- Конечно, его сняли на пленку, - возразила миссис Дорреш, - но пленку, по личному приказу Президента, сожгли.
- Я смотрел очень хорошую передачу про ван Роширена, - сказал Джек Митчелл, - там все объясняли. Там сказали, что этот человек одолеваем различными психическими комплексами и не отдает себе отчета в реальном положении дел, предпочитая утопать в собственных фантазиях. Убеждение в собственной непогрешимости, проецированное на мистическую фигуру "бога", составляет основу его инфантильного и нарциссического характера. Мир для него существует лишь постольку, поскольку он соответствует его фантастическим рассуждениям о существовании Иисуса. Его поверхностная вежливость и напускная любовь к людям скрывают глубокое пренебрежение к кому-либо, кроме самого себя. Его равнодушие к женщинам, привычка соблюдать посты и желание непрестанно помогать человечеству, несомненно, связаны с психическими травмами, перенесенными в детстве, и с определенного рода извращенными стремлениями. Вместо того чтобы общаться с собеседником, он стремится воздействовать на него, провозглашая себя говорящим от имени якобы "непогрешимого существа". В сущности это опаснейший характер, который только и может возникнуть в эпоху взаимного отчуждения людей, в эпоху механической цивилизации. Характер, способный возбудить вокруг себя массовую истерию, стать фокусом надежд для человека, вырванного из круга привычных социальных связей, развязать страсти толпы, санкционируя, с помощью несбыточных надежд, самое разнузданное насилие...
- Вы, Джек, современный человек, - сказал я. - Если вы увидите на дороге Фаворский Свет, вы решите, что это террористы палят ферму.
- Мы все здесь современные люди, - гордо согласился Митчелл.
На следующий день поздно вечером раздался звонок.
- Рон?
Это был Ласси.
- Что такое?
- Рон, Лина заболела. Поскользнулась на дворе и ударилась животом о пень.
- Ясно, - сказал я, - у вас есть страховка?
- Нет. Ты не мог бы довезти нас до Белых холмов?
- Буду через пятнадцать минут, - сказал я.
Через пять минут я был уже в воздухе. Я редко летал ночью и надеялся только, что меня не собьют. Животом о пень. Если бы моя жена на восьмом месяце беременности ударилась животом о пень, я бы отвез ее в Дайтан. Там отличная больница и обслуживает всех, кто имеет страховку. У Ласси страховки не было.
Через десять минут я сел во дворе Ласси. Лассп с братом втащили Лину в вертолет, и я тут же взлетел. На женщине была цветастая кофта, подбитая пухом, и клетчатая юбка с желтой каймой. Губы у нее были синие, она была без сознания.
- Эй, - сказал Ласси минут через десять, - куда мы летим?
- В Дайтан, - сказал я.
- У моей семьи нет страховки, - сказал Ласси.
- У моей есть.
Ласси нахмурился.
- Лина не твоя жена, а моя, - сказал он.
- Но в больнице об этом не знают.
- А что будет, когда все раскроется? - спросил Ласси.
- Не пори чепухи, - сказал я.
У людей, которые привозят жену в больницу на собственном вертолете, не спрашивают документов.
Лину погрузили на каталку и увезли за стеклянные двери, я был неспособен на пояснения и громко рыдал. Ласси, немного бледный, безупречно одетый, объяснил, что я - начальник отдела связи "Анреко", что Лина - моя жена, а он - брат жены, совладелец небольшой фирмы, что все мы были на ферме, когда сестра его поскользнулась и... Его английский был безукоризнен, а он весь - воплощение респектабельного преуспевающего туземца, возможно, из древнего и близкого Президенту рода, породниться с которым высокопоставленному служащему компании, конечно, вовсе не стыдно.
Лине понадобилась операция. Всю ночь я провел в кожаном кресле под пальмой. За стеклянной стеной, на посадочной площадке сиротливо обвис голубыми крыльями похожий на головастика вертолет. Я думал о том, как мне объясняться с местными знахарями, если Лина умрет. Я также думал о том, что мне придется продать похожий на головастика вертолет в самом ближайшем будущем, чтобы расплатиться со страховой компанией. Ночью у убитого тревогой отца никто не спрашивал страховки, но утром...
Ласси, напротив меня, положил ногу на ногу, взял со столика журнал и, как ни в чем не бывало, читал. Я даже рассердился, пока не увидел, что он четвертый час смотрит на одну и ту же страницу.
Молодой врач вышел из операционной в четыре утра, оглядел меня, подошел к Ласси и сказал:
- Поздравляю с сыном.
Я подскочил.
- Эй, - сказал я, - вы перепутали. Это я - муж.
Доктор оглядел меня с головы до ног.
- Да? Тогда уж не знаю, с кем вам изменяла ваша жена. Оба родителя ребенка - туземцы.
Я схватился за голову. Ласси спросил:
- И что ему теперь будет?
- Ничего ему не будет, - сказал доктор, - если вы заберете женщину и ребенка и улетите отсюда до восьми утра, потому что я не такая сволочь, как те, кто выписывает эти страховки.
- Я заплачу, - отважился я, - если женщине нужен уход.
- Помолчите, - сказал доктор, - на вас и так лица нет от вашего геройства.
Доктор надавал нам обоим лекарств и советов, помог донести Лину с ребенком до вертолета. Он заметно нервничал: в восемь утра кончалось его дежурство, и человек, который должен был прийти ему на смену, не упустил бы возможности возвыситься из-за такого случая в глазах начальства.
На прощание я спросил врача:
- Вы случайно не слышали проповедей ван Роширена?
- Это кто? - сначала удивился врач, а потом всплеснул руками: - А, этот ваш шарлатан! Не слышал.
До последнего срока оставалось сорок три дня.
Глава шестая
В субботу, тридцать второго числа, я ужинал у Ласси.
Мы остались одни на глиняной. веранде, глядели на звезды и ели при свечке дыню.
- Ласси, - сказал я, - раньше я глядел на твою ферму и видел, что моя ферма богатая, а твоя - бедная. Я думал, что это от вашей лени. А теперь я вижу, что спелые вы стараетесь, пожалуй, больше нас. Куда ты деваешь деньги?
- Сколько, - спросил Ласси, - ты платишь налогов?
- Десять процентов - компании.
- Ну а я плачу десять процентов компании, и пять - Президенту, и еще шестьдесят процентов отдаю Движению.
Я закусил губу. Я знал, что мятежники вымогают от фермеров деньги. Не заплатишь - изнасилуют дочь, сожгут урожай. Но я думал, это десять двадцать процентов..
- А что будет, если ты не отдашь эти деньги? - спросил я.
- Вряд ли я могу не отдать эти деньги, - возразил с усмешкой Ласси, - потому что это для тебя я Ласси, а для других я - Исан Красивые Глаза.
У меня похолодели руки. Исан Красивые Глаза. Племянник полковника. Человек, который больше всех в окружении полковника ненавидит землян. Человек, который хотел в самом начале встретиться с ван Ро-ширеном в Кипарисовой долине. Человек, который возил меня к князю Бродячего Перевала. Стало быть, князь Бродячего Перевала дарил баранов не мне, Рональду Денисону, который сделал доброе дело для бедного туземца, он дарил баранов другу Исана Красивые Глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});