Читать интересную книгу Большая книга перемен - Алексей Слаповский

Сторожев резко затормозил, остановился на обочине.

– В морду дать? – спросил он.

– Да пошел ты! – ответил Илья. – Езжай домой и прополощи свой поганый рот, скотина. Ты сам понимаешь, что говоришь?

И открыл дверцу, и начал вылезать.

– Я в виде версии! – закричал Сторожев. – Я в шутку! Что, не хватает ума сообразить, когда человек шутит? Придурок! Садись обратно!

– Маршрутку подожду.

– У тебя же денег нет!

– Ничего, кто-нибудь и так подвезет. Даром. Есть еще люди на свете, Валера, хотя тебе, наверно, неприятно осознавать этот факт.

– Только не надо мне нотации тут читать! Моралист, ё! Сам душу за миллион продал и кочевряжится!

– Ничего я еще не продал! Проваливай!

Валера не стал больше уговаривать, резко газанул, обдал Илью пылью из-под прокрутившихся и завизжавших от резкого старта колес и уехал.

Илья остался на окраине города один. Вокруг кусты, поодаль фонарь рядом с каким-то строением. Илья подошел: кирпичное неказистое здание с вывеской «Шиномонтаж». Двери закрыты. Мимо изредка проезжали машины, никто не рискнул взять одинокого мужчину. Потом показалась маршрутка. Илья поднял руку, она остановилась. Открыв переднюю дверцу, Илья сказал водителю очень вежливо:

– Довезите, пожалуйста, до города, только у меня денег нет.

– А я миллионер – даром вас возить? – спросил водитель с акцентом.

– Извините.

– Ладно, влезай. Ограбили, что ли?

– Нет. Сам отдал.

– Это как?

– Бывает.

– У меня никогда не бывает, чтобы сам отдал. Девушка, да?

– Вроде того, – Немчинов отвернулся и стал смотреть в темноту.

Валеру встретила Наташа – уютная, ласковая, домашняя. Встревоженная.

– Поздно ты. И не позвонил.

– Сама могла позвонить.

– Боюсь отвлечь от твоих дел.

– В самом деле. Вдруг я с женщиной, неудобно получится.

– Да, – улыбнулась Наташа.

– Что, даже не веришь, что такое может быть?

– Может. Каждый в своем праве.

– Не верю! – закричал Сторожев. – Сто раз от тебя это слышал, а не верю! Не бывает неревнивых женщин! Это я просто в последнее время успокоился, не гуляю, а на самом деле…

– Ты абсолютно свободен, – твердо и спокойно сказала Наташа. – Это нормальное право любого человека.

– Ты сама веришь в то, что говоришь?

– Да.

– Ну, тогда пока! Пора по бабам!

И Валера выскочил из квартиры.

Он ехал по вечернему городу – наугад. Но колеса сами привели на улицу Донскую, где выстроились размалеванные девушки, – Донская была известна лучшими уличными проститутками Сарынска. Они навели Сторожева на мысль позвонить старой (то есть весьма еще молодой) знакомой, девушке Виоле, с которой он нередко имел дело, когда был холостым.

Я и сейчас еще холостой! – мысленно воспротивился Валера.

Позвонил. Виола, в отличие от девушек на Донской, принимала дома, она была классом и ценой повыше. И оказалась свободна. Обрадовалась звонку Сторожева (еще бы – заработок!).

Он поехал к Виоле.

Едва вошел, принялся ее обнимать, мять, подхватил на руки, потащил в комнату.

– Ого, – удивилась Виола, – какой ты голодный! В чем дело? Жена не дает?

– Она не жена.

– Только у нас, Валерчик, тарифы повысились. Чтобы ты знал.

Сторожев вспомнил, что все деньги оставил у Иванчука для Лили.

– Тьфу, черт! У меня наличных нет.

Виола отодвинулась, стала собирать на затылке растрепанные волосы, стянула их резинкой и превратилась из принцессы в золушку (чтобы не казаться чересчур красивой, меньше раздражать отказом).

– Извини. Ты наши правила знаешь, исключений ни для кого нет.

– А кредитка не подойдет?

Виола рассмеялась:

– Ага. А мне кассу завести и чеки вам выбивать.

