На скорости 900 километров в час разворот на обратный курс охватывал широкую дугу. Ему необходимо было просвистеть несколько километров на северо-восток, имитируя уход в сторону Исландии. Затем снизившись до «бреющего», спрятавшись за радиогоризонт, отворачивать на базу. Сиречь на палубу ПКР.
Чего он всё-таки не ожидал, так это встретить кого-то ещё и в небе (не было никаких данных о воздушных целях перед вылетом, как не поступило и других обещанных предупреждений с КП по факту вероятной опасности).
Цель показалась практически по курсу, и Як-39 однозначно нагонял. Скорость схождения (пока сохранялся большой разрыв дистанции) ещё не ощущалась, и прежде чем убраться в сторону, старший лейтенант вновь быстренько извлёк из ниши сбоку сиденья бинокль, поднеся к лицу, не без труда стабилизируя картинку в фокусе… самолёт слегка потряхивало. Характерный силуэт — распластанный крест прямокрылого моноплана мощная двадцатикратная флотская оптика буквально «подбросила» к глазам.
Навскидку определив, что чужой самолёт, похоже, одноместный (какой-либо турели сзади не наблюдалось), но каплевидный фонарь наверняка даёт прекрасный обзор, старлей поспешно поддёрнул «Як» выше, прячась в рассеянной вате подбрюшья облачного слоя.
Что-то его смутило.
Всё от ожидания. Детали чужой машины может быть и остались за гранью точечной оценки: тип самолёта и всё такое, но опознавательные знаки для того и наносятся на фюзеляж и крылья, чтобы их было видно.
Ожидал встретить белые звёзды американских ВВС. Либо английские — красный круг в синей окантовке. Или же на худой конец отличающиеся от метрополии кленовые листочки канадцев. Здесь же зацепилось за глаза что-то красное и цельное. Японские круги? Бред! Бред потому что увиденное показалось до боли знакомым.
Красные звезды!
Поэтому и не прекращал преследовать, нагоняя. Надеясь, что оглянись оппонент — не заметит. Сам-то, уйдя в обложную полосу сизых облаков, уцепившись лишь за тёмный ориентир в пелене (отведи взгляд — потеряешь), намеревался плавно вынырнуть и всё же посмотреть повнимательней, с кем встретился.
Разгонные качества реактивного самолёта действовали на него как уверенная гарантия преимущества.
Вообще он, Митиков Ю. И., лётчик-испытатель и старший лейтенант из запаса, чувствовал себя очень уверено. Щекотливая мысль, что сейчас кто-то так же как и он подкрадывается к нему сзади, отметалась как полностью необоснованная… (чтобы там не говорил кэп-каперанг о «Корсарах» и прочих «Мустангах»).
Приблизившись скачком, он прибрал скорость, примеряясь к более медленному визави. Затем отдав чуть ручку от себя, вывел штурмовик из мчащих навстречу рваных мглистых клочьев. Вскинув громоздкий бинокль:
«Тудыт твою мать! Так и есть»!
На фюзеляже и хвостовом киле летящего впереди самолёта чётко прорисовывались красные звёзды! Под остеклением фонаря шевеление — пилот башкой вертит. Однако явно не замечая, того что происходит позади… — выдерживая полёт на прямом курсе, лётчик явно сконцентрирован больше на водной поверхности… даже заметно, что подавшись вперёд.
«Разведчик»! — понимает Митиков, — на такой, достаточно низкой высоте и высокой скорости только успевай обозревать летящее под капот море'. Глянул на свои приборы — 500 км/ч.
«По нынешним меркам для винтового поршневичка, немало»…
Жизненный опыт и опасная работа давно научили его избегать ненужных рисков. Однако в голове как чёртик из табакерки выскочила авантюрная мыслишка:
«А если»?..
Подкрепляясь упрямым:
«Я должен удостовериться, иначе, зачем вся затея с разведкой».
Выверенным отклонением ручки управления, он увёл штурмовик вниз, так чтобы попасть в «мёртвую» зону летящего впереди самолёта, заходя из-под хвоста. Догоняя. И так же резко и, как считал, изящно и играючи всплывая, вновь уравнивая на мгновенье скорости, становясь почти крылом к крылу…
Опознавая, наконец: «Як-3»!
