заявил: «Для него живу, Жигурс. Мой мальчишка. Мать — красивейшая актриса. Наши определили сына в лучший пансион Швейцарии. И мой счет перейдет к нему. Но если надуют Ребане и Торма…» Тыниссон скрипнул зубами, умолк.
…В ночь на 27 февраля вызванные для оцепления солдаты и члены оперативной группы во главе с майором Грибовым вышли на укутанную сугробами извилистую дорогу Пярну-Яагупи — Михкли.
Прижатая к непроходимому болоту, банда лесных братьев нашла себе бесславный конец. В нагрудном кармане тыниссоновского мундира был обнаружен обгоревший портсигар, а в нем чудом уцелевший снимок мальчишки, на обороте которого был девятизначный номер.
…Лейтенант Мюри представлял свою новую помощницу Альвине Лауба заместителю министра и руководителю отдела:
— Товарищ Лауба готова помочь нам в поисках резидентуры спецслужб Запада.
— Альвине Лауба, — поспешил пояснить Мюри, — урожденная Вессарт. А дипломата и шпиона Вессарта в двадцать втором году судил Петроградский ревтрибунал. У меня целая тетрадка выписок из «Петроградской правды» и «Красной газеты» того времени. Разрешите привести только одно место.
Перехватил одобрительный взгляд Пастельняка, извлек из планшета школьную тетрадь, прочел:
«Органы государственной безопасности разыскали представителя Эстонского генштаба, шпиона и спекулянта А. Вессарта, выполнявшего поручения начальника охранной полиции Альвера, в петроградском кафе «Черный кот». У арестованного были найдены три документа: сведения о состоянии воинских частей вдоль финляндской границы, указания имен нескольких военачальников и сведения о расположении стрелковой дивизии. Арестованный Вессарт во всем сознался и на свет выплыл целый легион шпионов…»
— Вы в родстве с этим Вессартом? — после некоторого молчания спросил заместитель министра.
— Никак нет, — ответил за Альвине Пауль. — Но их родство мы легендируем. Составлена легенда и о дружеских связях Альвине Лауба-Вессарт с деятелями «Омакайтсе». Наконец, кто сможет опровергнуть то, что в ее доме побывал как-то Тыниссон-Багровый и в знак доверия к Альвине оставил ей фотографию своего сына.
— Все у вас просто получается, — ворчливо отозвался Пастельняк. — Вошел к ней в дом, расчувствовался, видите ли, снимок сынка преподнес…
— На хранение отдал, — предположил Пауль.
— С каких же это радостей? Нет, лейтенант, Запад рвет и мечет по поводу потери своего «багрового кадра». Его эмиссары сто раз взвесят вашу версию. Извольте прочесть вслух, раз любите это занятие, свежую директиву одного из них своему эстонскому партнеру. — Протянул ему сообщение. — И товарищ Лауба пусть выслушает. Наша служба — опасная, уважаемые мечтатели.
Пауль читал быстро:
«Для Тесьмы. Склоняю голову в память о Багровом. Немедленно ответьте ударом в окрестности под Пярну и Выру. Тщательно исследуйте Вессарт вплоть до метода лечения Жанны д’Арк. Не упустите потенциально ценный кадр, годный для взрыва изнутри батальонов народной защиты. Планетный Гость».
— Метод лечения Жанны д’Арк — это что? — несмело спросила Альвине.
— Огонь, пытка, допрос с применением уколов, — они на все способны. Не одну спецшколу у нацистов прошли, — жестко пояснил Пастельняк и испытующе спросил: — Может быть, не будем продолжать?
— Будем, — Альвине раскраснелась от волнения.
— И ты того же мнения? — спросил Пастельняк у Пауля.
— Вас смущает, товарищ полковник, — произнес вместо ответа Мюри, — что Тыниссон доверил Альвине свою, что ли, тайну? А кому было ее доверить? Тыниссон чувствовал, что конец близок.
