насчет платформы, например, именно он договорился, а не я. Так что от него тоже польза есть, и немалая.
– Договориться и я бы мог, и вы, если б понадобилось, – буркнул Хлоповских. – Ну да ваша правда, негоже за спиной кого-то обсуждать, тем более еще вместе сколько ехать…
«Что верно, то верно, – мысленно согласился с ним Владимир Андреевич. – Ехать еще ого-го…»
Четверть часа спустя, убедившись, что вся техника, включая громоздкую «Волгу», надежно закреплена, Привезенцев оглянулся, чтобы позвать Геннадия, но тот уже и так шел к платформе.
«Ну и чутье, – восхитился режиссер. – Не успели с работой закончить, а он уже тут как тут. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Талант».
– Что, готовы к отправке, товарищи? – щурясь на солнце, спросил Рожков.
«Товарищи» ответили нестройным хором, угрюмо глядя на лазаревского прихвостня. Тот, как ни в чем не бывало, ухватился за борт и, пыхтя, забрался внутрь. Никто не подал ему руку, но Рожкова это, видимо, не смутило. Оказавшись на платформе, он выпрямился и, отряхивая дорожный наряд, сообщил:
– Отправляемся через десять минут, поэтому проверяйте сейчас, не забыли ли что-то, а то потом поздно будет. Едем до самого Улан-Удэ, как я уже говорил. Там нам дадут полтора часа, чтобы сгрузить технику, оттуда и дальше передвигаемся на машинах. Вопросы, замечания, предложения? Нет? Отлично. Владимир Андреевич, снимите, пожалуйста, как мы тут расположились.
Привезенцев кивнул и пошел к их с Альбертом мотоциклу – там, в люльке, лежала камера с заряженной пленкой. Пока ходил, Рожков раздавал ценные указания – кому где лучше стоять и что лучше делать.
– Годится так, Владимир Андреевич? – спросил Геннадий, когда режиссер снова подошел к нему.
Привезенцев окинул взглядом их передвижной лагерь: Светличный с Хлоповских, установив капот на распорку, рассматривали внутренности «Волги»; Альберт с Пеньковским и Ульяновым возились с палаткой.
– Да годится вроде бы, – пожал плечами режиссер. – Обычный дорожный быт… А вы чем будете заняты?
– Я? – переспросил Рожков.
Он явно немного смутился от такого вопроса.
– Да я, наверное… наверное, меня не надо, я за кадром постою…
– Ну, как знаете, – пожал плечами Владимир Андреевич и снял крышку с объектива.
«Лишь бы ничего не делать, – снимая хмурых спутников, подумал Привезенцев. – Вот ведь достался попутчик, ей-богу…»
– Больше улыбок, товарищи! – зычно воскликнул Рожков из-за плеча режиссера. – Мы ведь не на каторгу едем – мы по Союзу путешествуем, а, значит, лица должны быть радостные!
Привезенцев от таких комментариев скривился, будто разом откусил половину кислющего лимона. Рожкову было невдомек, но Владимир Андреевич не раз убеждался на своем опыте: когда снимаешь обычных людей, без актерского образования, подобные указания – улыбаться или грустить – только все портят. Снимать простого человека и есть самая сложная задача для режиссера, ей он и проверяется. Тут важно не выжать из персонажа в кадре нужную тебе гримасу – тут важно поймать момент искренности. Иначе получится фальшивка.
«Надо просто набраться терпения и снимать, снимать полчаса, а то и час, пока народ не раскрепоститься, не забудет про камеру… Только тогда что-то может получиться».
– Ну чего вы? – снова заканючил Рожков. – Давайте же, веселей!
Тут Привезенцев не выдержал.
– Геннадий Степанович, – повернувшись к Рожкову и испепелив его взглядом, строго произнес режиссер. – Не мешайте, пожалуйста, работать.