Реакция пилота поршневого истребителя была естественной на неожиданность — он как-то дёрнул головой, точно не веря, «подвисая» на две-три секунды, вытаращившись. Рефлексы опомнились, и переворотом, показав голубое брюхо и плоскости, «троечка» отвалила в сторону, стремительно оттягиваясь назад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Сейчас он виражнёт и зайдёт мне в хвост… маневренность у него под стать, — в свою очередь понимает Митиков, двигая РУД [76] на максимальные обороты двигателя, — хорош испытывать».
Як-39 реактивно разогнался до скоростей недоступных винтовому самолёту, уходя, пропадая за расстоянием и кучевой серостью.
* * *
За те недолгие несколько минут, что было ему лететь обратно, и послушный «Як» удерживался автопилотом и высотометром над самыми волнами, Юрий Иванович перебирал в голове произошедшую короткую встречу (не забывая вертеть головой вокруг, насколько позволял обзор из кабины — чем чёрт не шутит встретить ещё что-нибудь на маршруте).
Линкоры, советский самолёт в синем окрасе морской авиации, довеском к выловленной немчуре из потопленной субмарины — всё это многое меняло.
Неприятное, гнетущее чувство непонимания, и неприятия, и недоверия, когда они вдруг совершили некий прыжок из тропиков в северные широты, нашло своё окончательное подтверждение.
«Не спиз… в общем, не наврал кэп. Мы в прошлом. Точка над пресловутой „i“ поставлена».
Чуял, что вся эта катавасия — куда их занесло, надолго, если не вообще… безвылазно. От того неожиданно ожесточаясь, безотчётно сваливая своё раздражение на командира корабля.
Да, не заслужено.
Да, тот такой же исполнитель воли высшего командования. Но такова уж людская природа — искать выход гневу на первого и ближайшего ответственного.
Ко всему что-то в нём подозревало, что начальство, включая корабельного особиста, чего-то недоговаривает.
А уж вопрос, откуда здесь Як-3, он придержит на потом, намереваясь переадресовать… кому надо. По прилёту. Тем же — в штурманской БЧ.
«Тоже мне, умники».
На крейсере
— «Ходовая», СКП!
— Есть, «ходовая»!
— Разворачиваю штурмовик для завода на посадку. Курс…
— Вас понял. Исполнительный курс — 20.
Возвращающийся Як-39 вышел на визуальный контакт и даже мелькнул в остеклении ходовой рубки — стремительный тёмно-синий силуэт просвистел траверзом, для захода с кормы, когда и сам крейсер довернул на ветер.
— Ходовая, СКП!
— Есть ходовая!
— Удерживать курс корабля!
— Вас понял, курс 20 удерживаю!
Все эти переговоры обеспечения посадочной операции шли практически мимо его ушей и вмешательства — занимались те, кому положено. Скопин оставался сидеть в командирском кресле, с некоторым томлением считая минуты: время на посадку, необходимые послеполётные процедуры, затем короткий переход по трапам-коридорам из ангара на КП — пилоту с докладом.
Информация добежала раньше: «Линкоры»!.. — должно быть, первое, что услышали от пилота, когда тот сел на палубу, опередив по телефону из ангара, соединившись с мостиком.
Андрей Геннадьевич выполз из кресла, подойдя к смотровым иллюминаторам на левый траверз, вглядываясь в исчезающую за дымкой перспективу серого океана и серого же неприветливого неба.
Там из-за горизонта наплывали три очевидно крупных и уже однозначно известно боевых корабля, встреча с которыми не сулила ничего особо положительного.
«Издалека и крейсера можно принять за линкоры… что для нас не существенно и без особой разницы».
Отлипнув от иллюминатора, ещё раз запросил обстановку в эфире, ориентируя на ближнюю зону.
Ответ не замедлил: три неизвестных судна по-прежнему шли молча — ни работы РЛС, ни включений на передачу радиостанций.
«Чёрт его знает. Может так у них положено — предосторожность даже в контролируемых ими водах — не быть запеленгованными германскими субмаринами»?
Дверь в «ходовую» лязгнула. Подумал, что это лётчик уже (так шустро) притопал. Нет. Перед глазами возник молодой лейтенант из группы РТР [77]. — Товарищ командир, — офицер казался немного смущённым, — разрешите…