— Они сгорели, девочка…
Эля бросилась прочь из гостиной. Халил поспешил за ней. Валентин тоже поднялся, но Локен Палит остановил его.
— Мне надо посоветоваться с тобой, сын… Не сейчас, нет. Я приду к тебе утром. Мне очень нужно посоветоваться с тобой… А теперь иди. Горе легче переносить сообща. Ну, что же ты?
Он был печален и строг, его названый отец и председатель Всемирного Совета.
Преднамеренное убийство или случайность?
Валентин спал в ту ночь беспокойно и утром проснулся с тяжелой головой. Подниматься не хотелось, но он заставил себя вскочить и тотчас увидел шагнувшего к нему робота Саню, готового исполнить любое, самое трудное поручение.
— Мне ничего не надо, — сказал Селянин.
Робот молча отступил в свой угол. А Валентин услышал, что его окликают, и повернулся:
— Кто здесь?
— Здоровья и больших открытии тебе! — донеслось приветствие, которое уже не раз слышал Валентин. — Я Чичерин, Филипп Чичерин, профилактор жилого сектора. Разреши подняться к тебе. Понимаю: рано и ты не одет. Но мне надо именно сейчас увидеть тебя.
Селянин наконец догадался, что голос раздается из микростанции.
— Что ж, приходи… — не очень уверенно ответил Валентин, удивленный настойчивостью неизвестного профилактора.
Чичерин был очень молод и держался явно застенчиво. Впрочем, он с ходу объяснил, что, как и всякий врач-профилактор, обязан предупреждать болезни.
— Ты плохо отдохнул ночью. Удивлен, что я догадался об этом? Но разве тебе не объяснили, как охраняется здоровье каждого человека на Земле? О, я с удовольствием расскажу тебе! Вчера у тебя было слишком много впечатлений. Пусть ярких и радостных, но и радость может утомить…
Валентин подумал вдруг об Илье Петровиче и о несчастье в космосе. И еще о том, как вчера Эля без конца повторяла: «Они же все… они же мне ровесники… и конец… и сгорели». В новом для Валентина мире тоже были несчастья и было горе, способное сломить человека или, наоборот, сделать его мужественным. А Илья Петрович, Эля, Халил — умеют ли они не согнуться, быть сильными? И этот словоохотливый профилактор — какой он? Знает ли о судьбе экипажа «Артура-9»?
А Чичерин продолжал объяснять, что автоматические датчики, которые есть в любой кровати, передают сведения о состоянии человека в электронно-медицинский пункт; что там сведения сопоставляются с нормой, которая свойственна этому человеку; что в случае каких-либо отклонений от нормы автоматы подают сигнал тревоги, а после этого за дело берутся они, врачи-профилакторы: сегодня было несколько таких сигналов, и один из них привел Чичерина к Валентину.
Нет, профилактор еще не знал о трагедии на «Артуре-9».
— Биологическая норма каждого человека вложена в память его микростанции. У тебя то же, что у всех, — говорил Чичерин. — О, медицинские науки — самые уважаемые на Земле! Только педагогику почитают больше. Но это и в твое время, наверное, было так…
— В мое время, — не без горечи повторил Селянин. — Нет, тогда самой важной считалась совсем не педагогика.
— Важной? Извини, но я говорил не о важности, а об уважении. Важны все науки. А все-таки, в первую очередь отбирают людей в воспитатели, потом во врачи. Я, понимаешь, тоже мечтал стать воспитателем. Но меня не взяли. Нет, говорят, задатков. Зато посоветовали стать медиком. Не жалею, поверь. А ты был доволен своей профессией?.. Заболтался я… Тебе давно пора заняться утренней гимнастикой. Если хочешь, отправимся в спортивный зал. Этажом ниже. А не хочешь, я тебе покажу упражнения здесь. Где твой робот?.. О, у тебя самая последняя модель!
— Да уж, последняя! Мне иногда не по себе: слишком он на человека похож, — признался Селянин.
— Я понимаю: требовать, чтобы тебе, сильному и здоровому, прислуживал словно бы такой же, как ты, человек — неприятно и унизительно, — согласился Чичерин. — Но такие роботы ухаживают за маленькими детьми и за больными. Они и внешне похожи чаще всего на милых, добрых, терпеливых наших женщин. Есть, конечно, и совсем как твой робот… Его зовут Саней? — Чичерин повернулся к роботу. — Пожалуйста, Саня, место для занятий!
Робот произнес обычное: «Задание понято» — и направился к панели с кнопками на одной из стен. Мебель в комнате неожиданно пришла в движение. Овальный стол и кресла сами собой отодвинулись в сторону. На полу появился не то ковер, не то спортивный мат.
— Довольно! Ты свободен… Начнем?
Чичерин преобразился на глазах, стал подтянутым, уверенным. Видимо, лишь теперь он окончательно справился с волнением, которое владело им в начале встречи и проявлялось в словоохотливости.
Нет, Валентину было недоступно изящество, с каким делал упражнения Чичерин. Досадуя на себя, он не повторил движений. Но Филипп с таким огорчением посмотрел на него, что Валентин опять стал послушно поднимать руки, сгибаться, подпрыгивать…
А потом Чичерин повел его в душевую. Чуть солоноватая, упругая вода приятно щекотала кожу, прибавляя бодрости.
— После тихого часа непременно повторный душ. Пожалуйста, — сказал Чичерин. — Сегодня так надо. Потом будешь заниматься гимнастикой и плаванием в бассейне. Как все. Но это после установления нормы.
Опять услышав о норме, Валентин нахмурился. Чичерин сказал:
— Извини, но досаждать всякими требованиями — моя обязанность… Конечно, я неспособный психолог, поэтому меня и не взяли в воспитатели. Но как же быть?..
— По-моему, ты неплохой парень, Филипп, — возразил Валентин. — Если никуда не торопишься, оставайся завтракать. Только пригласим еще Халила. А твои указания… Что от меня зависит, выполню. Ты не знаешь всего, что было вчера. Видимо, известий об «Артуре» не передавали.
— Об «Артуре»? А что об «Артуре»? — Чичерин тотчас прислушался к своей микростанции. Лицо его вытянулось и потемнело. Валентин подумал о всепланетной передаче и сразу услышал ясное и скорбное:
— Все люди Земли с печалью склоняют головы над их прахом…
— Что же, пригласим Халила? — первым заговорил Валентин.
— Да, да, конечно… — Чичерин смотрел на Селянина так, словно тот мог, больше того, должен был сообщить что-то, способное примирить с несчастьем…
А Валентину вдруг вспомнилось, как когда-то, во время боя, он сам угнетенно думал о своей собственной и чужих судьбах… Все взрывалось — земля и небо. Не существовало никакой логики в том, что погибали люди в окопах, а те, кто лежал рядом на открытой земле, оставались целыми, что умирал этот, а не другой. Ужаснее всего была необъяснимость того, что вытворяла смерть, убивающая по собственной прихоти, по капризу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});