На этот раз он кашлянул и выплюнул сгусток крови. Лицо его покрыла мертвенная бледность, глаза вылезли из орбит. Но постепенно судороги стали стихать, дыхание замедлилось.
– Милосердный Христос!.. Что вы делаете, несчастная?
Зефирина подняла глаза. Перед ней стоял дон Рамон, который застал ее с ножом в руках, держащей окровавленную голову императора на коленях.
– Его величество почувствовал себя плохо. Поскольку никого рядом не оказалось, я сделала что смогла, дабы облегчить его страдания. Теперь, если вы недовольны, поступайте сами, как знаете… – ответила Зефирина, собираясь встать.
– Прежде всего не двигайтесь!
Дон Рамон опустился на колени рядом с молодой женщиной, принудив ее не шевелиться, выхватил из ее рук зеленый пузырек.
– Здесь решают секунды… Вы ему дали это в начале припадка?
Зефирина кивнула головой.
– Сколько вы ему дали? – спросил дон Рамон.
– Несколько капель, затем ложку… Это нормально? – с беспокойством спросила Зефирина.
– Да, это предельная доза… Вы уверены, что не дали больше?
– Нет, не думаю!
На лбу Зефирины выступила испарина.
С ловкостью человека, привыкшего ухаживать за хозяином, дон Рамон поднес флакон к носу Карла. Он только дал вдохнуть лекарство, а затем, промокнув свой платок в зеленой жидкости, смочил больному веки, виски, за ушами и запястья.
Казалось, что напряженные мышцы Карла мало-помалу расслабляются. И когда судороги отпустили его, он погрузился в глубокий сон. Кризис, судя по всему, миновал.
Дон Рамон поднялся, сделав знак Зефирине не двигаться. Она спрашивала себя, уж не придется ли ей провести всю ночь, Держа на коленях голову императора.
Умиротворенный Карл сейчас был похож на безобидного юношу, почти подростка. Она смотрела на него с материнской жалостью. Еще немного, И она стала бы баюкать его. Мокрые волосы прилипли ко лбу, и Зефирина сдвинула их, собираясь откинуть назад. И вдруг, не веря своим глазам, побледнела. На шее, как раз за ухом, у императора краснело маленькое родимое пятнышко в форме морской звезды или розы!..
Зефирина закусила губы. Что это за тайна? У Карла V была та же врожденная метка, что и у близнецов Луиджи и Коризанды: КРОВАВАЯ РОЗА.
Это наследственный знак? Символ судьбы? Или дома Габсбургов и герцогов Лотарингских имели общих предков с семьей Фарнелло, как та имела их с родом де Багателей?.. А может быть, подобно изумрудным колье это шло от их общего предка Саладина?
Вернулся дон Рамон с меховым одеялом и подушкой.
Зефирина и словом не обмолвилась о своем открытии. Дон Рамон, поставив у стола походную кровать, сделал Зефирине знак переложить голову Карла на подушку, а сам перетащил тело на одеяло, закутав грудь и ноги короля.
Освободившись от своего бремени, Зефирина встала, ее слегка пошатывало. Она смотрела на владыку мира, лежащего неподвижно, словно мумия. Карл V спал как ребенок. Дон Рамон увлек Зефирину в смежный с кабинетом будуар. На маленькой фаянсовой плитке там грелся медный кувшин.
Дон Рамон знаком пригласил Зефирину сесть, снял с плитки кувшин и налил коричневую маслянистую жидкость в чашку, которую и протянул молодой женщине. Зефирина с недоверчивостью кошки понюхала это варево. Запах был ей незнаком. Тень улыбки мелькнула на суровом лице дона Рамона.
– Можете пить без страха, сударыня. Это называется какао. Бобы сначала обжаривают, чтобы затем растолочь. В прошлом году их привезли его величеству из Новой Испании его капитаны. Этот напиток возвращает силы, что вам, я думаю, сейчас необходимо…
На колокольне пробило три часа. Увидев, что дон Рамон пьет коричневую жидкость, Зефирина решилась пригубить. Поначалу вкус какао разочаровал ее – она нашла его слишком крепким, горячим, медово-сладким и пряным, однако мало-помалу выпила всю чашку. И когда заметно повеселевший дон Рамон предложил ей вторую, она с удовольствием согласилась.
Дон Рамон придвинул табурет и сел напротив Зефирины.
– Сударыня, волею случая вы сегодня узнали государственную тайну. Его величество может погибнуть от болезни, если окажется один… Его с детства мучили ужасные припадки… Как вам, наверное, известно, сам Цезарь страдал ими. Кажется, этой болезни подвержены лишь высшие существа.
Зефирина отставила чашку и встала.
– Дон Рамон, я никому не скажу, если вы этого опасаетесь, о болезни императора. Я вижу в нем сейчас не государя, но человеческое существо, которое нуждается в помощи другого человеческого существа. Его судьба была в моих руках. Несмотря на постигшие меня несчастья, которыми я обязана Карлу V, я рада, что не поддалась самым низменным инстинктам… не зарезала и не отравила его… Я могла бы просто предоставить его своей грустной участи… но бывают в жизни минуты, когда не думаешь о последствиях своих поступков. Жизнью своей, душой своего супруга клянусь никому не рассказывать об этом. Но если мой супруг погибнет или уже погиб по приказу императора, я буду считать себя свободной от клятвы. Теперь вы можете убить меня или отрезать язык… если это сможет вас успокоить относительно судьбы Карла. Кровопийцы, ведь кровопиец рифмуется со словом австриец… Прощайте, мессир, и спасибо за какао.
Зефирина выпалила все это со столь характерной для нее дерзостью и, не поклонившись, направилась к двери.
В два прыжка дон Рамон преградил ей путь. Зефирина невольно вздрогнула. Мрачный идальго позвонил в гонг. Появился заспанный солдат.
– На контрольных постах никого нет, что произошло? – сурово спросил дон Рамон.
– Была смена, сеньор, – жалобно пробормотал стражник.
– Позже мы поговорим об этом с Эррерой. Пажа для сеньоры, – приказал дон Рамон.
Затем, обернувшись к Зефирине, он как-то странно прошептал:
– Доброй ночи, сударыня. Вы заблуждаетесь, вы приобрели этой ночью могущественного союзника, и, возможно, не того, о ком думаете…
С этими загадочными словами дон Рамон передал Зефирину под охрану пажа с факелом, а затем тяжелым взглядом долго провожал тонкую фигурку молодой женщины в пышных юбках, которая постепенно исчезла в темных коридорах Алькасара.
ГЛАВА XII
ВСЕМИРНАЯ МОНАРХИЯ
Когда Зефирина скрылась из вида, дон Рамон вернулся в будуар, прошел в кабинет императора и, наклонившись над столом, по-отечески пощупал теперь уже прохладный лоб Карла V, отер с уголков его губ остатки розоватой пены и проверил пульс. Успокоенный и уверенный в том, что после кризиса император, как обычно, проспит до утра, словно новорожденный, он взял с черного стола шкатулку кованого железа. Ключ торчал в скважине. Не колеблясь, дон Рамон повернул его. Шкатулка была наполнена запечатанными пергаментными свитками, перевязанными красными, синими и желтыми лентами.