Во время штурма в Белом доме оставались разрозненные на несколько групп 135 милиционеров из Департамента охраны Верховного Совета. Большинство из них более или менее благополучно разными путями покинуло здание парламента[388]. Но вызывает сомнения благополучный исход из Дома Советов некоторых милиционеров. И. А. Шашвиашвили в подъезде дома по переулку Глубокому видел группу истязаемых полураздетых защитников Верховного Совета. В той группе оказались и сотрудники Департамента охраны[389].
Приведем свидетельство O. A. Лебедева: «В 1999 году, во время пикета у американского посольства по поводу развязанной США и НАТО бойни в Югославии, участники немного ругали милиционеров, а те так, между прочим, и скажи: „Зря ругаетесь на нас, мы обязаны защищать этих и других всяких, а вот в октябре 1993 года мы, порядка 400 московских милиционеров в различных званиях, пришли защищать ДВС, депутатов и их защитников. После штурма их отвели на стадион „Красная Пресня“, а там взяли и расстреляли“»[390].
Фотограф: Баксичев Г. Я.
Но в официальный список погибших не попали даже гражданские лица, выступившие с оружием в руках на стороне Б. Н. Ельцина. В списках «Гражданского согласия» значились как минимум восемь человек, которые пришли к Моссовету по призыву Е. Т. Гайдара, получили там оружие в обмен на паспорт и погибли[391]. О гибели по меньшей мере одного соратника объявили сопредседатели координационного совета «Союза свободной России» и «Живого кольца» Виктор Маслюков и Константин Труевцев[392].
Фонд «Инесса» перечисляет средства на расчетные счета семей погибших и раненых в горячих точках бойцов московского ОМОНа. Оказывается помощь и семьям убитых в октябрьских событиях омоновцев. Среди жертв — погибшие от огня неизвестных снайперов. Однако в официальном списке упомянут лишь Александр Иванович Маврин, старший лейтенант, инспектор службы Московского ОМОНа, убитый 4 октября на улице Трехгорный вал[393].
В списке Комитета памяти жертв трагических событий в Москве в сентябре-октябре 1993 года три человека: Андрей Владимирович Барышев, Наталья Петровна Голубева, В. В. Гочаев — не значатся ни в списке Генпрокуратуры России 1994 года, ни в списке, составленном по материалам парламентских слушаний в 1995 году, ни в списке парламентской комиссии 1998–1999 годов.
По официальной версии 3–4 октября у телецентра в Останкино и в районе Белого дома погибли четыре женщины: Курышева Марина Владимировна (4 октября, находясь в квартире в доме 4 по улице 1905 года, убита выстрелом снайпера), Петухова Наталья Юрьевна (убита в ночь с 3 на 4 октября в111 отделении милиции г. Москвы, куда раненая была доставлена от телецентра), Полстянова Зинаида Александровна (убита 4 октября около Дома Советов) и Сайгидова Патимат Гатинамагомедовна (убита 4 октября у входа в посольство США)[394]. Но Ю. Е. Петухову на Петровке, 38 показывали список, в котором значилось десять погибших неопознанных женщин. Сам он в разных моргах видел трупы семи неопознанных женщин, смерть которых связывалась с трагическими событиями 3–4 октября.
Участники и очевидцы трагических событий свидетельствуют о гибели конкретных людей, чьи имена тоже не значатся в официальном списке жертв. Около Белого дома во время противостояния установили деревянный крест, у которого, сменяя друг друга, молились священники. По словам геолога Константина Скрипко, во время утренней атаки 4 октября за крестом возле костра сидел молодой человек — Георгий. Его срезал пулеметным огнем БТР[395]. В дни блокады у креста молились женщины провинциального вида в платочках. Марат Мазитович Мусин, вырвавшись из здания парламента в разгар штурма, видел на месте молебна расстрелянных людей[396].
В начале штурма убили шестнадцатилетнюю девушку из шестого отряда[397]. На площади перед двадцатым подъездом прошили очередью Алексея из Тулы[398]. Около 11 ч. утра с улицы усилился обстрел первого этажа. «Ни на миг не останавливаясь под этим шквальным огнем, — вспоминала врач-доброволец, — мы стали перетаскивать раненых на другую сторону цокольного коридора, в комнаты, где было потише. Одного из нас, врача, тут же убило выстрелом в спину. Звали его Сергей. Хирург-реаниматор, отличный профессионал, добровольно пришедший к нам со своей бригадой из двух человек»[399].
Фотограф: Компанец А. Е.