– А чем я мешаю-то? – искренне удивился лазаревский прихвостень. – Я же, наоборот, помочь хочу, чтобы они в кадре хорошо выглядели…
– Как они в кадре выглядят, мне видней, – без обиняков заявил Привезенцев. – И что им говорить или не говорить – тоже моя забота. Я же в ваши дела не лезу? Не лезу. А если вы думаете, что лучше меня знаете, как людей снимать во время подобных путешествий – милости прошу: вот камера, вот пленка, снимайте сами, а я ограничусь монтажом.
Владимир Андреевич не любил этот трюк а-ля «делай тогда сам», но порой – как вот сейчас, с Рожковым – иного выхода просто не было. Тратить время на подробные объяснения, почему лучше так, а не сяк, Привезенцев не хотел да и подозревал, что Геннадий не станет прислушиваться к доводам. А вот вид камеры, которую ему протягивал режиссер, заставил Рожкова поумерить свой пыл и отступить.
– Да будет вам, Владимир Андреевич, – пятясь, фыркнул он. – Я же с добрыми намерениями… Но вы правы. Каждый должен заниматься своим делом. Вы снимайте, а я… в общем, не буду отвлекать.
С этими словами он развернулся и отошел к краю платформы, всем своим видом демонстрируя, что больше не будет путаться под ногами.
«Ну и слава Богу, – с облегчением подумал режиссер, снова наводя камеру на спутников. – Хотя бы какое-то время не будет под ухом жужжать».
Ровно через десять минут, как и обещал Рожков, состав тронулся с места. Произошло это до того неожиданно, что Привезенцев, увлеченный съемкой, едва не выронил камеру.
«Вот ведь…»
– Продолжаем, Владимир Андреевич? – спросил Хлоповских, потирая затылок – когда поезд потянул платформу вперед, он дернулся и ударился головой о капот.
– Да нет, хватит, попозже еще снимем, – подумав, ответил Привезенцев. – Всем спасибо, отлично смотрелись!
– Ну прям отлично!.. – усмехнулся Светличный, но, судя по улыбке, ему похвала режиссера была приятна.
Рожков, услышав об окончании съемки, снова оживился, подошел к Привезенцеву и сказал:
– Вы это… в путешествии их тоже снимайте периодически, пожалуйста. На фоне пейзажей разных, и прочее…
– Геннадий Степанович. Мне повторить то, что я уже вам сказал? – строго спросил режиссер. – Я прекрасно знаю, как снимать подобные фильмы. Задачу вы мне с товарищем Лазаревым уже озвучили во время последнего совещания, поэтому не надо повторять по сто раз одно и то же, хорошо? Вы меня этим только отвлекаете.
Рожков заметно напрягся. Он прекрасно понимал, что спорить ему не с руки – как-никак руководителем пробега Тимофеев назначил именно Привезенцева. И поскольку с режиссером все из находящихся на платформе туристов были знакомы давно, а Рожкова впервые увидели только на собрании в Доме культуры, рассчитывать на поддержку коллектива Геннадию не приходилось.
«Вот только смириться с этой мыслью тебе, конечно, очень тяжело, – подумал Привезенцев, угрюмо взирая на своего соперника. – Но придется. Потому что спрашивать потом будут не с тебя, а с меня».
Режиссер очень надеялся, что все это Рожков без труда прочтет в его взгляде.
И, похоже, так и вышло.
– Что ж, хорошо, постараюсь оградить вас от своих комментариев, – нехотя произнес Геннадий. – Но это, согласитесь, не должно означать, что я, допустим, не могу заострить ваше внимание на чем-то? Вы, конечно, мастер, но даже у лучших глаз замыливается!
– С этим согласен, – милостиво кивнул Привезенцев.
Губы Рожкова растянулись в победной улыбке. Владимир Андреевич едва удержался, чтобы не улыбнуться в ответ: он нарочно кинул Геннадию эту «кость», чтобы тот удовлетворился маленьким триумфом и перестал клевать режиссеру мозги.
– Значит, договорились, – сказал Рожков, протягивая собеседнику руку.
Привезенцев молча ее пожал, и