– Кстати, не помешало бы. Чтобы можно было пожаловаться в общество потребителей.

– Не сердись. У меня тут супермаркет под боком, круглосуточный. И там банкомат, он тоже круглосуточно работает, я сама пользовалась. Можно деньги снять.

– Потом, Виола. Ты что, не веришь мне? Потом, через полчаса, двойной тариф, ага?

– Да это пять минут на машине! Заодно вина купишь, я что-то так вина хочу! Красного, ладно?

Сторожев отправился в супермаркет. Купил вина – не слишком дорогого и не слишком дешевого, кое-каких продуктов – это не Виоле, а домой, оставит в машине. Подъехал к дому Виолы. И, не останавливаясь, резко повернул.

Дома, входя, вытянул руку с бутылкой вина:

– Мир?

Наташа, с влажными глазами и с улыбкой, за которую Сторожев простил ей все, сказала:

– Мир.

12. ПИ. Упадок

__________

__________

__________

____ ____

____ ____

____ ____

Вам многое неясно, волнуют проблемы общественной жизни.

Немчинов считал, что из него не получился настоящий писатель только по одной причине: не нашел своего стиля. Он умеет придумывать истории и персонажей, разбирается в людях, у него даже имеется вполне достойная большого писателя большая мысль: каждого человека – сделать хоть немного больше предначертанного. То есть, если представить, что судьба каждому дает некий минимальный план (Немчинов в это верил), каждый способен сработать сверх плана. Илья с молодости пытался к чему-нибудь приступить – к роману, повести или одолеть хотя бы рассказ. И неизменно застревал на первых же строчках, бесконечно переставляя и заменяя слова, напоминая самому себе подопытную обезьяну с пазлами, неспособную составить цельную картинку, бестолково прикладывающую разноцветные кусочки друг к другу. У него не возникало ощущения – только так и никак иначе. Получалось – можно так, а можно и так. А как лучше – непонятно. То есть при чтении чужих текстов он понимал, что хорошо, а что плохо, но при составлении собственных чутье куда-то девалось. Это не значит, что Илья совсем неспособен был писать. В газете, документально – дело нехитрое. И целую книгу о Постолыкине осилил. Но использовал при этом среднеарифметический, общеупотребительный язык. Написать: «Игнат Егорович Постолыкин родился 19 января 1833 года в семье крепостного крестьянина» – не так уж и трудно. А вот: «Пришла осень. Начались дожди» – проблема. То есть вроде уже написано. Но Немчинову это кажется сухо и пресно. Он пробует иначе:

1. Пришла осень. Задождило.

2. Наступила осень, пришла пора дождей.

3. Пришла дождливая осень.

4. Осень… Дожди…

5. В тот год осень была дождливой.

6. Дожди лили всю осень.

7. Осень, хмарь, грязь, дожди.

8. Принимая осенние дожди с привычной печалью и даже с осознанием свершения чего-то должного, пусть и неприятного, Игнат…

Кончались эти труды обычно фразой вроде: «Осенью Игнат отправился…» И дальше как по маслу.

После ссоры с Валерой Сторожевым Илья пожалел, что согласился написать книгу о Костяковых. Подумывал даже, не вернуть ли аванс, пока не поздно? Но жена Люся и дочь Яна так обрадовались этим деньгам, так зауважали Немчинова за добычливость, что он не нашел в себе сил повернуть назад. Да и потрачено уже сколько-то, и каким образом теперь это сколько-то восполнить? И как объяснить свой отказ?

Илья читал тот же текст, что до него переделывал Дубков, честно пытался начать.

Ничего не выходило.

Бросил писать, отправился в музей краеведения, потом в городской архив, где у него были знакомые, копался в доступных материалах. Нашел двадцать восемь Костяковых, отыскал и Данилу Егоровича, деда братьев. Матерью его была некая Алена Костякова из мещанского сословия, вместо отца прочерк. Откуда взялось при этом отчество Данилы – непонятно. Видимо, со слов матери. Сама Алена Костякова больше нигде не значилась, отчества ее не зафиксировали, непонятно, в какой линии каких Костяковых ее искать.

