Верньер настройки приёмника прыгнул на очередную вещательную частоту, заговорившей нью-йоркским радиоцентром: «…массированный налёт 8-й воздушной армии США по наземным объектам, на занятых советскими частями территориях в Восточной Пруссии и Польши… Ожесточённые воздушные схватки с русскими истребителями в небе Дании и на границе с Голландией… Коалиционные войска: 1-я американская армия, британские, канадские, французские дивизии взломали оборону „красных“ в центральной Германии и продвигаются вперёд…».
Упоминалось о переходе Вермахта и Люфтваффе в полное подчинение Объединённому командованию «союзников» в интересах наступательных операций… и диктор без стеснения совершенно цинично списал тевтонцев, назвав «пушечным мясом под копытами и траками азиатских орд».
Слушать бравадные захлёбы англосаксонских ведущих, когда эмоциональная составляющая затмевала информационную, полностью ассоциируясь с языком врага, было донельзя противно.
Каперанг с досадой выругался — всё предстало гораздо хуже, чем он даже предполагал. Оказаться в таком раскладе во враждебных водах…
Полностью враждебных, — заворожено пробормотал Андрей Геннадьевич. Взыграв запоздалым воображением:
«Хороши бы мы были. Стакнулись бы случайным образом да в незнанке с каким-нибудь занюханным лёгким крейсерком под чужим флагом. Да так, что не отвертеться от встречи. И? Включили бы положенного дурака: „Мы-де русские, союзники, Сталин — Рузвельт — Черчилль, второй фронт, дружба-жвачка“. А они нам без разговоров в упор из всех стволов! Или „Либерейтор“ сверху бомбочку…».
— Мы угодили в самое пекло событий. Сейчас для любого встречного наш краснофлотский флаг точно лакмусовая бумажка немедленно загорланить в эфире: «волки, ату их»!
Вспомнил о зажатой в руке кружке чаю. Выпил — вкус отсутствовал.
«Стоп! А как же Як-3⁈ И три… да, именно три корабля⁈ Не с ними ли связана заявленная в эфире британским каналом ВВС »…блокирующая операция Флота метрополии в Атлантике против «красных» рейдеров'?
В голове точно вспыхнуло озарением: «Твою ж мать»!., вытащив из того сонма впитанной по жизни информации совсем уж какие-то неожиданные фантастические измышления… ненаучные, неподкреплённые обоснованной последовательностью и логикой. Отвергая…
«Да ну на хрен! Чушь. Абсурд. Гротеск реальности и альтернативных сочинений»!
Нет. Сама идея множащихся вероятностей бытия, в базисе всех уже случившихся лично с ним историй, не вызывала полного отторжения, в избитой формулировке «этого не может быть, потому что не может быть». Но то, что вдруг вырисовывалось сейчас — это вообще иная грань, выверт, корректирующий даже самые смелые «квантовые теории», заставляющий поглядывать в сторону чуть ли не теологических концепций.
Случайно поймал себя в зеркале: видок растерянный-растерянный… ворочая в голове килограммовую мысль:
«Если Мироздание допускает такие выкрутасы…».
…договаривая в задумчивости вслух:
—…то рушится само понимание Мироздания.
— Не понял? — дёрнулся капитан-лейтенант, подумав, что командир обратился к нему.
— Так. Ничего, — мотнул головой — не до вас…
Сорвался ужаленным на выход:
«Этот фрагмент в этой невообразимой мозаике надо непременно проверить»!
Помчал в себе в каюту… — как всегда людям для пущей уверенности нужны какие-то вещественные привязки — увидеть глазами, пощупать руками. Находя некую скрытую символическую подоплёку в том, что из тех немногих личных вещей другого века, дозволенных быть взятыми цензорами КГБ, в его «походном чемоданчике» оказалась досуговая книга Анисимова «Вариант 'Бис».
* * *
Совпадения ухмылялись.
Схватив уже изрядно потрёпанный томик, листая второпях и находя всевозможные стыковки с тем, что слышал в эфире, капитан 1-го ранга всё больше проникался убеждением:
'Не знаю, куда мы попали, но уж точно ПОПАЛИ!
