Райдер пристально за мной наблюдал. Нужно быть очень могущественной ведьмой, чтобы устоять и не лишится своих сил. Большинство ведьм уже бы корчились на полу у его ног, как вытащенная из воды рыба.
Я окинула взглядом стены. Для невооруженного глаза просто белые стены. На них было нанесено заклинание наказания, делающее беззащитным любого внутри комнаты, кто не являлся Фейри
– Крутой трюк, – проворчала я, восстанавливаюсь и расправляя плечи.
– На тебе нет явных татуировок, объясни, – презрительно бросил Райдер. Я холодно улыбнулась, не желая делиться с ним своими секретами. – Хочешь ещё один пример, почему ты не хочешь трахаться со мной?
– Мне не нужны татуировки, – прошептала я, сузив глаза на Райдера.
– Объясни.
– Я не могу объяснить, не здесь.
– Попробуй, – зло рявкнул он.
– Не могу! Не без грёбаного повода, так что если ты не желаешь дать мне его...? – я оставила вопрос повиснуть в воздухе, позволяя Райдеру додумать. Конечно же, я блефовала, выберись я из комнаты, смогла бы призвать силу и зажечь заклинания, но посчитала, что ему не обязательно знать на сколько я обеспокоена.
– Синджин принеси контракт. Зарук действуй.
Я захотела уйти прямо сейчас. Скользящее ощущение никуда не делось, будто что-то буквально ползает по моей коже. Я ненавидела быть не вооруженной, чувствовать себя слабой и хуже всего, Фейри это знали. Я лучше большинства знала, как бороться, но шансы были серьезно не в мою пользу.
– На колени, – прорычал тот, кого звали Зарук с сильным акцентом, ставя меня в тупик.
– На колени? – медленно выдохнула я. Серьёзно, мне нужно напиться и быстрее.
– Зарук для начала предложи ей варианты, – сказал Райдер, переместившись и облокотившись плечом о голую стену. В комнате кроме белых стен и мраморного пола, тоже белого, я ничего не смогла обнаружить. Комната выглядела стерильной и только от этого я была готова сбежать.
– Выбор переоценивают, она в любом случае нам ничего не расскажет, – сказал тот, которого зову Зарук. Одетый в белую накидку в стиле Кредо Убийцы[5], с лицом скрытым капюшоном, он повернулся и посмотрел прямо на меня. – Скажи, почему ты ненавидишь Фейри. Мари не могла это объяснить, говоря, что это не ее история, – я наблюдала, как он стягивает капюшон, являя еще одного Фейри, прекрасного и столь же смертоносного.
Его глаза засветились синим, что сделало его темную натуру, с волнистыми, светлыми волосами до плеч и бронзовой кожей, лишь более прекрасной.
– Пошел. Ты, – прорычала я, отводя от него глаза и переводя убийственный взгляд на Райдера. Они не имели никакого гребанного права!
– Хочешь, чтобы я работала на тебя? Отлично, но это не дает тебе права задавать идиотские вопросы!
– Я же говорил, Райдер. упрямство написано у нее на лбу, – Зарук хрипло рассмеялся.
Меня пнули сзади по коленям. Так же, как и накануне в хранилище. Я не спускала глаз с Темного Принца.
– Я пришла с твоей чертовой меткой на себе, потому что ты сказал, что защитишь меня!
Я вздрогнула, когда к моему горлу приставили лезвие ножа, а за волосы жестко схватили.
– К нему ты будешь обращаться с уважением, сука, – холодные, расчетливые слова, каждый слог которых наполнен обещанием смерти.
– Синтия, я говорил, что ни один Фейри не тронет тебя без моего разрешения. Давай Зарук, хватит возиться, если она не хочет говорить – мы вытянем это из нее, – голос Райдера стих, посылая по моему позвоночнику волну дрожи.
Нож убрали и ощущение скольжения по коже усилилось.
Воздух в комнате стал густым и грязным, темная магия пробежала по моей коже и отправилась на поиски в мой разум. Задрожали губы и руки, все еще прижатые к бокам.
– Райдер, не надо... пожалуйста, – на эти слова ушла каждая капля моей гордости. Я ощущала, как что-то роется в моих воспоминаниях.
Слишком мало.
Слишком поздно.
Я больше не в комнате с Фейри.
Теперь я в месте похуже, чем клуб Фейри, там, где не была с того самого злополучного дня. В глазах появились слезы, но я не позволила им пролиться. Я знала, что произойдет, знала, как свои пять пальцев.
Голоса, которые я думала никогда не услышать вновь, прокатились смеющимся эхом, отражаясь от стен.
– Дорогой, она слишком юна. Ей требуется время, – со смехом пропел нежный голос моей мамы, а глаза цвета голубой океанской волны зажглись от улыбки.
– Ерунда, Сирина, она достаточно взрослая, чтобы танцевать со мной, – донесся глубокий баритон отца за секунду до того, как его очертания достаточно проявились, чтобы я смола увидеть, как он указывает на ребенка, выглядевшего неуверенно.
Темно-каштановые волосы идеально обрамляли лицо папы, когда в совершенных темно-синих глубинах глаз светилась улыбка.
– Папочка, поставь нашу песню! – мягкий голос послал озноб по моей спине. Слабое, жалкое дитя.
Я ненавидела ее.
Я хотела похоронить ее.
И похоронила.
Давно.
Заиграла "Всей Душой" Джоренса, но рука отца даже не прикоснулась к стерео. Магия, он Глава Споканского Ковена. Он был моим героем и моим учителем. Я повернула голову влево и смотрю, как девочка решает идти ли ей, не уверенная в себе.
– Давай, дорогая, – сказал он с такой любовью в голосе, что одна слезинка скатывается из глаза одновременно со слезинкой из глаза ребенка.
Мама рассмеялась и медленно подошла к пятилетней девочке, которой была я, рукой поймала слезу и с улыбкой стерла. Я была такой плаксой, не зная своего места в мире, не зная столько вещей, которые и не должна была узнать.
Девочка подошла ближе, с маленькой улыбкой на лице. Папа тепло улыбнулся, приглашая в свои объятья, прежде чем поставить её на свои ноги и начать танцевать.
Я наблюдала за ними со своего места, сидя на толстом голубом ковре, на полу в нашем доме, а желудок скручивало от ужаса, сожаления и страха перед тем, что должно произойти.
Я ненавидела Райдера за это, даже больше чем за то, что этот Фейри сделал на шоссе.
Мама смеялась, сидя на деревянном стуле, который ненавидела, хотя отцу он нравился.
Ее сияющая улыбка словно ножом режет мое сердце, я хочу кричать, чтобы предупредить их, но знаю, чтобы я не сделала не изменит того, что грядет. Я переживала этот кошмар до тех пор, пока не знала каждую деталь наизусть.
Песня закончилась, и ребенок останавливается, она зачарована им – моим папой. Он для нее все. Всегда целовал ссадины и отгонял страхи. Он всегда был рядом, всегда. Пока они не забрали его у меня.
Я смотрю на дверь, знаю, что будет. Это всегда происходит.
Дверь содрогнулась от тяжелого удара кулаком, оба моих родителя насторожились. Сигнализация в доме начала пульсировать и кроваво-красные надписи вспыхнули, предупреждая о злых намерениях.