Читать интересную книгу Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - Константин Радов

Бежало время. Утекало, как вода сквозь пальцы. На Сретение устроил смотр егерям. Ефим Мордвинов, ставший в мое отсутствие полковником, откровенно недовольствовал спешкой, резонно полагая, что откроется много упущений. Набаловался, вдалеке от начальства. Вообще-то приятно было видеть знакомые лица после четырех лет, насыщенных всякого рода событиями; но обстоятельства требовали крутого обращения безо всякой приятности. Полк мною был создан и вскормлен. Меня в нем почитали, как отца родного. Однако перейти к строгим экзерцициям от деревенской расслабленности, когда главное занятие — выколачивать из крестьян подати, а между делом бражку отнимать и девок щупать… Нелегко это, знаете ли. Жили спокойно — вдруг генерал прискакал!

Правда, одно средство подсластить горечь встречи я про запас держал. Дивиденды за прошлый год, на вложенный в дело запасный капитал полка — и не в общую кассу, а к раздаче по долям. Суммы выходили сравнимые с жалованьем. Быть может, опрометчиво с точки зрения чистой коммерции так раздавать доходы, не сочтясь еще с лондонскими кредиторами — только иначе и у меня бы не оказалось денег на все многоразличные нужды. Не идти же на подлог, забрав кассу компании себе, в ущерб прочим акционерам. И еще, ввиду неизбежных на войне случайностей, хотелось расплатиться с людьми, пока все живы. Кстати, мастеровым в Тайболе прошлогодние долги тоже отдал. В серьезный бой принято надевать чистое исподнее — не помешает и чистая совесть. Все равно, есть ли там что за гробом, или нет.

Вторым, после Тулы, важнейшим пунктом по пути на юг был Тавров. Собственно, в этом городишке меня интересовал только засевший на верфях Змаевич. Требовалось заблаговременно выстроить отношения и согласовать планы.

Согласно фамильному преданию, род вице-адмирала происходил от приобщившихся к цивилизации и перешедших в католицизм черногорских разбойников. Произошло сие много поколений назад, но и теперь щегольские, аккуратно подбритые усы выглядели, как приклеенные, на суровом лице, будто вырезанном из дуба с гор Монтенегро. Мы с ним были знакомы, но не более того: почему-то выходцы с адриатических берегов не очень дружат между собой в России. Может быть, опасаются людей, способных пролить свет на их прошлое? Я не склонен собирать сплетни, пересчитывая, за чьей спиною осталось больше свежих трупов — однако историю Змаевича знал. В ней, как в романе, перепутались вековая вражда знатных родов, коварное похищение дочери турецкого аги, междоусобная резня на улицах городка Перасто, бегство от венецианского правосудия и константинопольская тюрьма. Не стоило забывать, что в русскую службу моряк вступил при посредстве Толстого: стало быть, связан по этой линии с моими врагами.

Матвей Христофорович встретил гостя с любезностью, за которой крылись настороженность и беспокойство. Морские офицеры вообще ревниво взирают на любые попытки сухопутных коллег предписывать им образ действий — а в предстоящей войне этого никак не избежать. Змаевич хотя и выше чином, но при коллегиальном решении дел, предписанном государем, важнее окажется присутствие со стороны армии еще двух генерал-майоров, подчиненных мне. Кропотов, правда, сейчас в Царицыне, а Румянцев — в Петербурге. Без него с комплектованием и снабжением войск я бы не справился, будучи в ведомстве Меншикова персоной нон грата. Когда начнется кампания, голоса моих помощников легко могут быть консолидированы. Моряки противовеса им не имеют. Как строить отношения, дабы обойтись без многоначалия, вражды и соперничества? Да еще с учетом того, что важная часть флота непосредственно подчинена мне?

Поручать гребную флотилию пехотному генералу — чисто русская манера. Петр может хоть верблюда назначить амфибией. Впрочем, это естественное следствие того, что вместо каторжной шиурмы на веслах сидят солдаты и казаки: не менять же начальство при амбаркации войска. В Балтийском море галеры имеют отдельное командование, и такая система полностью себя оправдала. На юге она не годится, в силу элементарных географических различий. Всю Финляндию гребные суда могут обойти шхерами; только у Гангута безопасный от вражеских кораблей фарватер прерывается. А здесь — ежели турки зевать не будут, то без поддержки линейного флота шагу не ступить.

