6 сентября императорская армия взяла Варшаву. Последние отряды польских повстанцев бежали из Российской империи в Австрию и Пруссию, тайно переходя границы.
По всей Европе прокатилась информационная кампания, жестко осуждавшая Россию. В европейской прессе приводились фантастические сведения о «зверствах русских войск над мирным польским населением», всячески подчеркивалось: поляки есть передовой отряд Европы, героические борцы с русским варварством.
Русское правительство тоже вроде как печатало какие-то свои статьи во Франции, даже перевело брошюру Пушкина и Жуковского на французский язык. Но, увы, это выглядело, как попытка оправдаться, а когда оправдываешься, в дознании людей утверждается — значит, все-таки виноват!
Русская официальная пропаганда не использовала самых сильных аргументов: ничего не писала, например, о том, что под феодальным гнетом русских царей избирательным правом в Польше пользовалось больше людей, чем в тот момент в передовой Франции. Тем более не поминали французам заминированного Кремля, превращенных в бойни и в конюшни храмов Москвы. А зря… Лучший способ обороны — нападение. Основания для нападения были, аргументы могли бы быть совершенно убийственные. Такие, на которые и французским депутатам было бы трудно возразить.
Ведь Россия Александра действительно дала Польше намного больше, чем Франция Наполеона.
Но, видимо, и на русское правительство действовала логика: европейцы имеют право указывать нам, как надо жить. Оправдываться еще можно, но не отвечать же на критику французов такой же жесткой критикой порядков в самой Франции?
Глава 5
Особенности Российской империи
Мы, русские, либо ломаем себе шею, либо одерживаем победу. И чаще мы побеждаем.
С. ЭйзенштейнК началу XX века Российская империя — это централизованное государство, которое территориально достигло своего максимума и сформировало свои государственные границы.
Все предыдущее столетие европейцы истово доказывают агрессивность русских. Попробуем понять, с чем же так яростно спорила Европа, что доказывала.
Россия не создавала колониальной империи, как страны «старой» Европы. Она не завоевывала чужих земель, чтобы жить за их счет. Русские не превращали в рабов жителей других стран, не ввозили их из одной части своей империи в другие. Не истребляли на рудниках население покоренных стран. Не изгоняли со своей земли целые племена и народы.
Россия абсолютно не похожа на колониальные империи европейцев. Российское государство росло во многом потому, что русские были жизнеспособным и активным народом. Природа оказалась к нам одновременно и суровой, и щедрой: Русь всегда была окружена поясом малонаселенных, почти не освоенных земель. Земли эти, на первый взгляд холодные, неплодородные, удаленные от центров тогдашней цивилизации.
Такова была средняя полоса России. Это сейчас она освоенная территория, на которой шумят миллионные города. В Средневековье это был край беспредельных «муромских», «мещерских» и прочих лесов, без дорог и городов, без своего производства хлеба. Хлеб в междуречье Оки и Волги ввозили с территории современной Украины или из Великого Булгара — с Волги.
Это потом русские создали систему навозного удобрениями прежде бесплодные, никому не нужные земли стали давать богатые урожаи. Русские переселенцы после татарского нашествия потоком хлынули в междуречье Оки и Волги.
Такими же холодными, глухими землями казались и Поволжье, и Предуралье, и Урал, и Сибирь, и Приамурье.
Так что делать вывод об изначальной, древней «агрессивности» русских преждевременно. Логичнее сделать вывод о нашей жизнеспособности, активности и трудолюбии.
Население колонизуемых земель не проигрывало от появления русских. Доказательства? Очень простые… К 1913 году численность всех народов бывшей Российской империи была больше, чем до завоевания. Вот численность индейцев на территории США упала с 1–1,5 миллиона человек в 1700 году до 200 тысяч в 1900 году. Выводы напрашиваются сами.
Московия, потом Российская империя воевала? Да. Но воевала, как правило, не с будущими подданными, а с их владыками. Народы земель, «колонизуемых» Русью, уже платили дань завоевателям. И те, кто эту дань собирал, не собирались от нее отказываться в пользу Москвы или Санкт-Петербурга.
Продвижение Руси, колонизация ею новых земель, решало старые цивилизационные споры, порой доставшиеся ей еще от Золотой Орды.
