присутствовал Сергей: либо отчаянно колотя по клавишам, либо просто улыбаясь своей плутовской улыбкой откуда-то из уголка кадра.
Как всегда, в центре моего внимания был Борис, и я переполнилась невероятной гордостью, увидев его степенно выходящим на сцену с белым Stratocaster’ом наперевес, как рыцарь с копьем, сияющим новым блеском. Весь вечер он играл на нем попеременно со своим гитаристом Сашей Ляпиным[31], и я была счастлива ощущением того, что и мне удалось внести посильный вклад в происходящую у меня перед глазами революцию.
Весь час выступления «Аквариума» я пребывала в состоянии эйфории. Толпа безумствовала, Борис был ее кумир. Со свисающей с плеча гитарой он напоминал Атланта, держащего на плечах весь мир: настоящий титан. За жестким рок-н-роллом следовал тягучий тяжелый блюз, затем мягкая лирическая баллада. Весь зал в унисон подпевал торжественному гимну «Рок-н-ролл мертв». Время от времени мне хотелось ущипнуть себя: неужели я нахожусь в Советском Союзе, стране, считающейся «империей зла» и нашим самым страшным врагом, и я по уши влюбилась в рок-группы этой страны?
Когда стихли овации и толпа постепенно потянулась к выходу, мы с Джуди ринулись за кулисы поздравить Бориса. Вдруг, в середине разговора, кто-то нас прервал и с тревогой на лице отвел Бориса в сторону.
– Здесь, за кулисами, КГБ, – прошептал, вернувшись к нам, Борис. Я почувствовала внезапную тревогу, не столько за себя, сколько за Бориса и других музыкантов. Не мы ли своим приходом навлекли на них беду? – Вам нужно уходить и немедленно, – только и сказал он.
Глава 5
Бунтарь без понятия[32]
Мы понеслись по темному коридору к двери, на которую нам перед концертом указал друг Бориса, – два оленя, убегающие от охотников из КГБ. По крайней мере, мы знали, что нас ждет надежный выход. Мы переглядывались на бегу, нервно хихикая, пока вдруг не уперлись в кирпичную стену. А вот и дверь. Не открывается. В панике я толкаю ее изо всех сил. Бог мой, она заперта! Не говоря ни слова, мы разворачиваемся и вдруг замираем, видя, как из еще одной артистической выходит какой-то парень. Поворачиваем за ним еще в какой-то коридор; глаза мои, как спутниковые антенны, бешено вращаются, пытаясь найти хоть какой-то сигнал, хоть какой-нибудь выход. И вдруг мы опять оказываемся в зрительном зале. Ринулись вниз по ступенькам, чтобы успеть влиться в поток последней выходящей из зала кучки зрителей, направлявшейся к выходу из здания. С толпой слились, и вдруг я понимаю, что потеряла Джуди. Не останавливаясь, я лихорадочно вглядываюсь в каждое возбужденное лицо, надеясь увидеть знакомый нос пуговкой и круглую челку на лбу. Еще через пару секунд я наконец оказываюсь у двери, думая, что, по крайней мере, мне удалось убежать.
И вдруг прямо передо мной из сигаретного дыма выплывают, как призраки, двое мужчин в костюмах. Хватают меня за руки и тащат прочь от открытых дверей и теплого ночного воздуха. Сотни человек проходят мимо, никто не решается остановиться или произнести хоть слово. Мужчины не в форме, без каких бы то ни было опознавательных знаков, и, как по мне, выглядят они как заправские гангстеры. Не веря в происходящее, смотрю на мелькающие возле меня тени: ни одна душа не остановилась, чтобы вмешаться или признать меня.
Так втроем мы и спускаемся по лестнице вниз, сжимавшие мне плечи цепкие пальцы ни на секунду не размыкаются. Заводят в темную комнату без окон, металлический стол и два стула. Все как в кино. Указывают на один из стульев. Я сажусь. И тут на меня обрушивается шквал вопросов, без всякого вступления, объяснения и ни слова по-английски.
Я же в ответ только твержу как попугай: «I don’t speak Russian. I don’t speak Russian, I don’t speak Russian, I don’t speak Russian»[33].
Они повышают голос, чуть ли не орут с искаженными от злобы лицами.
– I don’t speak Russian. I don’t speak Russian, I don’t speak Russian, I don’t speak Russian.
Платиновую прядь я пытаюсь убрать подальше за ухо, моля бога, чтобы они приняли меня просто за приехавшую учиться сюда на семестр студентку с безумными волосами, угодившую каким-то образом в рок-клуб.
– What. Is. Name?[34] – спрашивает наконец один на ломаном английском.
Я молчу. Он еще больше повышает голос.
– What is name?!
Я понимаю, что стоит мне назвать свое имя, меня в СССР больше не пустят.
Передо мной стоит лицо Бориса, и я прямо кожей ощущаю, что как только я произнесу слова «Джоанна Филдз», лицо это растает в воздухе, как мираж. В отчаянии я дерзко говорю в ответ: «Скажите мне, кто вы, и тогда я назову вам свое имя».
– Кто тебя привел? – Один из них закуривает, глаза его остаются холодными, хотя изо рта и из ноздрей клубами выходит горячий дым.
– Почему сюда?
Я молчу.
– Ты знаешь Виктора Цоя?
…
– Майка Науменко?
…
– Бориса Гребенщикова?
– Нет, никогда о таких не слышала, – отвечаю я.
– А ты кто?
Я не знаю, что им говорить. Мысли лихорадочно скачут, а сердце то подступает к горлу, то уходит в пятки. Чуть ли не задыхаясь, я слышу собственный голос: «Я американская гражданка. Если хотите узнать мое имя, звоните в консульство».
Два медведя переглядываются. Что делать со мной – напуганной, но злой и дерзкой девчонкой – они, судя по всему, совершенно себе не представляют. Они обмениваются несколькими словами и вновь смотрят на меня.
– Go[35], – произносит наконец один из них, бросая окурок на пол и указывая на дверь.
Я быстро выбегаю, вновь спешу в опустевшее фойе и через главный вход наконец попадаю на улицу. Адреналин бешено колотит сердце, но я счастлива вновь быть на улице, среди людей, еще толком не разошедшихся после концерта. Не зная, что делать, я иду по улице, чтобы как-то выпустить клубок сжигающей меня энергии. Рядом со мною, ступая нога в ногу, оказывается девушка, которая тихо шепчет мне почти в ухо: «За тобой следят. Походи по городу, постарайся от них отстать и приходи к нам. Мы там все вместе будем тебя ждать». Она быстро произносит адрес и тут же исчезает, как сказочная фея, прежде чем я успеваю открыть рот и спросить о сестре.
Подталкиваемая адреналином, я шла по улице, повторяя, как молитву, чтобы не забыть, названный мне адрес. Через несколько кварталов, прежде чем повернуть за угол, я увидела еще одного «медведя» в сером костюме. Он тут же отвел взгляд и отвернул голову. Я чуть