Значит, нужна тесная дружба с моряками. Лесть, угощения, подарки, любезные беседы — и скрытный сбор сведений о воровстве на верфях (без коего точно не обходится). Камень за пазухой на всякий случай стоит держать — хотя на храброго и заслуженного адмирала это недостаточное средство. Главное — выстроить диспозицию так, чтобы риск неудачи взять на себя, а славой победы поманить Змаевича. Тогда он точно не отвергнет приманку!

С первого посещения верфей замечалась разница: как весело кипит работа вокруг судов, приписанных к корабельному флоту, и насколько лениво тюкают топорами редкие плотники на тех, кои предназначены для меня. Пусть. Все равно я не вижу места галерам в предстоящих баталиях. Но вице-адмиралу знать о том не надо. Чем натуральней будет притворное огорчение, чем убедительней — угроза отписать государю, тем больше удастся выторговать взамен.

— Матвей Христофорович, — тяжкий вздох, кажется, удался, — мне очень жаль. Похоже, галеры не могут быть спущены на воду до окончания половодья; а в межень столь крупные суда по Дону не сплавить.

— Александр Иванович, если собрать работников на двух или трех…

— Две — это всё равно, что ничего. Тогда уж лучше приостановить их еще на год, а плотников перевести туда, где сроки не терпят… Готов принести такую жертву на алтарь Отечества. В возмещение попрошу несколько десятков канонерских и мортирных судов. Малого размера, чтобы делать летом и провести в Азов к августу месяцу. Или даже сентябрю.

— Без указа Его Величества заложить оные нельзя. Могу дать из состава флота, только они нуждаются в тимберовке. Как и все корабли. Бомбардирские кечи с трехпудовыми мортирами годятся?

— Сойдут. Для более крупного калибра — об отливке бомб пришлось бы самому хлопотать. А запасы трехпудовок, сколько помню, с прошлой войны остались. Флот ни одного выстрела не сделал.

— Это упрек?

— Нет. Всего лишь сожаление. Командор Бэкем все причины мне тогда изъяснил. Подробнейшим образом. Сейчас, Матвей Христофорович, как полагаешь: ситуация изменилась, или по-прежнему кораблям из гавани не выйти?

— Выйти-то просто. Есть куда: якорная стоянка у Белосарайской косы глубиною довольнее Таганрогского залива и береговыми батареями защищена может быть. За сто верст морского берега, кои Таванским трактатом России отданы — тебя, Александр Иванович, флот должен вечно благодарить. Только…

— Спасибо на добром слове: я тронут, ей-Богу. Только — что?

— Преимущество турок в кораблях линии остается подавляющим — и нет способа сие изменить. Можно, конечно, повторить гренгамскую хитрость, и даже не один раз, но потеря неприятелем двух или трех судов нам не поможет.

— А скольких — поможет? Прости, Матвей Христофорович: мне неизвестны новейшие сведения о состоянии турецкого флота. Впрочем, как и нашего.

— Изволь. Согласно доношениям Неплюева, султан имеет тридцать кораблей: на двух по сто десять пушек, на одном сто две, прочие от пятидесяти до восьмидесяти. Это всё годные, не считая обветшалых. Фрегатов около пятнадцати, галер примерно столько же — сосчитать трудно, понеже не стоят в Константинополе, а употребляются в Архипелаге против разбойников. Судов сорок или близко к тому могут выставить берберийцы, но в линию из них годятся немногие: по самой щедрой оценке, едва ли десяток. Без крайней нужды турки призывать африканских вассалов не станут, потому как оные реисы до денег слишком падки: такая помощь тяжела для казны. Покамест султану хватает собственного флота. Каждую весну половина его отправляется в Керчь, сторожить русских. На зиму возвращается в Босфор, оставя четыре или пять кораблей на случай нежданной диверсии с нашей стороны.

— Погоди-ка. Значит, пролив закрывают десятка полтора кораблей и несколько фрегатов? Причем не самых крупных: насколько понимаю, для стопушечников там мелковато. Равные силы с нашим флотом.

— По рапортам Адмиралтейской коллегии — может, и равные. А на деле… С окончания прошлой войны ни одного судна для Азовского моря не заложено, только начатые достраивали. Девяти лет достаточно, чтобы обшивка успела подгнить. Лес сырой, порты на юге и на севере все в устьях рек — значит, вода пресная. У неприятелей, как назло, соленая! Считай, наши суда вдвое скорее гниют.

— Сколько же у нас кораблей годных?

— Без оговорок — один: "Старый орел". Выстроен в девятом году, в запрошлом — тимберован.

— А с оговорками? В Петербурге мне толковали, что двадцать.

Лучше не называть, кто толковал. Оспаривать августейшее мнение вице-адмирал не станет, а правду слышать хочется.