кто находился на самой вершине власти, — император Нерон.
Когда я увидел, что Нерон берет изумруд, чтобы лучше разглядеть подходившую к нему Поппею, я понял: он уже попался в ее сети и у Агриппины появилась наконец достойная соперница. Что мать Нерона могла противопоставить Поппее, бывшей в курсе всех интриг, всех пороков, Поппее, в чьих жилах текла благородная кровь, и вдобавок мечтавшей отомстить Агриппине за свою семью?
Молодая женщина остановилась перед Нероном, склонив голову. Покрывало соскользнуло, открыв чистый профиль и белизну кожи. Рассказывали, что она проводила полдня в заботах о своей внешности, ежедневно принимая ванну из молока от пятисот ослиц.
Отон играл роль мужа для официальных приемов. Он подвел супругу к императору так, как кладут дань к подножию трона. Нерон просто использовал его, женив на Поппее, чтобы было, кому представить ее при дворе — примерную супругу одного из приближенных императора.