Сказать — этого не может быть⁈
Для этого нет материальной, физической основы⁈
Ну-ну, сторонние привходящие безусловности говорят о другом. Имеем, то, что имеем. Чёрт возьми, сколько ещё «этого не может быть» должно произойти, чтобы наконец понять — может! Невероятное притянуло к себе совсем невероятное!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот же, всё сходится: три боевых корабля, палубные истребители с красными звёздами. И если так, то эти три: линкор «Советский Союз», линейный крейсер «Кронштадт» и «Чапаев», авианосец. Эскадра Открытого океана под командованием вице-адмирала Левченко.
Нужны ещё факты? Нужны! Так! Сегодня 20 ноября. Так, выходит, что они ещё перед проходом через Датский пролив. И по координатам и по их курсу — самое то'!
Возможно, будь у него больше времени (а он просто спинным мозгом чувствовал наступающий цейтнот), его бы завело в дебри сомнительного анализа. Сейчас же глаз застила именно эта версия, не позволявшая каким либо другим даже поднять голову.
Так бывает, когда мозг фокусируется на одном — вгоняя в перекрестье, тогда как всё остальное уходит на периферию, выпадая из поля зрения.
Тут важно, чтобы эта «одна версия» оказалась правильной. Или если уж на то пошло, единственной верной.
Шалое воображение, избалованное кинематографом 21 века и игровыми компьютерными компиляциями, вдруг вознесло его птичьим полётом, где видом сверху резала океанские волны остроносая фигурка противолодочного крейсера, одиночки-скитальца «Кондора».
Затем переносом на пятьдесят миль в сторону под крылом прорисовывался кильватерный строй во главе угрюмого бронированием линкора. Там, в недрах его стальных переборок и палуб, флагманский походный штаб и сам адмирал-командующий пытались найти правильные решения.
Так же как он тут.
«Но только я, и больше никто другой, хоть как-то догадываюсь и представляю, что происходит. Свинство ситуации заключается в том, что… вот же гадство»!
Наконец этот напрашивающийся вывод обрёл осмысленные очертания: в ново-открывшихся реалиях проскочить необнаруженным одиночкой уже просто не получится, поскольку Флот метрополии и все сопутствующие союзнические силы всесторонне мобилизованы на поиск и уничтожение эскадры советских рейдеров! В этом случае противолодочный крейсер непременно попадает под общую раздачу. И как уж там сложиться…
«Большой драки нам, наверное, не избежать. И потерь тоже. Не избежать. Если не вовсе… — капитан 1-го ранга Скопин прекрасно осознавал сильные и слабые стороны своего корабля, — а вот если…».
Собственно это «если» вытекало из очевидных и логически оправданных постулатов выживания — прибиться к стае! Иначе говоря, войти в состав советской эскадры.
«Как только это организовать, чтобы всё прошло с наименьшим трением? Ведь выйти вот так с бухты-барахты на связь — это буквально ставка ва-банк, в надежде на правильную реакцию советского адмирала и его штаба. А она-то, реакция, как раз таки может оказаться обратно противоположной желаемой».
Все эти мысли роились в его голове, в то время как ноги опять несли в радиоузел. По сути, он уже сделал для себя выбор. И для всего корабля. И экипажа.
Мельком глянул на время. После улёта разведчика прошло не более двадцати минут. Просвистело, и не заметил.
* * *
— На каких частотах перехватили сообщение самолёта-разведчика?
— На коротких, — ответил в готовности сам командир боевой части, капитан-лейтенант, — длина волны 25 метров.
— Какое будет покрытие нашей передачи по дальности, если мы выйдем на этой же частоте?
— Сейчас проходимость радиоволн, судя по приёму других радиостанций, связанных метеоусловиями, только ухудшается. Но отражением от ионосферы нас далеко услышат.
— Мне надо чтобы не далеко, — сделал упор на «не» каперанг. Развернул вращающееся кресло, подсаживаясь сбоку к пульту. Уже привыкнув к маленькому бардаку в подразделении (на вахте все хрустят ржаными сухариками), машинально зацепил и себе пару кусочков, хрумкая, перемалывая в уме тезы:
«Это была самолётная радиостанция, там коротковолновка вполне уместна. На кораблях же, для связи внутри походного порядка (внутриэскадренной), станции УКВ в штате. Тут даже частоты знать не обязательно, приёмная вахта, как положено, ведётся в широкополосном диапазоне, услышать они нас должны по-любому».