Читать интересную книгу Успеть за Правдой - Максим Резниченко

Нет, нет, нет! Этого не может быть! Это невозможно!

Детский плач становился громче. Я прекрасно знаю, что моя Машенька плачет именно так – сначала тихо, а потом громче. Но это только тогда, когда сильно ударится обо что-нибудь или упадет, то есть, когда ей действительно больно.

Медленно, словно через силу, я развернулся к двери.

– Стой! Стой, идиот! – стал надрываться мой холодный и расчетливый рассудок.

Я уже шагнул к двери и положил ладонь на ручку, но все же остановился, притормозил. Плач зазвучал еще громче. Я помню день, когда она так плакала. Маша тогда очень сильно, до крови, ушиблась – рассекла лоб, ей потом даже швы накладывали.

– Стой! Стой же! Тебя выманивают!

Вал висел на груди. Другой рукой я отщелкнул язычок на двери, а потом мои пальцы сжали ручку замка на двери.

– Папа, папа! Мне больно! У меня кровь! – от этого голоска у меня все сжалось внутри.

– Стой! Стой! Не делай этого! – в отчаянии завопил мой разум.

Пальцы, сжимающие ручку замка, с негромким щелчком перевели ее в вертикальное положение.

– Там мой ребенок! – душа готова была разорваться, а сердце перестало биться от страха за дочку, и я резким движением толкнул дверь купе вбок.

А в следующий миг мои глаза лишь успели зафиксировать сверкнувшую полосу металла, и мне в грудь мощно ударил клинок. Чтобы удержать равновесие и не свалиться от удара на пол, мне пришлось сделать несколько быстрых шагов назад. А в дверях замер силуэт высокого человека. В скудном свете был виден его обнаженный торс, и я скорее угадал, чем на самом деле увидел, причудливую татуировку, покрывавшую его. Лезвие хатиса осталось в том же положении, что и мгновение назад. Воин посмотрел на свой клинок, а потом – на меня.

– Папа, у меня кровь, – захныкал он голосом моей дочери.

Кажется, мои руки зажили самостоятельной жизнью, потому что я еще ничего не понял, а они уже вскинули автомат, и палец вжал спусковой крючок. Глухо зазвучали выстрелы, и тварь передо мной, приготовившаяся к новой атаке, резко откинула назад голову. Потом у нее темными брызгами по очереди взорвались колени, и оставшиеся семнадцать патронов я всадил ей в грудь. Воин не успел упасть на пол, исчезнув еще в воздухе. Наконец, сердце гулко ударилось о грудную клетку, потом снова и снова. Оно набирало темп, вкачивая в кровь все больше адреналина.

Тварям, стоящим позади него, тоже прилетело, и, как минимум, четверо из них сдохли. Не меняя магазина и не пытаясь «достать» новый автомат, я шагнул к двери и быстро задвинул ее обратно. Я еще успел щелкнуть замком и откинуть запирающую щеколду, когда ручка с сумасшедшей силой задергалась, а с обратной стороны на тонкую перегородку обрушился град ударов. В следующее мгновение до меня донесся грохот распахивающихся дверей остальных купе вагона, но все это было сущей ерундой, потому что главное – я больше не слышал детского плача. Матово блеснувшими полосами из двери вынырнули два хищных лезвия, но я был уже вне пределов их досягаемости. Наконец, мои действия после столь сильного нервного потрясения стали более-менее осознанными, и я, огласив воздух яростным криком, опустошил обойму появившегося в руках пистолета, целясь туда, откуда выскальзывали клинки. Выстрелы гремели зло и звонко в замкнутом пространстве купе, и за несколько секунд я израсходовал всю обойму. «Достал» новую Беретту и, развернувшись к окну, выстрелил в стекло. Оно разлетелось на сотни осколков, освободив путь наружу. Дверь купе продолжала сотрясаться от новых ударов, но я уже не обращал на них внимание. Рукавом смахнув осколки из оконного проема, выбрался наружу. За спиной раздался громкий щелчок. Обернулся – дверь открылась сантиметров на десять. В образовавшуюся щель просунулась рука и слепо зашарила в поисках замка. Зачем? Твари его уже выломали, и теперь их сдерживала лишь щеколда, но она была гораздо выше? Бестолочи. Тем не менее, медлить было нельзя – если твари вышибут дверь, а они ее очень скоро вышибут, меня просто задавят массой, и никакой бронежилет не спасет. Уже перебравшись через подоконник, я увидел, как щеколда под страшным давлением снаружи просто вылетела со своего места, и похожая на решето дверь резко ушла в сторону, впуская тварей внутрь. Я отпустил руки, которыми держался за край окна, и после мгновения полета ноги встретили щебень насыпи. Мягко спружинив, ушел в перекат и быстро вскочил. Сразу вскинул автомат и открыл огонь по показавшимся в окне врагам. Я не промахнулся ни разу, и на мгновение темный проем окна опустел. Ладонь потяжелела, когда в ней появилась РГО. Выдернул чеку и на счет «два» закинул гранату в окно. Быстро сместился влево, чтобы не зацепило случайным осколком. Почти сразу без единого звука из окна выскочил воин с высоко поднятым над головой хатисом. Я не пытался его подстрелить, лишь зажал уши руками и открыл рот. И в этот миг прогремел взрыв. Градом стеклянных осколков осыпались соседние окна. Воин, так устрашающе выпрыгнувший из окна, неудачно приземлился, но сразу попытался встать, однако ему помешала собственная нога, точнее открытый перелом голени. У меня оставалось слишком мало времени, чтобы добивать раненного, поэтому я, «достав» на ходу Вал, бросился от поезда прочь. Постоянно оборачиваясь, я бежал, что есть сил, и сразу увидел, как практически из всех окон вагона начали выбираться твари, даже из моего, чадящего густым черным дымом.

