Через два дня было уже не так плохо. Острые боли в животе сменились привычным чувством голода. А вот от воды иногда становилось хуже, но Элиза понимала, что совсем не пить нельзя. Временами, чтобы забыть о голоде, она старалась сосредоточиться на кольце, висевшем на шее француза. Становилось труднее, когда возникало головокружение и появлялся туман перед глазами – в эти мгновения она закрывала глаза и отворачивалась от капитана. На третий день Люк вышел из каюты, оставив на столе тарелки с завтраком. Заметит ли он, если она возьмет кусочек, чтобы хоть немного утолить голод? Наверное, не заметит, но она-то будет знать об этом и потому не позволит себе ничего подобного, даже если совсем ослабеет.
Однако Люк тоже страдал от голода, она видела это по выражению его лица. Было очевидно, что он не ожидал от нее такой стойкости, и это придавало ей сил. Элиза невольно улыбалась, думая о том, что капитан скоро сдастся.
Противостояние закончилось, когда она, направляясь к тазу для умывания, упала в обморок.
Когда же Элиза пришла в себя, она обнаружила, что лежит в теплой и мягкой постели капитана. Его крепкая рука приподняла ее, и он сказал:
– Выпейте, не бойтесь.
Это был горячий, ароматный и очень аппетитный мясной бульон. Сделав несколько глотков, Элиза отвернулась к стене и почти тотчас же уснула. Она не знала, как долго спала, но, проснувшись, очень удивилась, ощутив на пальце кольцо, подаренное отцом.
– О, я вижу, вы наконец-то проснулись, мадемуазель.
Жан Люк стоял около иллюминатора, освещенный лучами яркого солнца. Она не могла разглядеть выражение его лица, но ей почему-то казалось, что капитан улыбается.
– Я ждал, когда вы проснетесь, чтобы позавтракать вместе, – продолжал Люк. – Мне скучно одному за столом. Не желаете ли быть моей гостьей, мадемуазель?
Ни извинений, ни объяснений. И она чувствовала, что их не будет, поскольку тогда бы ему пришлось признать свое поражение. Впрочем, кольцо на ее пальце и так являлось свидетельством его поражения.
– Сочту за честь быть вашей гостьей, – сказала Элиза, усаживаясь за стол.
Капитан наблюдал, как она ест, и при этом у него было такое выражение лица, словно это он одержал победу в их противостоянии. Элиза не выдержала и проговорила:
– Я потрясена вашей учтивостью, капитан. Неужели вас обеспокоило мое здоровье? Наверное, испугались, что я могу умереть, прежде чем вы обменяете меня на деньги?
Люк едва заметно улыбнулся:
– Я на редкость любезный мужчина, мадемуазель, когда гости ничем не угрожают мне.
– Выходит, теперь я ваша гостья? Означает ли это, что я могу отказаться от вашего гостеприимства и вернуться домой?
Он снова улыбнулся:
– Думаю, нет.
– Я тоже так подумала.
Люк довольно долго молчал; казалось, он не знал, как продолжить разговор.
– Знаете, мадемуазель, – проговорил он наконец. – Ведь теперь стало значительно теплее, мы вошли в воды Карибского моря. – Капитан налил девушке кофе, и она заметила, что и взгляд его потеплел – в нем уже не было прежнего холода. – Может, вы хотите подняться на палубу и насладиться солнышком? Это вернет вашему лицу здоровый цвет.
– С удовольствием, капитан. Он кивнул:
– Вот и хорошо.
– Вы не хотите, чтобы кто-нибудь подумал, что вы плохо обращаетесь с пленницей, капитан?
Он усмехнулся и пробормотал:
– Некоторые обращаются с пленными гораздо хуже, мадемуазель.
Элиза посмотрела на его руку и решила, что лучше сменить тему.
– Вы, кажется, говорили, что мы направляемся в Новый Орлеан?
– Я? – Он искренне удивился.
– Да, вы.
– Что ж, значит, так оно и есть. До Нового Орлеана еще несколько дней пути. При благоприятных обстоятельствах там нас должны ждать новости от вашего отца.
На какое-то мгновение между ними снова возникло отчуждение – Элиза сразу же это почувствовала.
– Новости? – переспросила она.
– Теперь ваши дни на этом корабле можно сосчитать по пальцам, мадемуазель Монтгомери, – продолжал Люк.
– Зовите меня по имени. Нет необходимости соблюдать формальности, капитан. И знаете, Филомена – мне не очень-то нравится. Я предпочитаю, чтобы меня называли моим вторым именем – Элиза…
– Элиза, – с улыбкой повторил Люк.
И она тоже улыбнулась – ей понравилось, как он произнес ее имя. Кроме того, она вдруг осознала, что ей ужасно не нравится имя Филомена.
Вскоре Элиза поднялась на палубу и, прислонившись к поручню, подставила лицо теплому ветру. Выросшая в семье моряков, она с детства любила море. Когда-то они с Нейтом часто путешествовали вдоль побережья на парусной шлюпке, а позднее, когда шлюпки сменились кораблями, она узнала все, что касается морской науки, потому что эти знания позволяли ей меньше тревожиться, когда любимый брат надолго уходил в море, сначала – в качестве помощника капитана, а затем и капитаном. Одетая как мальчик, Элиза становилась членом команды и выполняла все приказы брата во время их коротких рейсов. Правда, приходилось обманывать отца – они говорили, что она направляется на прогулку как пассажирка. Элиза не боялась взбираться на корабельные снасти и управлять парусами во время шторма. В эти моменты ее пьянило чувство свободы, и она прекрасно понимала тягу моряков к морю.
Как же она завидовала Нейту, когда он отправлялся в Калькутту, подняв все паруса. К сожалению, она не могла сопровождать брата. Но зато Нейт, вернувшись из плавания, часами рассказывал ей обо всех своих приключениях, и Элиза была очень благодарна брату – он прекрасно ее понимал…
Увы, теперь она уже никогда не услышит рассказов Нейта. И никогда не увидит его…
– Чудесный день, мисс Монтгомери.
Быстро смахнув со щеки слезу, Элиза повернулась и увидела Реми.
– Да, действительно чудесный, – ответила она с улыбкой.
Подойдя к поручню, юнга встал рядом с девушкой, и Элиза вдруг поняла, что он необыкновенно похож на ее брата в юности. Тут Реми улыбнулся, и Элиза подумала о том, что и Нейт когда-то улыбался точно так же. Она чуть снова не прослезилась, но все же взяла себя в руки. Чтобы не думать о брате, Элиза спросила:
– Реми, а как случилось, что ты оказался на пиратском корабле?
Мальчик посмотрел на нее с удивлением; казалось, он не понял вопроса.
– Вы о чем? – пробормотал он наконец.
– Почему ты стал плавать под командованием капитана с такой… дурной славой?
Юнга приосанился и заявил:
– Для меня большая честь плавать на этом судне. А наш капитан – благороднейший человек.
– Неужели? Разве благородно рыскать по морям и нападать на беззащитных торговцев, чтобы завладеть их богатством?
– Прошу прощения, леди, но откуда у вас такое мнение о нашем капитане? – Реми выглядел явно озадаченным.