В этом продвижении, росте, колонизации сказывались географические особенности России. Продвинувшись на какое-то расстояние, русская армия утверждала новые рубежи, но эти рубежи были такими же проницаемыми, условными, как и старые.
Города Южной России изначально основывались как крепости, форпосты против постоянно набегавших степняков. На протяжении всего XVII века Белгород и Курск, Орел и Воронеж были в первую очередь крепостями. Московия не могла справиться с работорговцами из Крыма, прекратить постоянные набеги татар-людокрадов. Южнорусские города окончательно перестали быть крепостями только в XVIII веке, после присоединения Крыма, чему предшествовали пять русско-турецких войн.
Такое количество военных конфликтов между Россией и Турцией объясняется двумя причинами. О первой уже сказано — русские люди, как и абсолютно все другие народы, не любят, когда их захватывают в рабство.
Вторая причина: борьба за исконные славянские земли. После монгольского нашествия Русь потеряла степные, южные земли. В XI веке брат Ярослава Мудрого, Мстислав Удалой правил в Тмутараканском княжестве — в Причерноморской Руси. После монгольского нашествия славянское население «забилось» из степей в леса. Под ударами степняков русские уходили на север, край холодный, лесной, но несравненно более безопасный. Степи запустели, стали зоной ведения кочевого скотоводческого хозяйства. Русские земли, некогда плодородные, превратились в т. н. Дикое поле. Одно название чего стоит.
Возвращение этих земель имело и стратегическое и идеологическое значение. Важно было не только положить конец «крымскому кошмару». Причерноморские степи русские всегда считали своей национальной территорией. И имели все основания объявлять эти земли изначально «своими», несправедливо отторгнутыми от России.
Этот народный энтузиазм хорошо передает К. Симонов устами «своего» Суворова. Для того чтобы объяснить солдатам смысл перехода через Альпы, Суворов вспоминает те времена, когда русские воевали с турками в Причерноморье…
Бывало, скажешь им — за степи,За Черноморье, за Азов!Вослед полкам тянулись цепиПереселенческих возов…
В 1771 году русская армия вошла в Крым, и на этот раз крымские ханы не могли выбить ее обратно. Могучий сюзерен крымских татар, Турецкая империя, уже была не в силах остановить Россию.
Силой оружия Россия вынудила Турцию оставить Крым на произвол судьбы, прекратить поддержку оружием, хлебом и международным покровительством, а также положила конец «крымской» набеговой системе и краже людей.
Но и это не решило проблему. В ставшем независимым Крыму было неспокойно. Многим татарам было совершенно непонятно, как теперь жить — без старого, доходного дела — набегов и грабежей. В 1783 году последний крымский хан Шахи-Гирей отрекся от престола в пользу России, Кроме военного давления, Россия руками Григория Потемкина предложила Шахи-Гирею огромную сумму отступного — миллион рублей золотом. Своего рода взятка формально независимому владыке.
Судьба Шахи-Гирея печальна: знатные татары не простили ему предательства. Его поймали в степи и влили в горло хану расплавленное золото.
— Ты любишь золото, хан? Получай!
Конец татарским набегам. Поток переселенцев хлынул на юг, осваивая бескрайние степи. Уже к началу XIX века Новороссия стала житницей России… и не одной России. Вывоз южнорусского хлеба из Одессы кормил и Европу.
На юге, на теплом Черном море зашумели большие города: Херсон, Мариуполь, Николаев, Одесса, в Крыму выросли Севастополь и Симферополь. Окраина цивилизации, глухой степной край, трудами и усилиями русских превращалась в часть территории цивилизованного мира.
Однако успокоиться русским было не дано. Весь XIX век на русском юге приходилось держать порох сухим. Потому что Крым-то победили и освоили, но за теплым Черным морем, по которому свободно плавают все, лежала не «замиренная», не сложившая оружия Турция. Мусульманская страна, желавшая реванша за вынужденное оставление Крыма, не смирившаяся с выходом России к Черному морю.
Могучая империя, во много раз превосходившая по силе Крымское ханство, прекрасно помнила, как до русских побед конца XVIII века Черное море было своего рода «Турецким озером».