Геннадий, довольный собой, пошел к мотоциклам. Режиссер в свою очередь отправился к «Волге», чтобы убрать камеру и выпить воды из канистры. Было жарко; благо, платформа двигалась довольно шустро, и встречные потоки воздуха дарили путешественникам спасительные крупицы прохлады.
«До Байкала можно отдыхать, – подумал Привезенцев, глядя на стены тайги, что тянулись вдоль железной дороги по обеим сторонам от рельсов. – Три дня снимать в свое удовольствие и любоваться колоритными пейзажами… Все, как я люблю».
В те мгновения режиссеру опять показалось, что путешествие будет не таким уж и тяжелым. Даже Геннадий больше не выглядел серьезной проблемой – по крайней мере, в открытую спорить с Привезенцевым он не решался, а, значит, в будущем его всегда можно будет снова осадить, если начнет зарываться.
«Что я, правда, так переживаю и грущу? Совсем отвык получать удовольствие от приключений? Ну и что, что мне все это снимать и монтировать? Разве я не сам эту профессию выбрал? А что в обязаловку вчерашнее увлечение превратилось – так это тоже ожидаемо было, я даже сам на это надеялся, когда только начинал – что мой досуг станет работой… А ведь мог сейчас у станка стоять, или на такси работать…»
Привезенцев окинул платформу взглядом. Его компаньоны, сидя кто где, переговаривались о чем-то, улыбались и время от времени косились в сторону леса. Все они воспринимали происходящее, как некий внезапный отпуск, повод отвлечься от повседневности.
«Вот и мне надо так же к этому относиться».
Чем ближе был закат, тем красивей становилось небо. Колеса поезда стучали по рельсам, платформа немного покачивалась из стороны в сторону, а лес вдоль железной дороги становился все гуще.
Достав из рюкзака свой дневник, Привезенцев вывел на листе:
«Дорог нет!!! Едем на платформе поезда до Байкала!»
И, подумав, добавил:
«Но, может быть, сейчас такая поездка нам только на пользу».
* * *
2015
– Не пойму, что с ним, – сказал я после двух часов безуспешной возни.
– А говорил – механик, – хмыкнул Лама.
– Механик. Но ты же видел: я все перебрал, до чего можно в дороге долезть. Тут в гараж надо, серьезный инструмент…
– А не мог он сломаться… весь? – дежурно пошутил Денис, но никто не ответил и не засмеялся: слишком неожиданной и фатальной оказалась поломка «черного» мотоцикла Ивана.
«Да еще где – на полпути из Ванино в Хабаровск… Вот уж свезло! И ведь только-только вырвались с Сахалина…»
– Слушай, Макс, может, хотя бы до кафе доедем ближайшего? – предложил Ребе. – Есть охота…
– Да какое кафе? – горько усмехнулся я, вновь склоняясь над Ваниным мотоциклом. – Тут до ближайшего населенного пункта – двести с лишним кэмэ…
Сам Камов, стоя чуть в сторонке, слушал нас и с мрачным видом качал головой. Покосившись в его сторону, я вспомнил день старта. Тогда мы еще не думали, каким мрачным получится начало нашего ралли. Распрощавшись с Серегой Олифиренко, мы сели на мотоциклы и поехали в Холмск, чтобы купить билеты на паром до Ванино: оттуда должна была начаться материковая часть нашего ралли.
«А вот тут, к сожалению, мало что поменялось, – думал я, когда мы катились к берегу по извилистой грунтовой дороге. – Асфальт так и не положили… народу мало ездит к Тихому океану? Странно даже…»
Однако настоящее откровение случилось по прибытию в Холмск.
– Ну и дыра, – пробормотал Иван, озвучив, по сути, общую мысль.
Куда ни глянь, везде были либо покосившиеся дома, либо старые, проржавевшие автомобили… либо люди, которых тоже не слабо потрепала судьба. И речь шла не только и не столько о различных выпивохах (которых хватало, да, но едва ли жило больше, чем в других городах России), а о населении вообще – о женщинах, одетых в старые дешевые платья или цветастые домашние халаты; о мужчинах в тяжелых ботинках и с хмурыми лицами, нередко украшенными шрамами. Складывалось впечатление, что на Сахалине по-прежнему существует каторга, и все здешние жители трудятся на ней, искупая грехи своих предков. Ну и дети, которые порой, казалось, донашивали вещи не за старшими братьями, а за отцами – до того велики им были рубашки, брюки и кеды. Ребятня слонялась по унылым улочкам Холмска, не зная, чем заняться. Изредка мимо нас проносился очередной сорванец на велосипеде – единственном развлечении, доступном здешней молодежи.
– А ты чего ждал? – буркнул Денис. – Видно же, что этим городком, в отличие от Южно-Сахалинска, никто не занимается. Для них и наше появление – событие. Проехали мы по городу, от восточной границы до порта, а у них – тема для обсуждения на полгода.
– Материку плевать на свой остров… – пробормотал Никифоров. – И для чего тогда боролись, отбивали его у японцев обратно?
Я хотел возразить, что отбивать все равно надо было, но, не найдя достойных аргументов, промолчал. Иронично, но раньше, еще до революции, когда тут была настоящая каторга, о судьбе Сахалина беспокоились куда больше, чем сейчас: тогда сюда направляли солдат для охраны заключенных и ссыльных, а теперь не направляют никого и ничего.
Но при этом одна деталь осталась совершенно неизменной: как и прежде, с Сахалина чертовски трудно попасть на материк.
– В три часа он будет, в курсе? – спросила угрюмая кассирша.
Мы с Сашей Никифоровым недоуменно переглянулись.
– В какие три часа? – хмурясь, переспросил я. – На сайте указано, что в восемнадцать ноль-ноль…
– В три часа ночи, – будто меня не слыша, хладнокровно повторила кассирша.
Я посмотрел ей в глаза. Женщина даже не дрогнула. Взгляд ее не выражал ничего. Возможно, когда-то в ней жили некие мечты и устремления, но она давным-давно похоронила их, припечатав сверху, точно могильной плитой, журналом, в который каждый божий день записывала номера проданных билетов. В каком-то смысле женщина была этаким полубогом, решающим, кому можно покинуть остров, а кому – нет.
Она да еще паромщик.
«На вывеске – транспортная компания, а по факту – обычный совок, в худшем смысле слова…»
– Это ближайший, верно? – спросил Саша, отвлекая огонь на себя.
– Это – единственный.
«Звучит, как приговор».
Тогда я еще не представлял, насколько верные ассоциации у меня возникли.
– Ну что, порядок? – спросил Денис, когда мы, расплатившись, забрали билеты и вышли из здания «транспортной компании».
– Да как тебе сказать? – хмыкнул Саша.
– А что не так? – тут же напрягся Иван.
– Паром будет не в шесть вечера, а в три ночи, – угрюмо сообщил я. – Вот что не так.
Сначала никто не поверил – решили, что мы их разыгрываем. Когда же Саша продемонстрировал билеты, все принялись чесать в затылках.
«И чем тут заниматься до трех ночи?» – такой вопрос в той или иной форме задавал себе каждый из нас. Учитывая, каким «веселым» местом оказался Холмск, решили наведаться в Чехов – город (а ныне – поселок), где родилась моя мама, Ирина, ну и заодно сходить на берег, помочить колеса в Тихом