Во время танкового обстрела Дома Советов погиб товарищ Михаила Котова «афганец» Павел Спиридонов[400]. P. C. Мухамадиев стал очевидцем гибели в здании парламента пятнадцатилетней девушки из Харькова[401]. Вот что рассказал Н. Шептулин: «В фойе второго этажа заскочили четверо совсем молодых. Спрашивают: „Можно мы посмотрим?“ Я себя ущипнул за руку, как в бреду: „Да на что смотреть-то? Как вы здесь, откуда?“ А девушка отвечает: „Разве вы не слышали? Выступал Гайдар, призвал выходить на улицы, защищать демократию. Меня вот мама и отпустила…“. Мы стояли за толстым простенком. Они отошли от нас, и тут же БТРы начали стрелять по теням в окнах. Девушку буквально разорвало пополам. Верхняя часть туловища откатилась чуть ли не под ноги мне. Оставила на паркете длинный, жирный кровавый развод… Я не запомнил лица девушки. Совсем молодая, коротко стрижена, джинсовая куртка»[402].
Спустя два года после трагических событий медсестра сообщила подполковнику Б. А. Оришеву, что в двадцатом подъезде из 11 офицеров 6 погибли. К. Н. Илюмжинов у коммерческого киоска рядом с Белым домом видел трупы четверых погибших, предположительно из одной семьи. Среди них находилось и тело ребенка[403].
Свидетельствует генерал-майор милиции в отставке B. C. Овчинский: «Там погиб Гриша Файнберг, одноклассник моей дочери, который жил в соседнем доме на Красной Пресне. Он пришел туда и принес еду защитникам Белого дома. Он был убит выстрелом в голову во время штурма Белого дома, а ему было только 16 лет»[404]. Вспоминает шофер Виктор Герасимов: «Меня остановили, затем загнали в какой-то двор… Но тут увидел двух мужчин, которые, согнувшись под градом пуль, несли во двор старушку. У нее волочилась нога, раздавленная бронемашиной… Я повез старушку в больницу, но не довез живой»[405].
Родственница знакомых библиографа Ольги Анатольевны Гришиной погибла 4 октября в квартире жилого дома на Краснопресненской набережной. Во время обстрела пожилая женщина лишь успела спрятать внука. Родственники погибшей отказались говорить подробнее на эту тему. Виктор Кузнецов присутствовал на отпевании умершей в больнице от полученных ран дочери знакомого. Девушке не исполнилось и двадцати лет. Она помогала относить раненого за оцепление, и была смертельно ранена снайпером[406]. Выступая 18 октября 2008 года в эфире радиостанции «Эхо Москвы», один из руководителей общества «Мемориал» A. B. Черкасов назвал имя еще одного погибшего — Горбатова Ильи Борисовича. Его тело от здания парламента до Садового кольца донесли санитары-добровольцы.
Благодаря усилиям журналиста Владислава Шурыгина, стало известно имя одного из тех героев, кто продолжал оборонять Дом Советов уже после объявленной капитуляции. Приведем выдержки из расследования Шурыгина:
«Вечером 4 октября несколько защитников Дома Советов предпочли смерть в бою сдаче в плен. Имя одного из них — Анатолий Калинин. Возраст 20 лет. Его паспорт нашел в пропитанной кровью куртке один из пожарных, тушивших ночью огонь на верхних этажах. Мимо него матерящиеся омоновцы пронесли тело, замотанное в ковровую дорожку, протащили под руки стонущего в беспамятстве своего. Один нес два автомата… Паспорт тот пожарный отдал какому-то милицейскому начальнику, который, как сказали, считает трупы. А в редакцию он пришел потому, что не видел фамилию и имя того парня среди списка убитых…
С трудом, по крохам восстанавливались кусочки биографии Анатолия. Кто-то вспоминал, что был такой почти с первого дня в его отряде. Нашел в своем списке, вынесенном из Дома Советов. Паренек родом из Еревана. Кто-то помнил, что прибился он потом к отряду, что базировался в спортзале. Кто-то видел, как после первого штурма перебегал он со всеми, безоружный в основное здание… В „Белый дом“ Анатолий приехал откуда-то из Подмосковья, где работал истопником при больнице, где находилась его мать. Брат Анатолия уехал куда-то на север — поступать в речное училище… Автомат он подобрал в холле, когда уже было принято решение о прекращении сопротивления. У одного из милиционеров, шедших сдаваться, попросил пару магазинов. Убрал их в карман куртки и отошел к еще нескольким бойцам, повязывавшим поверх волос узкую черную ленточку — приднестровский символ идущих на смерть…»[407].