— Погоди, погоди, Мюри. Зачем ему кому-то что-то доверять? Ну, сгорела бы карточка вместе с ним.
Вот когда Пауль до конца раскрыл свою догадку:
— Он не только карточку доверил. Он доверил Альвине номер своего банковского счета в Швеции или в Швейцарии — по цифрам на обороте снимка это не сложно определить. Тыниссон хотел, чтобы Альвине напомнила его западным патронам об их обязательстве перед его сыном. Кому же было и довериться, как не своей связной, да еще женщине с учительским образованием?
— А если это просто какое-то другое число? — после раздумья спросил Пастельняк. — Мало ли что еще… Телефонный номер…
— Товарищ полковник, — вытянулся Мюри. — Вы сами в свой жизни риск не исключали…
И снова в комнате повисло молчание.
— А вы оба не перегибаете палку? — осведомился, наконец, Пастельняк. — Вы что скажете, товарищ Лауба? Кстати, как у вас с иностранными языками?
— Владею немецким, английским.
Он бегло спросил ее о чем-то по-английски, столь же легко она ответила.
Отпустив Лауба, Пастельняк попросил Мюри задержаться.
— С Вессарт ты придумал отлично. Где выкопал эту историю?
— Лауба рассказала. Потом попросил в Ленинграде в газетах поискать. И повезло.
— Так вот, Мюри, — предупредил уже строже заместитель министра. — Здесь тебе повезло. Но дальше фантазию свою обуздывай. Враг не дурее тебя и каждую нашу придумку сто раз выверит по разным каналам. Я доложу генералу, окончательно пусть он решает, а пока помогай Вяртмаа.
Эльмар ввалился домой к Паулю ночью, сбросил с себя пальто, вытянул из петлички пиджака цветок, зашвырнул его в угол.
— Осточертело, Пауль, — объяснил он приятелю. — Третий день вожу по ресторанам и паркам эту художественную натуру Эстер Тийвел.
Он заходил по комнате чем-то раздосадованный.
— О женихах — ни звука. Придется теперь тебе, Пауль, заявиться к ней. Предлог найдешь.
— Я что-то не знаю такого предлога, чтобы ни с того ни с сего женщина начала исповедоваться в своих женихах…
Эстер Тийвел приняла молодого визитера в своей мастерской, из окна которой открывался вид на руины монастыря святой Биргитты. Эстер, сохранившая в эту морозную пору темный загар, яркая шатенка со слегка выпуклыми глазами, придававшими ее лицу выражение легкого удивления, и в самом деле удивилась:
— Кто у нас бывал? Зачем вам это, товарищ… товарищ…
— Пауль Удрас, — представился Мюри и быстро добавил: — Я хочу помочь, мадам, или простите, мадмуазель Тийвел, больному человеку. Он прикован к постели. Разыскивает своих университетских друзей. По его словам, встречался с ними в этом доме…
…Вернувшись к себе и встретив вопросительный взгляд Эльмара, Пауль отчитался о своем визите:
— А она сразу прониклась сочувствием к больному. Мы перебрали гостей трех поколений. Дом этой семьи был полон друзей. Как говорят, открытый дом. Она не употребляла слова «жених», но дала ясно понять, что по крайней мере три человека до войны были ей особенно близки. Один из них — архитектор Отто Сангел, второй — врач Калью Ояла… А третий — ты ни за что не угадаешь — Ивар Йыги, которого мы с тобой видели в Выру. Тройное сальто.
— А теперь я возьму реванш, — сказал Эльмар. — Удалось очертить круг знакомых Эстер. Между прочим, люди с положением, один референт министра, другой — заместитель начальника управления сельхозкооперации. Тоже Сангел.
— Не намекай на утечку информации через Эстер Тийвел, — запротестовал Пауль. — По-моему, у нее вполне советские взгляды на жизнь. А как связать твои наблюдения с тем, что во время оккупации Эстер Тийвел послала к