Звонок раздался так внезапно, что Нара подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось где-то в горле. Каким-то шестым чувством она угадала — кто стоит за дверями.
— Господи, — она тихонько подошла и посмотрела в глазок. — Господи!
Щёлкнул замок и дверь отворилась.
Северинцев шагнул в прихожую.
— Нара, — прошептал он, хватая её за руку и зарываясь лицом в ладонь. — Нара…
— Александр Ник-колаевич, — заикаясь пробормотала Нара, чувствуя, как загораются щёки, как пот выступает на лихорадочно вспыхнувшей коже, как сводит от болезненного желания низ живота. Его близость сводила с ума.
— Если бы ты знала, о чем я думаю… неотрывно, неотвязно… что мне снится… Только ты, ты, ты… — лихорадочно шептал он, — … никогда… никого… так не хотел. Это одержимость, сумасшествие… Сам не знаю, что со мной… хуже, чем болезнь…
— Я… — она не успела ничего сказать.
Он наклонился — и мир замкнулся на его губах, прижавшихся к ее рту. Сладкие, чувственные, волшебные губы и умелый, настойчивый язык, пробившийся внутрь.
Нара гортанно застонала, обхватывая его руками, поглаживая спину, плечи.
Он подхватил её под мышки, усаживая на бабушкин стол, чтобы потом мягко опрокинуть на спину, дёрнул за поясок халата — полы разошлись в стороны, его ладонь медленно двинулась по её животу и замерла немного ниже пупка. — Хочу тебя… хочу до боли, до умопомрачения!
Нара буквально опьянела от голоса — негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука на её животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже, она начала мелко дрожать. Наклонившись, он коснулся губами её груди.
— Не надо… боже, что вы де… лаете, — она почувствовала, как её сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела её живот, скользнула ниже.
— О боже… — Она запустила трясущиеся руки в густые волосы и выгнулась, прижимаясь бедрами к ладони.
— Умм, — нежный ласкающий язык прочертил дорожку от одного соска к другому.
Одним движением он стянул с неё трусики.
— Ты моя девочка… дааа….
Нара задохнулась от наслаждения, когда он надавил на клитор, скользнул дальше, раздвигая ее нежные складочки. — Что вы де… Не на…
— Тихо, тихо, моя сладкая — он хрипло, судорожно вздохнул и поцеловал ее шею, лаская одной рукой. — Ооо… ты такая… Ты невероятная!..
Сказать «нет» она уже не могла, просто потому, что потеряла способность говорить. Губы Северинцева добрались до её уха, трепещущий кончик языка двинулся в путешествие по тонким изгибам ушной раковины. От хриплого прерывистого дыхания в голове окончательно помутилось.
Зажатая между его горячим, нетерпеливым телом и столом, она разрывалась между диким, едва контролируемым желанием отдаться ему и стыдом. Что будет, если он получит свое… и… уйдёт? Но разве не этого она ждала все эти бесконечные три дня? Не об этом мечтала: сознательно или нет — какая разница? Предвкушение скопилось внизу живота и спустя минуту, когда щелкнула пряжка ремня и вжикнула «молния» она почувствовала солоноватый запах его возбуждения. Рассудок помутился. Нара сама потянулась к нему, нетерпеливо прижалась губами к бьющейся жилке на шее — пульс сбился с ритма под ее горячим языком. Мыслей совсем не осталось. Всё, что сейчас имело значение — это его вкус, его сердцебиение под губами, отдающееся в венах, шумящее в ушах, закручивающееся в паху тугой спиралью.
Путаясь в пуговицах, она расстегнула его рубашку, накрыв ладонью плоский живот и дорожку жестких волос.
Он вошёл в неё одним сильным плавным толчком, бессвязно бормоча уносимый тем же приливом нарастающего наслаждения:
— Ммм… ооо…такая горячая… нежная…
Он толкнулся в нее — раз, другой, третий, содрогаясь от удовольствия, и Нара задрожала, выгнулась навстречу, изумленная и обезумевшая. Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого острого, бесстыжего наслаждения. Он словно ворвался в самую ее душу — и разбередил, растревожил, задевая за оголенные нервы, о существовании которых она и не догадывалась. Он брал её жестко, беспощадно, с отчетливым, хлюпающим звуком, удерживая её руки за запястья. Нара стонала уже в голос, неистово подаваясь навстречу, а он блаженно улыбался. Все ее тело звенело и полыхало от сладострастия, и требовало больше, и больше, и больше, и резче, сильнее, глубже, хотя глубже казалось уже некуда. В какой-то момент он замер, отпустив запястья и сдавил груди, лаская соски, одновременно впиваясь губами в шею. Нара запрокинула голову, хватая ртом воздух, чувствуя, как он трется об нее — весь внутри и потянулась рукой вниз. Он мгновенно среагировал — накрыл ее ладонь своей и направил. Их пальцы перепутались, настойчиво поглаживая, надавливая, дразня, и перепачкались в горячей влаге. Нара просительно застонала — и он снова толкнул бедрами. Рывок, еще рывок, и еще… Наслаждение ударило в позвоночник, точно взорвавшийся вулкан, и расплавленной лавой растеклось по мышцам и она закричала, пресыщенная, переполненная до краев ошеломляющим блаженством, и низкими, рваными стонами Северинцева, и грубыми, похожими на агонию, толчками его плоти, и его спермой, и потом, который уже градом катился по намертво слипшимся, сплетенным телам.
…Оргазм схлынул, и она опомнившись, закрыла лицо руками, пряча пылающее от стыда лицо.
— О боже! Что мы… что вы…
— Ты ещё меня теперь Александром Николаевичем обзови, — в его голосе слышался смех и он отвел её ладони, наклонился и поцеловал долгим, влажным, ласковым поцелуем.
— Спасибо, девочка моя — прошептал он. В карих глазах светилась улыбка и благодарность — настоящая, искренняя благодарность!
Он подал ей руку, помогая подняться.
— За что? — Нара села, запахивая халат.
Ничуть не стесняясь, он привел себя в порядок.
— Ты знаешь, что такое сексуальная обсессия?
— Нет.
— Я тоже раньше не знал.
— Это что, болезнь?.
— Угу. Вид одержимости. Желание можно удовлетворить и забыть до поры до времени, а обсессия — это одержимость, когда не можешь успокоиться… Навязчиво думаешь об одном и том же… Безостановочное желание. Я чуть не умер без тебя.
— Тогда твоя обсессия имеет инфекционную этиологию. Я все выходные о тебе думала. Пока ты гулял где-то.
— Правда? Ты моя хорошая! Впервые в жизни рад слышать об инфекции. И я не гулял, я пытался бороться.
— Получилось?
— Нет.
— Это было потрясающе!
— Хм. Ты не сердишься? Со мной такого не было… никогда не было.
— Нет. Чаю хочешь?
— Тебя хочу. Снова.