В эту ночь я, наверное, побил все рекорды по спринтерским забегам. Не помню, чтобы я когда-нибудь так быстро бегал. Обернулся в последний раз. Все. Нормальная дистанция. Пока хватит, а там видно будет, тем более до ближайших тварей было не больше пары десятков метров. Сосчитать их сложно, да это было и не нужно, но их никак не меньше полусотни, а из вагона лезли все новые. Я быстро сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаивая дыхание. Вскинул автомат. На ровной поверхности, даже при таком освещении, цели – как на ладони. Крепко упер приклад в плечо, перенес вес на опорную ногу и открыл огонь.

Глава 8

Трудно было назвать следующие несколько минут боем. Твари в человеческом облике, похожие друг на друга, как клоны, нападали прямо в лоб и даже не попытались обойти с флангов. Я промахнулся лишь единожды, да и то – по ковыляющему неровной походкой воину с переломанной ногой. Один за другим я сменил три автомата и два раза – магазин в последнем. Все? Похоже, потому что ни одной твари не было видно. Но меня что-то насторожило, что-то ускользало от внимания, а подсознание кричало об опасности. Я спешно отступил еще на два десятка шагов, не поворачиваясь к поезду спиной. Остановился и «созерцал». Проклятье! Тьма стелилась передо мной! Именно стелилась, а не надвигалась стеной. Что это значило? Я поднял вверх руку, в которой спустя пару секунд появилась ракетница с коротким и широким стволом, и нажал на спуск. С громким треском-шипением яркая красная звездочка взлетела в небо и повисла в воздухе на раскрывшемся парашюте, осветив меня, поезд и пространство между нами.

– Ах ты! – воскликнул я, увидев, как земля буквально кишела от тел, и до ближайших противников оставалось уже не больше нескольких десятков метров.

Угасшая злость проснулась и с новой силой сжала нутро, требуя крови и мести, а ведь еще минуту назад я расстреливал тварей, как в тире, без малейших эмоций. Отпустил Вал и спустя несколько секунд «достал» двенадцатизарядный ММ-1, снаряженный семидесяти пяти миллиметровыми гранатами осколочно-фугасного действия.

Признаться, я немного испугался, когда «созерцал», потому что вид стелющейся тьмы сразу вызвал ассоциации с какими-нибудь гадами-насекомыми, но под светом ракеты твари начали вскакивать, чтобы броситься в атаку, и стало ясно, что это были все те же аборигены, вооруженные хатисами.

Я прицелился на дистанцию в шестьдесят метров, опасаясь случайных осколков. Раз за разом гранатомет несильно, почти неощутимо, вздрагивал, выплевывая свои снаряды. Все двенадцать легли именно туда, куда я целился. Вспышки разрывов и слегка приглушенные расстоянием глухие хлопки следовали один за другим. Тварей подбрасывало в воздух, раскидывало в стороны и рвало на части. До ближайших воинов осталось совсем немного, и я, отпустив гранатомет, через несколько секунд «достал» Печенег. Нападающих было слишком много, и я просто боялся затягивать бой, используя в качестве оружия автомат. Не целясь особо, я расстрелял все двести патронов широким веером перед собой. Твари падали, как подкошенные, но не все из них погибли, и они продолжали так или иначе приближаться: без руки, без ноги, – но расстояние между нами сокращалось.

Я отступил еще на два десятка шагов назад и чуть в сторону, потому что дым от выстрелов немного, но мешал, нормальному обзору. «Достал» новый пулемет и открыл огонь, но стрелял уже более экономно, успевая выцеливать еще и раненных.

Затвор голодно щелкнул, требуя новых патронов, и я отпустил пулемет. В моих руках снова появился гранатомет, и все его двенадцать снарядов легли среди тварей. Однообразное побоище продолжалось, наверное, еще четверть часа. Моя злость затаилась и глухо ворчала где-то в глубине, ожидая своего часа, а сейчас я не испытывал ничего, даже отдаленно напоминающего былую ярость. Холодно и бездушно подсчитывал оставшиеся в магазине или барабане боеприпасы, распределял по порядку первоочередности цели и стрелял, стрелял…