как она невольно послужила пропагандистским подспорьем советскому правительству.
Тем временем Верховный совет союзников, обсуждения которого так взволновали Ленина, создал Международную комиссию по оказанию помощи России, в которой были представлены основные союзники. 30 августа он провел свое первое заседание в Париже, на котором Браун представлял правительство США, хотя и только в качестве неофициального наблюдателя, в соответствии с отчужденностью Америки. Делегаты призвали к тому, чтобы расследование условий голода возглавил Жозеф Ноуленс, французский дипломат, чьи действия во время Русской революции вызвали у него вечную ненависть большевиков. Как и следовало ожидать, Москва осудила саму идею создания комиссии Ноуленса по расследованию, но в любом случае из этого не могло получиться ничего существенного, поскольку Европе не хватало экономических ресурсов для проведения крупномасштабных усилий по оказанию помощи.
Итак, Гувер держал все карты на руках — или собирался это сделать. Как только стало ясно, что арабо-советское соглашение будет достигнуто, он быстро сосредоточил всю американскую помощь под своим контролем. Он помог себе, включив второе «принимая во внимание» Рижского соглашения, которое создало миф о том, что Горький «подал апелляцию через мистера Гувер — американскому народу». За два дня до того, как Браун и Литвинов подписали свое соглашение, Гувер добился, чтобы Хардинг назначил АРА единственным средством оказания американской помощи России, мотивируя это тем, что такая договоренность обеспечит наилучшее использование средств под эгидой Рижского соглашения и, что не случайно, помешает Советам натравливать американские агентства друг на друга. Госсекретарю было поручено выдавать паспорта в Россию только лицам, состоящим на службе АРА. Затем 24 августа Гувер созвал в Вашингтоне собрание американских гуманитарных организаций, включающих Европейский совет помощи, орган, который он сформировал осенью 1920 года для координации финансирования американской помощи и восстановительных работ в Европе, председателем которого он был.
Прошлой зимой Европейский совет помощи собрал около 30 миллионов долларов. Помимо АРА, наиболее важными организациями, представленными в совете, были Американский Красный Крест, Объединенный еврейский распределительный комитет, или JDC, и Комитет обслуживания американских друзей, известный просто как Друзья или квакеры. «Джойнт» и «Друзья» внесли значительный вклад в послевоенную помощь Европе, работая как самостоятельно, так и совместно с АРА, и распределяли небольшое количество продовольствия в городах России после войны, почти непрерывно до весны 1921 года.
На конференции 24 августа было решено, что каждая из организаций-членов должна иметь представителя в штате директора АРА в России, и что АРА будет иметь окончательный контроль над распределением персонала этих организаций. Впоследствии другие американские общества милосердия присоединились к этому соглашению, доведя количество «филиалов» до десяти. На практике, за исключением «Джойнта» и квакеров, их программы в России были фактически поглощены АРА.
Гуверу удалось расчистить поле для себя и своего АРА, которое в конце концов вошло в большевистскую Россию. Браун написал Гуверу: «Это будет, безусловно, самая крупная и трудная работа, за которую мы когда-либо брались, и потенциал у нее огромный, но я думаю, мы справимся».
Немногие пока понимали его истинные возможности, потому что сам по себе голод был намного хуже, чем большинство людей на Западе понимали в тот момент, несмотря на мрачные прогнозы, содержащиеся в призывах о помощи. Первый нефильтрованный взгляд американской общественности на голод среди русских был представлен известным американским военным корреспондентом Флойдом Гиббонсом. Этот бесстрашный охотник за заголовками приехал в Ригу во время переговоров и вынудил Литвинова выдать визу, очевидно, угрожая нелегальным въездом в Россию самолетом. Он носил черную повязку на отсутствующем левом глазу, награду, которую он заработал во время войны и которая, должно быть, помогла убедить Литвинова в том, что человек, сидящий перед ним, не блефует. Гиббонс первым добрался до Волги и первым разослал по телеграфу рассказы, которые считались величайшей газетной сенсацией со времен войны.
АРА не включало доступ западной прессы в Россию в достигнутое соглашение, но Гувер попросил Брауна намекнуть Литвинову, что в интересах его правительства впустить журналистов. Если АРА проведет публичный призыв о выделении средств, у него будет больше шансов на успех, если американцев проинформируют об условиях голода журналисты, от которых нельзя будет отмахнуться как от «сочувствующих большевикам». Литвинов согласился с этим, возможно, по наущению Гиббонса, по пути которого к Волге вскоре последовала еще дюжина искателей славы.
Окончание блокады прессы и тот факт, что десятки иностранных гуманитарных работников должны были прибыть в Советскую Россию, ознаменовали открытие страны впервые с 1918 года. Огненный занавес, опустившийся между Россией и Западом в самые зажигательные дни Революции, теперь должен был быть поднят.
ГЛАВА 3. КОРОЛЕВСТВО ГОЛОДА
Как только телеграмма Гувера Горькому была обнародована, офисы АРА в Нью-Йорке, Лондоне и Париже были завалены заявками на участие в предполагаемой российской миссии. Уже 3 августа, за неделю до переговоров в Риге, Фрэнк Пейдж из нью-йоркской штаб-квартиры заметил руководителю отдела рекламы АРА Джорджу Барру Бейкеру: «Все ваши друзья, мои друзья, друзья рассыльного и друзья всех остальных хотят получить работу в России». Так оно и казалось; фактически, к 18 августа количество заявок, полученных на 42 Broadway, составило 450.
Естественно, во главе очереди стояли ветераны-спасатели АРА, некоторые из которых все еще работали в Европе. Они были самыми квалифицированными кандидатами и, безусловно, самыми нетерпеливыми. Россия была, по словам одного из тех, кто служил в польской миссии, «романтической целью всех старожилов». Они считали это «непревзойденным шоу».
Это слово «шоу» было незаменимо в повседневном лексиконе человека из АРА, свидетельствуя о его службе в Американском экспедиционном корпусе во Франции. Солдаты называли рейды по траншеям «шоу» и «трюками», а когда боевые действия прекращались, бывшие солдаты часто использовали эти слова для обозначения даже самых безобидных действий.
Саму Великую войну они по-прежнему называли «шоу» или «Большое шоу». Ответ Дос Пассоса на вопрос, почему он пошел туда, был: «Черт возьми, я хотел посмотреть шоу». Другие были менее определенны по этому поводу. В романе Дос Пассоса «Три солдата» 1921 года один из них замечает, когда его спрашивают, почему он записался в армию: «Я был таким беспокойным. Думаю, я хотел увидеть мир. Меня не волновала эта чертова война, но я хотел посмотреть, как обстоят дела здесь». Историки подтверждают, что это довольно хорошо отражает привлекательность Европы военного времени для большинства американских солдат. Среди них не было недостатка в убежденных идеалистах, но большинство шли на это не столько ради дела, сколько ради приключений, чтобы увидеть войну и мир.
После окончания шоу сотни тысяч американских солдат остались в Европе, назначенные на оккупацию после перемирия, регистрацию могил и продовольственную помощь. Многие из этих людей считали, что с них хватит Европы и приключений, и после подписания Версальского мира стали проявлять нетерпение, когда нехватка транспортных судов задержала их отправление в Штаты. Другие, однако, были