Потом Илья ворошил подшивки старых газет, находя информацию о братьях. Ничего особенного, вернее, ничего такого, о чем он сам не знал.

Через неделю после этой нудной работы Илья затосковал, заскучал и попробовал напиться – не получилось, после первой же рюмки взбунтовалась язва, его чуть не стошнило.

И вот он сидел ночью у открытого окна, за которым привычно шелестел тополь, говоря душе Немчинова о том, что много в мире таких тополей, много людей слышит их, находясь в состоянии раздумья, печали, радости, грусти, миллионы и миллиарды людей одновременно мыслят, и непонятно, почему этот мощный процесс не сносит ось вращения земли. А может, и сносит помаленьку. И каждый из этих людей велик для себя самого, каждый для себя и сага, и поэма, и эпос. «Гнев, богиня, воспой…»

Илья усмехнулся.

Сама собой написалась первая строчка, а потом пошло, покатило, полетело:

Славен и древен в веках многочисленный род Костяковых.Верный вояка Костяк в книгах еще летописныхЗначился правой рукой князя Никиты Остужа.Род Костяка разошелся на множество славных ответвий.Быстро столетья бегут, и вот Даниил появился,Кроткой Алены сынок и Егора, покрытого тайной.Отчего крова лишен, он на счастие встретил Лукерью,Им бы совет да любовь, Даниил воевал и трудился,Сына и дочь породил, и тут грянула новая битва.Быть он не мог в стороне, ополченцем в тылу подвизался,Хоть без оружья, но в форме. В году роковом сорок третьемПал он и был захоронен в неведомой братской могиле.Сын же Виталий сначала на оборонном заводеДенно и нощно работал, сил своих не покладая.Но, невзирая на бронь, он просился на передовую,Чтоб отомстить за отца и за мамы горючие слезы.В сорок четвертом году уважили просьбу. И вот онВ Вене кончает войну артиллеристом-сержантом.Новое время пришло. Современный отсчет начинаем.Снова к станку он встает, наш Виталий, напильником мирнымМирный металл обрабатывать, чтобы на счастье народа.Так он и жил, подтверждая своею рабочею костьюПравильность имени рода. Но род продолжения хочет.Встретил Евгению он, и с женщиной этой чудеснойТрех сыновей породили, витязей умных и сильных.Веским довеском им был брат их от Екатерины,Виталия младшей сестры. Каждый был в чем-то силен.Павел, как это весьма старшего брата достойно,Первоидущим ступал, путь расчищая семье.Многое шло чрез его наторевшие в бизнесе руки,Толк он познал в золотой, как липовый мед, древесине,Щебне белесом, песке и цементе, притом не брезгливоДланью своею контрольной все щупал и трогал, чтоб честноДело веселое шло. Не чурался он также продуктов,Галантереи и прочих разнообразных товаров.Он и в финансах был дока. Нам легче назвать будет область,В которой бы он не успел. Настолько широк его профиль.Многое он испытал. Конкуренты его подставляли,Зверем рычал криминал, угрожая расправой, и дажеБыли попытки убить, но не сладилась подлая месть.Так и стоит он колоссом чести, успеха и славы.Брат его младший Максим, многоумный провидец событий,Не побоявшись хлопот, в лоно общественной жизниСмело он бросил свое честью горящее сердце.И репутацию он заслужил у народа по праву.Вот он теперь наверху, облеченный доверьем, но большеЦенит возможность помочь людям в их доле несладкой.Средний же брат Леонид жизнь начинал искрометно,Был публицист и оратор, массы вперед увлекая.Прочили дружно ему в будущем славную участь,Но прервалась его жизнь, в водной стремнине утоп он.Ходят о нем до сих пор глупые, странные слухи,Будто увлекся всерьез старшего брата женою,И между ними любовь чуть не случилась. За этоБудто бы Павел убил брата любимого насмерть.То, несомненно, вранье. Павел своих не затронет.Может прищучить чужих, но и на это имеетОн исполнителя. Петр, двоюродный брат резворукий,Трудится пуще родного на тучной их бизнеса ниве.И хоть фамилией Чуксин, духом вполне Костяков.

На этом Немчинов остановился, устав шутить, да и что за шутки, от которых сам не получаешь удовольствия?